— Никто до сих пор не в курсе, что было с этим городом, — продолжала девушка. — Но из писем Эхэльйо ясно: Кленкар болел не из-за природы, а из-за магии. И мой брат оттянул ее на себя, всю принял и поглотил. Она… необратимо его изменила… превратила в чудовище. И домой Эхэльйо не вернулся. Посчитал, что опозорит семью, что прекрасно справится с одиночеством… и ушел. Но благодаря его письмам, — Илаурэн нежно коснулась свитка, — я узнаю, что у брата все хорошо, что он в порядке и по-прежнему верит в свое предназначение.

— Так у меня, говоришь, отсутствует чувство такта? — захихикал Сулшерат, едва шагнув за створку двери.

— Отсутствует, — твердо повторил менестрель. — Вы могли передать письмо и сразу уйти, а не заводить милые беседы о героизме и страданиях Эхэльйо. Илаурэн его любит.

— Илаурэн его боится, — возразил старик. — Если мальчик надумает вернуться, она не сможет его принять. Представь — жить в одном доме с чудовищем, опасаясь чужих визитов и любопытных ушей…

Рикартиат сдвинул брови так, что они почти сошлись на переносице.

— Но вы ведь с трупами живете, — холодно заметил он. — И впредь я бы вас попросил не перехватывать письма Рэн.

— Ты с ума сошел, Тиат? — неприятно удивился тот. — Я? Перехватывать? Я не вор и не шпик, чтобы заниматься подобным. Эхэльйо прислал письмо для сестры вместе с другим свитком, побольше. Он описал мне свою внешность и задал вопрос, можно ли ее исправить.

— И что вы ответили?

— К сожалению, — Сулшерат развел руками, — я думаю, что нет. Тело мальчика серьезно повреждено. Я бы смог, пожалуй, избавить его от лишних пальцев и от когтей, да и крылья эльфу тоже ни к чему, но… две головы… учитывая, что мозг равно разнесен по обеим, и следы заклятия никуда не исчезли… Тиат, малыш, что с тобой?

— Со мной? — побледневший Рикартиат потер висок. — Со мной ничего. Можно вас дальше не провожать?

Старик осмотрелся. Увлеченный разговором, он дотащил парня до центральной площади столицы.

— Разумеется, можно. Будь добр не хлопнуться в обморок по пути домой. Две головы — это не такой уж и редкий… м-м-м… дефект.

— Спасибо, — рассеянно отозвался менестрель. Попятился, резко развернулся и пошел назад, оставив некроманта в одиночестве.

— Я даже предположить не мог, что ты испугаешься, — виновато, себе под нос пробормотал Сулшерат. — Извини.

Парень его услышал, но проигнорировал. Спрятал руки в карманах, нащупал два округлых куска железа — кастеты, приобретенные в лавке горца, — и усмехнулся. С биденхандером было бы куда спокойнее.

Но уже спустя миг он увидел высокую фигуру — столь примечательную на светлой улице, что за ней инстинктивно следили все, — и забыл об оружии. Фигура двигалась грациозно и неторопливо, а на ее поясе — широком, почти в ладонь, — пересекающем куртку, болтались две кожаные кобуры. Из них торчали рукоятки револьверов. Рикартиата поразила серебряная гравировка, покрытая то ли копотью, то ли горелой плотью.

— Господин! — окликнул он. — Господин!

— Вы мне? — молодой мужчина обернулся, смерил менестреля взглядом невозмутимых светлых, непередаваемого цвета глаз. Его худое лицо обрамляли длинные лиловые волосы. — Доброе утро.

— Доброе утро, — согласился парень. — Вы — господин Элот?

— Да, именно так меня и называют, — кивнул мужчина. Он немного щурился, будто был подслеповат. — Но вообще мое имя — Шэт. Шэтуаль. Я рад с вами познакомиться, господин Рикартиат. Не желаете посетить таверну? За гомоном тамошних посетителей нас никто не услышит.

— Желаю, — поспешно произнес менестрель.

Он обратил внимание на повязки — они выглядывали из-под одежды мужчины, скрывая шею, предплечья, кисти и даже пальцы.

Шэтуаль вошел в таверну под вывеской «Золотые кони» и сел за стол у окна. К нему тут же подскочила разносчица — оробевшая, покрасневшая девушка. Она пообещала, что принесет три бутылки эетолиты, и побежала в кухню — лишь заляпанный жиром фартук мелькнул.

— Цените наше вино? — поинтересовался Мреть, пиная стул так, чтобы сесть как можно дальше от спутника.

— Вы ведь знаете, кто я, верно? — обворожительно улыбнулся Шэтуаль.

— Я был бы благодарен, если бы вы опровергли мои догадки.

— Увы, я не телепат и могу только представить, что происходит под вашим черепом. Но позвольте представиться. Я — граф Шэтуаль, владыка замка Энэтэрье. Инкуб, — он гордо выпрямился. — Теперь ваша очередь.

— Не опровергли… Просто Рикартиат, — пожал плечами парень. — Я — менестрель и чуть-чуть ученый. Сведущ в теории материи.

— О, — демон просиял. — Я так люблю, когда вы ее упоминаете.

— Потому что она произошла от вас?

Шэтуаль подождал, пока разносчица поставит на стол вино и рыбу в сметане, красиво выложенную на круглом блюде. Разлил напиток по кубкам, отдал один собеседнику. Задумчиво покачал свой.

— Не совсем так. Безусловно, я — основатель этой теории. Но само ее существование, ее развитие и ее нынешняя значимость — это целиком и полностью ваша заслуга. Видите ли, я не в лучших отношениях с господином Создателем… и, к сожалению, с его друзьями… и не могу лично наблюдать за прогрессом во Вратах Верности. Вам известно слово «прогресс»? — Рикартиат кивнул, и демон глотнул вина. — Однако Создатель позволил моим детям рождаться и расти здесь. Они стали гораздо сильнее, чем были две тысячи лет назад. Они научились просчитывать разные варианты, их дар приобрел многогранность и сложность… и я в этом не участвовал. Они сами идут вперед. Вы сами идете вперед.

Менестрель тоже хлебнул эетолиты, почти не ощущая вкуса.

В мире, сотворенном на магии, было сложно не замечать Шэтуаля. Демон-прародитель некромантов незримо присутствовал в каждом человеке — или не человеке — с предрасположенностью к смерти. Некроманты — его глаза и уши, его образно выражаясь, ростки и корни. Благодаря им он осознает многое, находится в тысячах — если не миллионах — мест одновременно. И выглядит при этом безмятежно и равнодушно, словно никогда не вникал в тайны обитаемых миров.

— А ваше вино я и правда ценю, — добавил Шэтуаль. — Я много где побывал, порой даже оставался на пару лет, но нигде такого не пробовал. Оно идеально. Прекрасное сочетание вкуса, запаха и цвета. Вы еще не выяснили, кто его изготовляет?

— Нет, — пожал плечами Рикартиат. И сразу же пошел в наступление: — Скажите, что вы делаете в Алаторе?

— О, — демон вновь улыбнулся. — Это долгая история. Однажды мой дальний родственник, Эстель… вы, полагаю, знакомы… пришел ко мне с некой просьбой. Пришел без брата и без Амоильрэ. Проявил личную инициативу — не в первый раз, и она закрепила мое о нем впечатление. Вы со мной поспорите, но Эстель — хороший ребенок. Находчивый и решительный. Он не будет колебаться, даже стоя на краю мира. И он пожелал, чтобы за четыре дня до весны я повстречал вас, побеседовал с вами и выяснил, что же вы из себя представляете. Но по вам трудно судить, господин Рикартиат, — он посмотрел на менестреля с сожалением. — Вы скрываете в себе много тайн, предпочитая душить их и не показывать. Это глупо. Человеческая жизнь коротка. Лучше давать своим чувствам выход, пока есть возможность… и те, кому они не безразличны.

— Мнения у всех разные, — возразил парень. — Я считаю, что большее значение имеют чужие чувства. Я себе нисколько не интересен.

— Зря, — укорил его Шэтуаль. — Вы — очень любопытная личность. Жаль, что мы не можем просидеть тут до вечера. Я бы многим с вами поделился, а вы бы многим поделились со мной.

— Почему не можем? Из таверны нас никто не гонит, — пробормотал Рикартиат.

И в следующий момент все исчезло. Он еще успел ощутить затылком сильный удар, а понять, кто его нанес — не успел.

…менестрель очнулся в густой тени. Откуда-то издалека доносился шелест крыльев и лился свет — нездоровый, мерцающий, зеленоватый. Вверху, на фоне окна, проступали два высоких и стройных силуэта. Тот, что справа — граф Шэтуаль, а тот, что слева — Эстель. Младший инкуб поправил изумрудную прядь, покосился на пленника и удовлетворенно хмыкнул: