— Ничего плохого. Просто предупредил. Но, видишь ли, он очень бурно отреагировал, — пожаловался Виктор. — Прямо как ты минуту назад. И я подумал, что с моей стороны навязывать ему свое общество будет глупо.

— Ого, вы даже думать умеете? — Киямикира изогнул бровь. — Я об этом не догадывался.

— Если бы ты, Кира, догадывался хотя бы о половине моих способностей, ты бы вел себя куда сдержаннее.

— Ну разумеется! Я же не маг, да? Я должен вас бояться и уважать, причем уважать из страха — словно инквизицию. Чем вы лучше нее, с такими-то речами?

— Ну, во-первых, я все еще не тащу тебя на костер, — расхохотался демонолог. — Во-вторых, ты все еще стоишь на ногах. В третьих, все еще дышишь. Потому что, по большому счету, мне глубоко безразлично твое мнение. Спасибо за ответ на вопрос. Удачи тебе.

И он направился к выходу. Киямикира не дрогнул и с силой захлопнул дверь, а затем хлопнулся на кровать и злобно уставился в потолок.

Что понадобилось Виктору, одному из самых талантливых магов современности, здесь, в Алаторе? Что за выгоду он ищет в храмовнике-инквизиторе? Да, в Альтвиге есть много хорошего, и он единственный, кто ни разу не обвинял инфиста в трусости — по крайней мере, в лицо, — но ведь и плохого в нем не меньше! Кто сосчитает всех погибших по его милости людей? Кто забудет о тальтарском сожжении — огромной потере для мира колдовства, для людей с даром — и для тех, кто был близок им.

Киямикира мысленно решил, что завтра обязательно побеседует и с Альтвигом, и с Рикартиатом. Перевернулся на бок, накрылся одеялом — и тут же с отвращением вскочил.

Виктор оставил на постели запах гниющей плоти.

Менестрель разбудил друга довольно рано — над столицей едва успел зависнуть болезненно-зеленый рассвет. Крыши домов казались черными, окна тонули в отблесках, а собаки пугливо прятались по будкам.

— Мне все лень, — простонал Альтвиг.

— Вставай, — не сдавался Рикартиат. — Ты же хочешь попасть к горцу сегодня? Иначе придется терпеть месяц, а то и дольше.

Храмовник отмахнулся, но затем на него снизошло озарение — месяца в запасе нет. Весна уже близко.

Несмотря на осознание возможности изменить сюжет, он боялся, что менестреля спасти не выйдет.

— Хорошо, встаю.

— Отлично, — обрадовался тот. — Я жду тебя в кухне.

По коридору пробежала цепочка мягких шагов. Альтвиг с трудом поднялся — проспал он всего час — и принялся одеваться.

Лег он рано, но тяжелые мысли не давали уснуть. Храмовника беспокоил демонический сюжет — столь детальное, просчитанное и аккуратное творение, что кажется, будто спорить с ним бессмысленно. Отчаяние и тоска вынудили его прикинуть, не поддаться ли Амоильрэ и пустить все на самотек? Но потом, к счастью, в груди ёкнуло, и парень ощутил стыд. Позволить другу умереть — и не ему одному, если верить посылке Шейна, — было выше его сил. И он убедил себя, что надо бороться, надо сопротивляться, использовать любые резервы.

В кухне Альтвига ждал не только Рикартиат, но и бутерброды со свиной колбасой и чесночным соусом. Менестрель поглядывал на них гордо — значит, готовил сам. Получилось вкусно, пропавший вчера аппетит устыдился и вернулся.

Пока храмовник ел, Мреть что-то быстро писал на клочке пергамента. Перо едва ощутимо шкрябало, по столу то и дело расползались черные капли. Скосив глаза, парень умудрился прочесть следующее:

Ниже проступала череда непонятных завитков. Храмовник сощурился и сообразил, что одно слово накладывается на другое, и Рикартиат просто рассматривает по три-четыре варианта следующих строк. Зато у края листка было четко выписано:

— Это новая песня? — поинтересовался Альтвиг.

— Пока нет, — виновато возразил Мреть. — Но забыть об этой дряни не получается. Она мне не нравится, а все равно лезет, — пожаловался он. — Иногда я понимаю, как чувствует себя Шейн. Бывает, иду по коридору, а потом бац, и озаряет… и это не похоже на мои собственные идеи, я — любитель разнообразия. Такое чувство, что кто-то сидит у меня на шее и постоянно шепчет про одиночество, про боль и тоску, про войны и смерть, и хоть ты плачь — его не прогонишь.

Он вздохнул и протянул храмовнику еще один клочок пергамента.

Альтвиг удивился, но не мог не воспользоваться случаем. Аккуратно расправил тонкий листок.

— А что, — начал парень, — неплохо вышло. Если бы ты такое спел отцу Еннете, он бы скончался на месте от переизбытка еретических размышлений.

— Ха-ха, — безо всякого веселья протянул менестрель. — Поверь, я тоже к этому близок. Ты позавтракал? Иди за пальто, запас терпения у господина Шие сильно ограничен.

— Шие? — уточнил Альтвиг, вставая.

— Так его зовут. На меня напала бессонница, и я еще до рассвета обошел город. Говорил патрульным, что ищу хороших кузнецов, и выяснил, что в Алаторе все-таки есть горцы. Мне сказали, что господин Шие нелюдим, но старателен и все делает быстро. Я примерно объяснил ему, каковы из себя твои ладони, а он пообещал, что управится с работой за час. Якобы у него есть готовые образцы, он их подправит и…

— Ясно.

Храмовник сходил за пальто, накинул его и попробовал расчесаться. Результатов это не дало — волосы как стояли дыбом, так и продолжили стоять.

За порогом было не столь уж холодно, многие люди поснимали шапки. Снег окончательно растаял, обнажилась черная сырая земля. Местами из нее торчали охапки размокшей и серой, словно пепел, травы.

Небо, недавно зеленое и пустое, выкатило на горизонт пылающий шар солнца. Вокруг него собрались пушистые облака.

— Мне все ле-е-ень, — зевнул Альтвиг.

— Мне тоже, — поддержал его Рикартиат. — Я уже жалею, что не лег спать.

Кузнечная лавка горца расположилась недалеко от замка. Судя по всему, ее хозяин был знаменит, потому что внутри толклось человек десять, не меньше. Храмовник приготовился долго стоять в очереди и, чтобы отвлечься от легкого волнения, — каково оно, ходить с двумя кусками железа вместо пальцев? — принялся рассматривать товар.

На незатейливых деревянных полочках, вбитых в стены, и в стойках, расставленных по углам, красовалось оружие. Тут были и ножи, и кинжалы, и наконечники копий, и мечи — одноручные, полуторные, двуручные. Тут были и алебарды, и секиры, и бердыши, и узкие метательные звезды, и голые лезвия, и редкие кастеты, а еще, что особенно понравилось Альтвигу — настоящие горские дротики. Их острие напоминало иголку, но было длиннее и изнутри прорезалось каналом, сквозь который при попадании в цель впрыскивался яд. Навершие дротиков представляло собой сосуд, а использовать их предлагалось на свое усмотрение: хочешь, бросай, а хочешь, выбивай резким выдохом из специальной деревянной трубочки.