— Я знаю господина Улума, — повеселел инфист. — Говорят, он очень силен, но в dreagea shaenae однозначно мне проигрывает. Я украсил его правую скулу синяком.

Альтвиг усмехнулся. О боевом стиле dreagea shaenae он был наслышан, но не горел желанием учиться. Что толку размахивать ногами, когда противники обладают магией? Пока ты будешь демонстрировать потрясающие удары, они наколдуют что-нибудь увлекательное и покажут, почему не стоит использовать примитивный ближний бой.

— Вы тоже будете искать Братство, святой отец?

— Зачем? — удивился инквизитор. И, наткнувшись на растерянный взгляд Киямикиры, пояснил: — Я понимаю, что это — важное дело. И также понимаю, что есть немало других ребят, способных с ним справиться. Отец Еннете поручил мне вернуть Рикартиата в Ландару, и в первую очередь я займусь этим. Пока что еретики меня не интересуют.

— Вот так поговоришь с вами, — хмыкнул инфист, — и не поверишь, что вы — верующий человек. Скорее… просто работаете на верующих.

Альтвиг постучал пальцем по кружке. Киямикира был прав. Он просто работал на верующих, смиряя свои сомнения. А сомнений, между тем, хватало — и по поводу Богов, и по поводу правильности методов. То есть да, опасных еретиков надо сжигать — но только опасных, убедившись в их вине и тяге к чернокнижничеству.

— Вы давно знакомы с Рикартиатом? — спросил он, уходя от ответа.

— Давно, — кивнул инфист.

— И… э-э… кто он, по-вашему, такой?

— Менестрель. — Киямикира улыбнулся. — Расчетливый, циничный, иногда — жестокий. Поразительно верный. Нормальный, словом. Да, у него есть темные стороны, но если вы скажете, что бывают абсолютно чистые люди, я буду долго смеяться вам в лицо.

— Отчего же? Не скажу. — Альтвиг покачал головой. — Люди подвержены постоянному соблазну. Что тревожит Рикартиата?

— Вы.

— Я?

Инфист поправил упавшую на глаза прядь. Его зрачки придерживались круглой формы, но порой расползались по радужкам, образуя круги. Это зрелище, с одной стороны, отталкивало, а с другой — завораживало.

— Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас. Все считают его переводчиком чужих песен. Когда он исполняет собственные, людям становится жутковато.

— Смерть мало кого прельщает, — произнес Альтвиг. — История Рикартиата известна вам полностью?

— Конечно. А вам?

— Нет. Он не стал посвящать меня в детали.

— И вы хотите, чтобы это сделал я? — уточнил Киямикира. — Что ж, запросто. Рик был духом-хранителем Безмирья. Ему не раз доставалось от тамошних низших вампиров, и однажды он понял, что больше не хочет быть мальчиком для битья. Решил сбежать во внешний, живой, мир. Стать человеком. Быть может, он забыл бы об этом и успокоился, но счастливый случай свел его с вами. Вы были драконьей душой. Драконьи души сильны, как черти, и способны не то, что пересечь границу Безмирья, а и разнести его целиком. Вместе вы почти выбрались, но в последний момент взбунтовались другие духи-хранители. Защитив Рикартиата, вы сами были смертельно ранены и погибли у него на руках, у края живого мира. Он вас похоронил. Это все.

— Благодарю, — задумчиво сказал Альтвиг.

— Не за что.

Киямикира подозвал разносчицу, попросил принести еще вина. Девушка подхватила кружки и унеслась, словно вихрь. Посетителей было много. Корчма полнилась гулом голосов. Люди, несколько гномов, одинокая женская фигурка в черном плаще. Внимание инквизитора привлек рыжий голубоглазый парень, увлеченно жующий хлеб. Метка, оставленная колдовством, выглядывала из его сущности любопытной кошкой.

Альтвиг лениво потянулся и собрался забыть о рыжем, когда тот перехватил его взгляд. Парню показалось, что из испещренных трещинами голубых пятен на него взглянула бездна. Он вздрогнул, а еретик улыбнулся, обнажив изящные белые клыки.

Дитя племени наровертов? Здесь, в форте?! Инквизитор повернулся к инфисту, намереваясь спросить, как часто он видит вампиров. Киямикира лишь поднял брови:

— Вообще не вижу. А что?

Альтвиг указал на рыжего… на место, где он совсем недавно сидел. Теперь там остался лишь одинокий стул. И, если присмотреться, веселая россыпь крошек.

Вернувшись домой, инквизитор прошмыгнул в свою комнату и запер дверь. На кровати обнаружилась серая полосатая кошка, но выгонять ее было лень. К тому же животное дремало.

Форт Шатлен укрывался сумерками, словно одеялом. Парень устало смотрел в окно, перебирая в памяти события прошедшего дня. Киямикира проводил его до памятника, показал Фонтанную площадь и полуразрушенный театр. Там собирались люди из низших слоев общества. Кто-то — чтобы отвлечься, а кто-то — чтобы выступить. Альтвиг не понимал, что за смысл кроется в фальшивом подражании чужому сюжету. Хотя, может, людям просто надоела собственная жизнь.

Парень лег и уставился на паутину в углу. Хорошо, что ее никто не смахнул. В спальне, и без того пустоватой, стало бы совсем тоскливо.

Семейство остроухих собралось в кухне. Госпожа Эльтари и господин Кольтэ спорили, не обращая внимания на дочь. Та ехидно посмеивалась, утверждая, что оба правы.

Интересно, чем занят Рикартиат? Вниз он не спускался, завтрак, обед и ужин пропустил. Альтвиг прислушался, но сквозь тишину верхнего яруса не пробивалось ни единого звука. Спит? Илаурэн говорила, будто зимой менестрель слабеет и предпочитает отдыхать. Были случаи, когда он несколько недель проводил во сне.

«Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас», — сказал Киямикира. Как узнать, прав ли он? Долго ли Альтвиг и Рикартиат были знакомы? Что из себя представляли дух-хранитель и драконья душа? Так много вопросов… и так мало ответов. Неужели смерть — и последовавшее за ней возрождение — так прочно отшибают память? Можно ли ее вернуть? Сейчас инквизитор согласился бы отдать что угодно, лишь бы вспомнить, что происходило за границей живой земли.

«А вдруг тебя обманывают?» — прогремел в голове голос отца Еннете. Парень скривился. Этот фрагмент прошлого и сделанный вывод — безоговорочное доверие вредит в первую очередь тебе, — не подходили под ситуацию с Мретью. Детали одной картины легко складывались. Да и менестрель не просил Альтвига поверить. Ему было все равно. Он знал, что не ошибается.

Рикартиат оказался легок на помине. Задумавшись, инквизитор прекратил вслушиваться в тишину, и осторожный стук застал его врасплох.

Парень помотал головой. Остатки мыслей не вытряслись.

— Альтвиг, ты там? — полюбопытствовал Мреть. — Можешь мне помочь?

— Могу, — растерялся тот. — А что случилось?

Он впустил менестреля в комнату. Рикартиат огляделся, улыбнулся трупикам мух и уселся на край кровати. В руках он держал книгу и желтый исписанный листок.

— Ты слышал песню про небесные корабли?

— Угу, — подтвердил Альтвиг, вспомнив Витоль.

— Я нашел ее продолжение, — гордо сообщил Мреть. И смущенно почесал затылок: — Но перевести не могу. Плохо понимаю староприбрежный.

— А-а-а, — с умным видом протянул инквизитор. Язык Морского Королевства он изучал — больше зрительно, чем на слух, но все же. — Хорошо. Давай попробуем.

Рикартиат просиял. Альтвиг сел рядом с ним, принял книгу и уставился на четыре корявых строфы. Тот, кто их вывел, пользовался дешевыми чернилами мутно-синего цвета. Да и вообще не особо старался — страница пестрела кляксами, разводами и прилипшими кусочками листьев. Порой диву даешься, какими неаккуратными бывают люди.

— Вот здесь — «ты далеко, но я ощущаю тебя на расстоянии вытянутой руки», — перевел инквизитор. — Дальше — «мы закрываем глаза и видим небесный свод».

— А где тут «словно»? — не понял менестрель.

Альтвиг подчеркнул нужное слово пальцем:

— «Haallen».

— Ага. Минуту.

Рикартиат торопливо записал первые строки.

— Дальше.

— «У меня под ногами — речное дно, у тебя — морское», — пробормотал инквизитор. — А это я не могу разобрать. Смотри, тут — «etta nae». Ожидание… нет, скорее ожидать. А тут «okrae keralle». Спать… или находиться во сне?