Любой храмовник назвал бы это одержимостью. И, вероятно, был бы прав.

Шейн вручил ландарскому принцу поднос и велел отправляться к Тинхарту, а сам вышел в гостиную. Там, впритык к старому гобелену, висело круглое зеркало. Повелитель прижался к небу лбом, сощурился и сумел разглядеть, как у крепости Нот-Этэ, подняв угловатую башку к небу, воет серый, словно дым, волкодлак.

Парень вздохнул и снова поплелся наверх, на ходу закатывая рукава. Тонкие, покрытые шрамами запястья зудели вот уже второй день. Избавиться от неприятных ощущений не получалось ни в жаре, ни на холоде. Они были вызваны отголосками магии и явно требовали, чтобы эти самые отголоски пропали к черту. Но Шейн — хоть убей — не понимал, откуда они берутся. И, соответственно, не мог устранить.

Сэтлео с ногами забрался на диван и неподвижно следил за своим спасителем. Золотоволосый граф дремал, свесившись на подлокотник. Шейн безжалостно его растолкал, сунул в руки чашку и сел напротив.

— Итак, Тинхарт, — протянул он, — чего ты хочешь?

— Я хочу познакомить Сэта с Рикартиатом, — невозмутимо ответил тот. — Они оба — изгнанники. Рикартиату трон не нужен, а Сэт вполне способен его занять. Если наш менестрель примет пост советника, то Ландара… что? — раздраженно прервался он, когда Шейн покрутил пальцем у виска.

— Рикартиату Ландара столь же дорога, как рыбная кость в горле, — заявил повелитель. — Он пошлет тебя далеко и надолго — вместе с этим юным принцем. Сколько тебе лет, Сэтлео?

— Тринадцать, — настороженно отозвался мальчик.

Шейн ехидно осклабился:

— Да, это самый подходящий возраст, чтобы стать королем.

Золотоволосый граф нахмурился.

— У тебя есть другие варианты прекращения бунтов?

— Нет, — признал седой. — Я… э-э-э… не мыслю так… масштабно, как ты. Короче говоря, на Ландару мне наплевать. Сейчас меня волнует инквизиция и грядущий переворот. Не успеет начаться Сезон Дождей, а мы уже свергнем отца Еннете и начнем строительство Академий. — Он сообразил, что Тинхарт намерен спорить, и поднял ладонь: — Видишь? Тебя не интересует то, чем заняты мы, а меня не интересует то, чем занят ты. Все справедливо. Тебе нет дела до Братства Отверженных и Ордена Черноты, а мне нет дела до трона королевства, в котором я даже не бывал.

— Ты молод, Шейн, — с тоской произнес Тинхарт. — Молод и безрассуден. Ты считаешь, что открытая битва и вражда принесут больше результатов, чем мирные решения.

— Потому что это правда. Инквизиция не признает магов, а маги не смогут раскрыть свой полный потенциал, пока правит инквизиция. Из замкнутого круга можно выбраться, только сломав какую-то его грань. И я предпочитаю, чтобы этой гранью были они, а не мы.

— Шейн…

— Заткнись, Тинхарт, — отмахнулся парень. — Пускай ты и правильно сказал, пускай я и молод, пускай я и… — он едва не добавил «одержим», но вовремя осекся — друг мог истолковать такие слова превратно. — Пускай. Но я — повелитель северного ветра. А повелители ветров отвечают за равновесие во Вратах. Инквизиция равновесию угрожает. Ты можешь продолжать прятаться, можешь продолжать притворяться, что тебя все устраивает. Но мы — Лефранса, Сима, я и все те, кто назвал себя нашими товарищами, — не сдадимся. Мы одержим победу, мы дадим детям с магическим даром шанс жить в мире, где он будет именно даром, а не проклятием.

Сэтлео странно повел плечами. Тинхарт не менее странно выдохнул.

— Что ж, ты меня убедил, — улыбнулся он. — Сэт, у тебя уже сложилось личное мнение о господине Эль-Тэ Ниалете?

— Нормальный дядька, — вынес вердикт мальчик. — Проще и спокойнее, чем вы описывали. Я ожидал, что он будет орать по любому поводу, а он просто говорит, будто это не имеет для него значения.

— Да, у Шейна с эмоциями туго…

— Подождите, — почти рассердился повелитель. — Что происходит?

— Ну, знаешь, — золотоволосый граф хохотнул. — Я пришел сюда в надежде, что ты сможешь убедить Сэта в необходимости борьбы с инквизицией. Ландаре не нужен бесхребетный король. И, похоже, я достиг своей цели. Теперь можно говорить откровенно.

Но Шейн уже уловил, к чему клонит Тинхарт.

— У мальчишки есть дар?

— Угу, — подтвердил золотоволосый граф. — Темный, стихийный. Некромант из него не выйдет, а вот заклинатель или маг воды — запросто. Но для развития Сэту нужен учитель, и я думаю, что Рикартиат…

— Рикартиат то, Рикартиат сё, — скривился Шейн. — Почему ты сразу не пошел к нему? Обратился бы официально, мол, господин менестрель, я желаю поручить вам обучение вот этого молодого человека. Представителю знати он не посмел бы отказать. Но нет, ты явился сюда и заставляешь меня воображать, что сам Рикартиата просить боишься.

— Ну, ты же помнишь, что было, когда Сима попросила его помочь с заклинаниями, — Тинхарт почесал подбородок.

— Помню, конечно. — Седой закатил глаза. — Он беседовал с ней очень вежливо.

— Вежливо, как же…

Шейн с трудом подавил порыв бросить в друга подносом.

— Ладно, хорошо, — буркнул он. — Я отведу мальчишку к Рикартиату. Но взамен ты купишь мне пять бутылок эетолиты и столько же банок грибов.

— Тебя легко купить, — пошутил золотоволосый граф — и пригнулся, пропуская поднос над головой.

Рикартиат сидел на подоконнике, мрачно уставившись на серую пелену дождя. Из-за него Алатора не принимала краски утра, оставаясь непримечательной. Даже храмы Тринадцати Богов привлекали к себе меньше внимания, чем, к примеру, вчера, а любопытные странники отсиживались по корчмам да тавернам, запивая холодный воздух горячим вином, а может, и чем покрепче.

Менестрель им завидовал, но Илаурэн, а за ней и Альтвиг принялись вопить, что он заболеет еще на полпути. С эльфийскими истериками парень худо-бедно смирился, а вот угрюмая поддержка храмовника стала для него неприятным сюрпризом. Друг выглядел злым и решительным, словно при любой попытке сопротивления готовился удерживать Рикартиата силой.

Так бы ему и пришлось, наверное, проскучать до конца дня, если бы внизу не прозвучал стук. Окно галереи выходило на противоположную входу сторону, поэтому менестрель спрыгнул со своего места, отряхнул штаны и побежал вниз.

— Кто там?

— Я, — отозвался бодрый голос. — Впусти старика, Тиат. Здесь прохладно и сыро, того и гляди — мои кости обратятся в прах…

Беседа через створку двери гостя не смущала. Рикартиат, впрочем, узнал его и бросился открывать.

На пороге, кутаясь в дорожный плащ и опираясь на посох, стоял невысокий старик. Его мягкие белые волосы достигали плеч, а вот борода была совсем короткой — будто ее недавно стригли. Голубые глаза с любопытством выглядывали из-под кустистых бровей, а на носу имелась жуткая бородавка. Весь этот образ дополняла остроконечная шляпа, расшитая голубыми кругами — они были призваны изображать колебания воды.

— Мой дорогой мальчик! — воскликнул старик, заключив Рикартиата в объятия. При таком тесном контакте было видно, что он с менестрелем примерно одного роста. — Как твои дела?

— Нормально, — ошарашенно выдал парень. — А ваши, господин Сулшерат? Все в порядке?

— Более чем, — улыбнулся тот. — События развиваются согласно плану. Отцы Риге и Ольто устранены.

Менестрель на мгновение застыл. Затем поднял брови:

— Устранены? Уже?

— Уже, — радостно кивнул старик. — Я поручил их одной талантливой девочке, и она — можешь себе представить? — управилась за полдня. Принесла мне их головы и кисти, мы думаем провести эксперимент. В конце концов, действительно интересно, что произойдет, если скрестить мозг подобных тварей с мозгом того же дакарага… но это уже детали… важно вот что, — он ткнул Рикартиата пальцем в плечо. — До меня дошли слухи, будто вы с Илаурэн совсем никого не убили.

— Э-э-э… — Мреть героически пытался потянуть время. Но эльфийка, чувствительная к его вылазкам, сохраняла равнодушие к присутствию Сулшерата. Порой Рикартиату казалось, что она его боится — и как опасного некроманта, и как человека. Он не мог ее за это судить — Сулшерат испытывал любовь ко всему мертвому, полуживому или живому относительно мертвого. Если госпожа Виттелена демонстрировала простоту и изящность некромантии, то старик показывал иные, запутанные грани, грани потемнее и покровожаднее. А на разного рода опытах он был просто помешан.