Шейн принялся мерить шагами кухню.

— Но теперь у нас, считай, есть на руках руководство, — пробормотал он, — каких шагов следует избегать. А если станет совсем плохо, можно пойти наперекор всем истинам книги.

— Ага. — Альтвиг снова деловито ее листал. — Тут сказано, что я так и не решился попросить Рикартиата научить меня играть на гитаре.

— Я не думаю, что это важный ход, — растерялся повелитель.

— А я думаю иначе.

Парень поднялся, скупо поблагодарил и отправился к менестрелю.

Рикартиату, с оглядкой на его привычки и вкусы, отдали самую маленькую комнату особняка. Изначально Илаурэн хотела разместить его в огромной, словно храм, спальне, но Мреть уперся и начал вопить, будто ненавидит простор и желает быть замкнутым в четырех стенах. Эльфийка рассердилась и предоставила ему кладовку. Рикартиата это вполне устроило, и он перетащил туда три одеяла, подушку и, конечно, свои музыкальные инструменты.

Перед тем, как войти, храмовник постучал. Тихая песня тут же смолкла, и голос менестреля изрек:

— Открыто.

— Спасибо, — мрачно улыбнулся Альтвиг.

В кладовке висел навязчивый запах рассола. Мреть сидел на краешке одеяла, прижимая к себе цитру. В ногах у него стояла банка огурцов. Один овощ парень как раз ел, используя вместо вилки нож.

— Угощайся, — любезно предложил он.

— Ты очень добр, — отметил храмовник, вылавливая огурец по-простому, пальцами. — Позволь злоупотребить этим твоим качеством.

— Злоупотреби, — заинтригованно разрешил Рикартиат.

— Скажи, с моими… э-э… ладонями реально стать музыкантом?

Менестрель впервые посмотрел на руки друга открыто. До этого он лишь однажды покосился, ничего не выдал и будто забыл.

— Ну, правая особых проблем не доставит, — вынес вердикт он. — А вот с левой придется попотеть. Без мизинца тебе будет трудно.

— Но возможность есть? — настаивал Альтвиг.

— Да. Вот, возьми, — Мреть подхватил из угла гитару. — Ты ведь ее хотел, верно?

— Верно. А как держать-то?

— Левой рукой за гриф — большой палец позади, а безымянный, средний и указательный на ладах… ну, на струнах, — пояснил он. — А правая вот здесь. Потом…

Спустя полчаса он увлекся и начал объяснять все несколько путанно. Альтвиг переспрашивал и ответственно исполнял все, чего требовал менестрель. Без мизинца действительно было нелегко.

— Надо что-то придумать, — задумчиво сказал Рикартиат. — Может, заказать у какого-нибудь кузнеца железный? Помню, Дарштеду отрубили предплечье, так он пошел и купил себе медное… теперь носит на ремешках и не снимает даже во сне… а если обратиться к горцам, они сделают подвижное, чтобы реагировало на твои желания… хочешь?

— Можно попробовать, — согласился храмовник, вспомнив, что подобного не было в сюжете. — Но разве горцы есть в Алаторе?

— Полагаю, есть, — пожал плечами Мреть. — В конце концов, это ведь столица. Много благородных, а благородные предпочитают хорошее оружие красивому. То есть я не возражаю против эльфийской стали, — торопливо добавил он, — но с горской она ни в какое сравнение не идет. Горская словно… разумна. Кстати говоря, я недавно слышал, что жители гор изобрели големов. Если выяснится, что это правда, то меня она не поразит. От них можно чего угодно ожидать, они к любому делу подходят с такой основательностью, что…

— Я понял, что они тебе нравятся, — рассмеялся Альтвиг. И задал вопрос, интересующий не только его самого, но и всю инквизицию: — Это ведь горцы куют агшелы?

Рикартиат почесал затылок. Храмовник сообразил, что он колеблется, и буркнул:

— Я нем, как могила, ты же знаешь.

— Плохое сравнение, — тихо возмутился менестрель. — Давай лучше ты будешь нем, как рыба. В случае чего я хотя бы смогу тебя расколдовать.

— Ладно, — хмыкнул Альтвиг. — И все-таки, кто?..

— Его зовут Ноок, — перебил Мреть. — Господин Ноок. Он… э-э… когда-то был человеком, но теперь… э-э… в общем, я не в курсе, с кем он в родстве. Он немного похож на… то есть… ой, — сам на себя разозлился Рикартиат. — Господин Ноок, все. Он точно не горец, потому что все горцы смуглые, а этот кузнец бледен, как мел. Он весьма и весьма талантлив, и его секреты столь сложны и многогранны, что до сих пор те, кому удалось узнать тайну изготовления агшелов, не смогли нормально ею воспользоваться.

— Ясно, — слегка разочарованно произнес храмовник. И, чтобы отвлечься от новых знаний — отнюдь не таких загадочных, как он себе представлял, полюбопытствовал: — А где твой магический кинжал?

— Нож, — поправил менестрель. — Агшел — это нож.

Он сунул ладонь за воротник и вытащил длинный, узкий и очень тонкий черный клинок. Рукоять была обмотана синей лентой для волос.

— Ее носил Райстли, — сообщил Рикартиат.

— И она напоминает тебе о нем?

— Она напоминает мне, что чем быстрее мы избавимся от инквизиции, тем свободнее в этом мире станет дышать.

Он протянул агшел Альтвигу. Тот осторожно взял.

Нож был легким, почти невесомым. Казалось, будто он сломается от любого неосторожного прикосновения.

— Неоднозначная вещь, — тихо сказал храмовник.

— Агшел соответствует магу, которому принадлежит, — улыбнулся менестрель. — Значит, я тоже неоднозначный. А еще мы оба хиленькие, заметил? Что я, что мое оружие. Нооку, наверное, было весело его ковать.

— Скорее сложно, — усомнился Альтвиг. — Поди сотвори из тоненькой железочки нечто стоящее. А баланс хороший, — добавил он. — Помню, отец Еннете говорил, будто агшел служит только тому, для кого сделан. Мы даже находили еретиков, используя их ножи. Было довольно мерзко. За проявление верности — человека клинку и клинка человеку, — мы безжалостно убивали. Я рад, что сейчас не должен больше так поступать. Что больше не нужно идти вразрез со своими желаниями. Что никакой дутый авторитет, — он сжал кулаки, — не посмеет мне приказывать. И еще я благодарен, что вы вернули мне дар.

Рикартиат тоже посерьезнел.

— А я благодарен, — криво усмехнулся он, — что Улум не погасил его полностью. Всего лишь притушил, как слишком яркое пламя. Уничтожь он твою магию — уничтожил бы и тебя.

— Куда там, у него просто нет способностей, — криво усмехнулся Альтвиг. — Чтобы полностью погасить дар, надо обладать особым умением. Не все инквизиторы чувствуют чужие «огоньки».

Настоящего мрака в Алаторе не было.

Пока на землю опускались сумерки, отряды фонарщиков зажигали повсюду зеленые фонари. Все улицы патрулировались, гордая и неподкупная — по идее — стража вооружалась тяжелыми алебардами. Каждый прохожий становился целью преисполненных сомнения взглядов.

Горожане к этому давно привыкли, а вот Киямикире было неуютно. Чаще всего он возвращался на постоялый двор поздно, спустя пять-шесть часов после наступления темноты. Патрули считали это страшным преступлением и охотно отправили бы парня в темницу, если бы не приказ: гостей столицы не трогать. Именно этих семерых гостей, на остальных начальство плевать хотело.

Никому, кроме тройки особо доверенных лиц — господина Инага, господина Клио и господина Ельви, — не было известно, что приказ исходил непосредственно от короля. Впрочем, данная деталь вряд ли смягчила бы неудовольствие Киямикиры.

Еще больше инфисту не понравился поздний посетитель. Виктор, один из трех лидеров Братства Отверженных, нагло разлегся на его кровати. Кажется, мага нисколько не смущало пребывание в чужой комнате.

— Хорошая ночь, правда? — радостно уточнил он.

Киямикира озверел за долю мгновения.

— Выметайся! — заорал он, сдернув с Виктора одеяло.

— Ну-у, — загрустил тот. — Откуда в тебе столько ярости?

— А самоуверенности — в тебе?! Я в ваше чертово Братство не вхожу, мне без разницы, что там у вас и как! Зачем ты приперся?!

— Кхм, — кашлянул демонолог. — Вообще-то я хотел выяснить, не изменилось ли поведение господина Нэльтеклета за последние… ну, предположим, две недели.

— А чего это оно должно измениться? — с подозрением уточнил инфист. — Что вы ему наговорили?