— Удобно, — фыркнул менестрель. — И подождал, и отдохнул. Я всегда так поступаю.
Альтвиг рассеянно улыбнулся, продолжая изучать текст.
— Лучше не будет.
— Неважно, суть я уловил. Хотя потом тоже какой-то бред, — нахмурился Рик. — «Tante» — это, если не ошибаюсь, мозг. «Loaka» — больной, а «shietara»…
— Чужой, — продолжил инквизитор. — Забавно выходит. Чужой больной мозг? А вот еще «hasal», оковы.
Перо Мрети заскребло о лист. Зеленые глаза сощурились.
— Значит, приукрасим. Это не сложно. Берем первые две фразы, складываем… ну, например, так: «Наша связь — на уровне вытянутой руки, стоит только закрыть глаза и представить небо. Под моими ногами — песчаное дно реки, под твоими ногами бушует морская пена».
— Сразу видно — перевод вольный, — улыбнулся Альтвиг.
Менестрель рассмеялся:
— Нормально все. Главное, чтоб на музыку лег.
— А ты ее еще не написал?
— Зачем? — изумился парень. — А, в смысле новую? И в мыслях не было. Я хочу подогнать строки под прежнюю, из «Небесных кораблей». Создать единое целое из первой и второй песен.
Инквизитор приподнял брови.
— Ой, да ладно тебе, — отмахнулся Рикартиат и вернулся к староприбрежному варианту. — Хм… если честно, эта строфа мне не нравится. И так понятно, что кто-то где-то кого-то ждет. На кой черт усложнять? Пропустим ее. Возьмем следующую…
Альтвиг озадаченно моргнул. До сих пор он считал песнопевцев безгрешными. Живут, приносят в мир музыку, собирают со слушателей монеты… но о том, что до принесения они эту музыку коверкают на свой лад, парень даже не догадывался.
Мреть тем временем продолжал:
— «Hatalie na el» — «Я не помню». Потом «тебя», «она», «отобрать»… О, есть еще «зачем». Получается: «я не помню, зачем она тебя отобрала». А здесь… э-э… не подскажешь, что это за слово?
Инквизитор вздохнул.
— «Grarte» — мстить, «klarrene» — плакать.
— Ага, спасибо. Черт… — Рикартиат потер переносицу. — Сейчас я… а-а-апчхи!
— Будь здоров.
— Пчхи!
— Будь.
— Пчха-а!
— Здоров, — закончил Альтвиг.
— Еще раз спасибо, — прогудел менестрель. И пожаловался: — Если я заболею, Илаурэн меня убьет. Я должен был родиться медведем и впадать в спячку зимой. Ты не подумай, я люблю холод, снег и ледяные наросты. Но здоровье у меня хлипкое.
Он снова чихнул, едва не уронив книгу. Инквизитор подхватил ее на лету, устроил у себя на коленях.
— Сиди уж, хлипкий.
Рикартиат вымученно улыбнулся.
— Вот эта строка — «я не помню, зачем она тебя отобрала», а эта — «я не помню, почему она мстит и почему не плачет». Дальше… эй, ты чего?
— Оттуда ни черта не видно, — ответил менестрель, посмевший использовать плечо Альтвига, как точку опоры. — Жалко тебе? Я не тяжелый.
— Толкнешь меня — удавлю, — пригрозил тот.
— Хорошо. Продолжай.
Инквизитор представил, будто Мрети нет рядом, и невозмутимо перевел следующий фрагмент. И следующий. И следующий. А когда от песни ничего не осталось, он принялся рассуждать, как лучше соотнести получившиеся фразы с изначальными. Отыскал несколько рифм, с восторгом предложил их Рикартиату… и обнаружил, что тот спит. Картина забавная: менестрель согрелся благодаря Альтвигу, и им тут же воспользовалась серая полосатая кошка, забравшись на руки и счастливо урча.
— Действительно удавить тебя, что ли, — пробормотал инквизитор. — Ты нагл, как сам Сатана.
Но исполнять задуманное он, конечно, не стал. Осторожно отобрал у спящего менестреля перо и пергамент, заметил, что набросок начала заплыл чернилами. По кусочку вспомнил его, переписал, присовокупив последние строфы — в том виде, в каком сложил их самостоятельно:
«Я не помню, зачем отобрала тебя она,
я не помню, за что она мстит и о ком не плачет;
но зато понимаю, что жизнь и душа одна
у меня — Невезения, и у нее — Удачи.
Я прошу тебя — еще капельку подожди,
не окидывай море печально-прощальным взглядом.
Будет день, когда край этой дикой, пустой земли
разобьется на части — и явит тебе корабль».
К утру Рикартиат совсем скис. Чихание сменилось кашлем и насморком, веки покраснели и не позволяли полностью открыть глаза. Парень бродил по дому, словно призрак, и терпел упреки Илаурэн.
— Догулялся, да? Теперь, небось, жалеешь? Ага! Больше ходи посреди ночи, в мороз, по форту!
— Да ну тебя, — обиделся менестрель. — Сама постоянно ходишь, а мне нельзя?
— Нельзя! — подтвердила девушка. — Верно я говорю, Альтвиг?
Инквизитор промолчал. Обращаться к нему по имени эльфийка начала без предупреждения. Из ее уст он предпочел бы слышать «святой отец». Узрев бледного Рикартиата, которого, кажется, могло сбить с ног даже легчайшее дуновение ветра, Илаурэн так обозлилась, что попадаться ей побаивался даже господин Кольтэ. После обеда он ушел, прихватив жену, и оставил младшее поколение разбираться между собой. Мрети надоело поддакивать возмущенным речам, и он заперся в комнате. Зарылся под три одеяла, провалился в тревожный сон. Даже со второго яруса Альтвиг различал его сбивчивое дыхание.
— Как насчет лекаря? — тихо спросил он.
Илаурэн вспыхнула:
— Еще чего! Господин Эстель наверняка помнит, как Рик огрел его чайником за недостаточную вежливость.
— Это какую?
— Господин Эстель… э-э… назвал Рика несуразным. Он имел в виду телосложение, но наш песнопевец очень рассердился и… в общем, поспешил доказать, что вопреки внешней хрупкости может здорово долбануть.
Альтвиг фыркнул. Да уж! Стоит вспомнить, как Мреть стиснул долгожданного друга в объятиях, и все сразу встает на свои места. Лекарю, даже если он был здоровяком вроде господина Арно, не позавидуешь.
— А где можно его найти? — ощупав повязку на лице, уточнил парень.
— В цитадели, — пояснила Илаурэн. — Он живет в одной из казарм, вместе с воинами гарнизона. Помогает им, иногда на страже стоит. Вы его сразу узнаете, когда увидите — по зеленым волосам. Главное, не перепутайте с братом — они близнецы.
— Есть отличия?
Эльфийка задумалась.
— Пожалуй, да. Голос господина Эстеля — чистый, а голос господина Эстеларго — с хрипотцой.
Инквизитор представил, как попросит нужного человека заговорить: «Извините, а не могли бы вы пожелать мне доброго дня? Без этого мне ни за что не понять, кто вы: лекарь или не лекарь».
— Тогда я пойду, познакомлюсь, — сообщил он — Заодно договорюсь насчет Мрети.
— Не получится, — убежденно сказала девушка.
Альтвиг пожал плечами и отправился одеваться.
Погода не изменилась. Все такой же мороз, все такой же пронизывающий ветер. Разве что с небес, затянутых серыми тучами, срывались крупные хлопья снега. Инквизитор поправил шарф и мысленно поблагодарил господина Арно. Немногие люди умеют делать подарки вовремя.
Форт почти полностью обезлюдел. Работали лишь редкие лавки, да и в тех парень не видел торговцев. У трактира тряслась чья-то лошадь, заставив Альтвига вспомнить о Туче. Кобылу пришлось оставить на попечение отца Еннете — магические переходы не рассчитаны на животных. Конечно, лучше так, чем если бы верную Тучу разорвало, но инквизитор по ней скучал.
В цитадель его впустили без вопросов. Знакомые стражники обменялись красноречивыми взглядами. Парень спросил у них дорогу, и ребята, не сговариваясь, указали на третью северную казарму.
Господин Эстель сидел на лежаке, обняв свои колени и уткнувшись в них подбородком. Изумрудные волосы привлекали внимание, но, в отличие от большинства случаев, не являлись самой яркой чертой. Глаза лекаря были столь чистого василькового цвета, будто это и не глаза вовсе, а лепестки цветов. Тонкие, аккуратные черты лица заставляли задуматься о благородном происхождении. Точно такое же впечатление производила одежда — не крикливая, не сложная, но сделанная из дорогих тканей и кожи.