Варя лежала в своей кровати, укрывшись сырым ватным одеялом, ей даже нравилось так просыпаться - спокойствие, пусть даже ветхое и гнилое, как и все то, что ее окружает. Днем она попрошайничала, а по ночам мыла в ресторанах посуду и собирала мусор во дворах. Она даже стала задумываться о том, что может претендовать на работу и с большим окладом, да и вообще начать откладывать деньги и снимать другое жилье. Но все эти мысли не претворялись в жизнь, в этом не было никакого смысла. Вот уже пять лет она растила в своем сердце пустоту, появившуюся там с потерей семьи. Пять лет она возвращалась в свое убежище, где ее ждала безвкусная еда, ржавая вода и непрерывное гудение оголенных проводов. Ложась в кровать, девушка долго прислушивалась к шорохам и стонам, доносившимся из-за тонких межкомнатных перегородок. Но однажды утром все закончилось так же быстро, как и началось.

Она вновь открыла глаза, только уже находилась в залитых светом больничных покоях. На спинке стула, стоящего у изголовья ее кровати, висел медицинский халат, и Варя знала, что врач за ним скоро вернется. Девушка с сожалением подумала: «Именно этого я и боялась! Вечерняя тоска все время к утру проходит. И зачастую мне приходится жалеть о том, что я в унынье натворила. Отчего же я не умерла?»

- Она пришла в себя, доктор, - тихо произнесла медицинская сестра, приоткрывшая дверь ее палаты.

Варя не желала открывать глаза, ей была неприятна даже мысль о том, что сейчас с ней могут заговорить. Ее всегда раздражали утренние разговоры. Но любопытство взяло в ней верх, и она приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на врача, вошедшего в палату. Он - брюнет с яркими синими глазами, высокого роста. Ей стало не по себе от того, что все ее мысли о смерти разбились о его искреннею улыбку. Даже в том возрасте, хоть Варя еще оставалась невинной, она знала, что падка на мужчин. В них ей нравилось абсолютно все: развитые плечи и руки, грубый голос, склад ума и внутренняя сила. Она со многими флиртовала и относилась к этому как к хобби, хоть порою и стыдилась этого. Ей было сложно противиться всеобъемлющему влечению, так как она хорошо знала свои достоинства и запоминающиеся черты: узкий подбородок, длинная шея и ноги, большие серые глаза и мягкие локоны каштановых волос. Она притягивала к себе мужские взгляды, и, конечно, врач тоже подметил то, что перед ним лежит нимфетка, воскресшая из мертвых.

- Я не стану расспрашивать тебя о случившемся, - произнес он, заметив, что пациентка за ним наблюдает. - Но позже тебе придется со мной об этом поговорить. Я - твой лечащий врач, Спартанский Вадим Викторович. Ты можешь звать меня Вадиком.

- Вадим, лучше бы ты попросил меня рассказать о случившемся. - Она немного помедлила. - Мне стоит понять, о чем мне говорить с матерью и отрепетировать свою речь. Мои родители уже здесь?

Врач кивнул головой - они прилетели из Австрии, как только узнали о случившемся. Она задумалась о предстоящем разговоре и еще глубже осознала свою вину.

Варе еще предстояло провести длительное время в больнице: швы от порезов нужно было обрабатывать, чтобы предотвратить попадание инфекции, а также Варя чувствовала сильную слабость и днем в основном спала. Ночи проходили в бреду, и ее мама была вынуждена беспрерывно читать ей вслух книги - это был единственный способ помочь Варе заснуть, как только она переставала читать, девушка снова открывала глаза или начинала ерзать на кровати.

Дальше ее бред только прогрессировал, как сказали врачи: он стал проявляться и в дневные часы активности. Варя и сама обратила внимание на то, что ее память стала раздробленной и превратилась в болото, в котором тонули все ее мысли. Происходящие с ней события казались ей сном, далекими и нереальными, будто все чувства, кроме тоски, покинули ее. Существо, звавшее ее за грань, снова заговорило с ней, вело с ней переписку - Вариной же рукой отвечало на заданные ею вопросы. Но случалось это крайне редко, и Варя потеряла все бумажки, на которых вела записи подобных диалогов, или же Сущность сама забрала их, чтобы скрыть их от посторонних глаз. Но Варя чувствовала в этой Сущности учительскую заботу, строгость и доброту. Но со временем Варя забыла даже об этом, ее нутро померкло.

Варе сняли бинты, и она вновь осмотрела свое тело: тонкие шрамы на белоснежной коже. Девушка подошла к зеркалу и увидела в нем свой удивительно стройный и красивый силуэт, но кое-что в отражении насторожило ее - взгляд, он стал другим, и из-за него она не узнавала саму себя. Девушка испугалась того, что в зеркале отражается другой человек, словно, умерев, она породнилась и вобрала в себя неизвестную ей Сущность и тем самым стала с ней единым целым. Радужка ее глаз таинственно светилась, как холодная вода в лучах весеннего солнца.

Врачей насторожила Варина молчаливость, ее отчужденность от мира и отсутствие живого интереса к чему-либо. Коллегия врачей сочла это достаточным основанием для того, чтобы рекомендовать ее родителями перевести девушку в психиатрическую клинику для дальнейшего лечения. И они дали свое согласие. Лечебница располагалась за городом, походила больше на пансионат или дом отдыха. Особый курс лечения для Вари не подбирался, в основном она принимала общие успокоительные препараты и общалась с пожилым врачом-психиатром Александром Михайловичем. Порой он наливал ей рюмку коньяка, когда переставал замечать их разницу в возрасте, и она начинала казаться ему взрослой, по-своему мудрой. Но беседовала Варя с ним без какого-либо желания, все ответы врачу приходилось из нее выуживать. Временами у нее случались приступы говорливости, и она становилась сама не своя: могла рассказать подробности своих видений, снов, которые мучали ее по ночам. Но рассказы ее были сумбурны, непоследовательны и эмоциональны.

Во время одной из таких бесед психиатр стоял у окна, он наблюдал за тем, как его пациенты гуляют во дворе. Врач смотрел на них так, как люди обычно смотря на лес или океан - на пейзаж. Варя сидела в его кресле и рассматривала бумаги, разложенные у него на столе. Он попросил ее рассказать о причинах, по которым она пыталась покончить с собой, и, собравшись силами, она произнесла:

- История, которую я могла бы вам рассказать, банальна, скучна, и новых знаний обо мне вы в ней не сыщете. Поэтому я скажу вам самое основное и не стану вдаваться в подробности. Он никогда не любил меня, а я никогда не любила его. Последнее я поняла совсем недавно, но тогда мне нужен был повод, любой повод для того, чтобы расстаться с жизнью. То, что я в действительности люблю, никогда не станет моим, а я этому всецело принадлежу, это - помутнение.

- И все же! В чем же кроется причина столь глубокой тоски, что вы попытались уйти из жизни?

- Петля Мебиуса. А если быть хоть каплю серьезней, я все равно умру. Лет в двадцать пять меня попросту не станет.

- Что вы имеете в виду? - Александр Михайлович включил диктофон.

- В этом возрасте я уже, должно быть, выйду замуж, нарожаю детей. И, да, материнский инстинкт, как анестезия, смягчит скорбь от утраты своей личности, но из-за него же я начну возмещать себя в своих детях. Это уже будет не моя жизнь, и на мою она будет похожа лишь тем, что я снова буду существовать не для себя и по принуждению обстоятельств и тех, кто будет говорить мне о своей любви ко мне.

Александр Михайлович невольно вздрогнул, когда увидел, как один из его пациентов, резвившийся с мячом, получил качелями по затылку и упал на землю. После врач отошел от окна, посмотрел на Варю: она сидела в его кресле, подобрав под себя ноги, притихла и интереса к общению с ним больше не проявляла.

- Вам следует побыть на свежем воздухе. - Он медлил. - Прогуляйтесь, поговорите с кем-нибудь из пациентов. Вам надо отвлечься от гнетущих вас мыслей, а вы только и делаете, что концентрируетесь на своих негативных ощущениях.

Девушка молча вышла в коридор, прихватив с собою красное яблоко, лежавшее у него на столе. Вокруг нее никого не было, и, когда за ее спиной закрылась дверь кабинета Александра Михайловича, чувство безысходности усугубилось. Она вышла на запасную лестницу, на которой иногда можно было встретить сотрудников клиники, собравшихся перекинуться в карты и выкурить по сигаретке. Варя прошла несколько пролетов и обнаружила то, что искала - открытую пачку сигарет, и забрала из нее три штуки. Встав на пятом этаже у двери, она закурила. Внезапно она почувствовала себя хуже: возникло жжение во лбу, подкосились ноги, во рту пересохло. Девушка потушила сигарету и направилась к выходу, ей хотелось оказаться в общем коридоре, но там было пусто. Это был этаж интенсивной терапии, но, на удивление, пациентов в нем не было, как и медицинского персонала. В одну из палат была приоткрыта дверь, внутри находился Спартанский Вадим.