Ближе к полудню на дороге возникло черное пятно. Присмотревшись, инквизитор различил вороную кобылу и всадника в черном плаще. Отороченный мехом капюшон был накинут на голову.

Неизвестный направлялся либо в столицу, либо в Бартар — город знати. Он проехал мимо четырех развилок, уводящих к деревням, и последнюю тропу к Нижнелунью тоже презрел. Его лошадь шла неторопливо, с чувством собственного достоинства. Альтвиг заподозрил, что делит тракт с дворянином, и почувствовал себя неуютно.

Ближе к полудню он догнал странного путника. Догнал — и здорово испугался. Из-под капюшона выглядывало бледное, как смерть, лицо в обрамлении безупречно-белых волос. Яркие бирюзовые глаза смерили парня равнодушным взглядом и вернулись к созерцанию рощи. Тот ощутил себя мелким и незначительным, подверженным опасности и жалким. Натянул поводья, пропуская незнакомца вперед, и до позднего вечера держался далеко позади.

Когда начало темнеть, беловолосый тип привстал в стременах и внимательно огляделся. На мгновение Альтвиг подумал, будто он свернет в молодой лес, но эта надежда не оправдалась. Всадник снова сел, ударил кобылу в бок пяткой сапога, и та помчалась вперед, как ошпаренная. Исчезнув из виду, попутчик никуда не делся из мыслей инквизитора. Угроза, исходящая от него, была столь явной, что хотелось развернуться и по примеру травницы поехать в Тэ-Нор. Отдохнуть, выспаться, успокоиться… А Рикартиат подождет. Ничего страшного с ним не случится.

Чтобы перебороть это желание, Альтвиг приложил немало усилий. К счастью, скоро вдалеке показались домики. Среди них выделялся постоялый двор — красная вывеска, большие окна, конюшня. Там, хромая, таскал овес в корыто мальчишка-слуга. И боязливо косился на вороную лошадь, застывшую в стойле справа.

— Добрый вечер, — поздоровался инквизитор.

— Оставляйте животинку, дядя, — махнул рукой ребенок. — Я разберусь.

— Спасибо. — Парень бросил ему монетку. — А… э-э-э… хозяин вот этой кобылы…

— В зале сидит. Ваш знакомый?

— Нет, — открестился Альтвиг. — Просто на тракте виделись.

На порог постоялого двора он поднимался со страхом. Необъяснимым, но сожравшим все остальные чувства. И первым делом убедился, что беловолосый попутчик спокойно сидит в углу. Запрокинув голову так, чтобы затылок касался бревен, он дремал. Из-под криво обрезанных прядей выглядывали острые уши, длинные и торчащие в стороны. Заметив их, инквизитор вздрогнул.

Не может быть! Эльф из Малахитовых Лесов, имея возможность нырнуть в портал-переход, путешествует верхом? Да бред же! Собачий бред! Остроухие слишком гордятся своей изящностью. Они не стали бы подвергать ее испытанию холодом, голодом и пустотой, где некому уставиться на прекрасного, мудрого, высокородного тра-ля-ля-эля.

Беловолосый, видно, уловил эти мысли, потому что проснулся. Хмуро посмотрел на Альтвига, покрутил пальцем — тонким, длинным, ухоженным, — у виска, и пренебрежительно уточнил:

— Ты блаженный?

— Э-э-э… нет, — с опозданием возмутился тот.

— Тогда чего тебе надо? Эльфов, что ли, не видел?

— За пределами Малахитовых Лесов — нет.

— Малахитовых Лесов? — незнакомец нахмурился. — А-а-а… ты о том местечке. Я не оттуда.

— Прощу прощения?

— Мало того, что глупый, так еще и глухой, — расстроился путник. — Иди к черту. Я занят.

С этими словами он вновь запрокинул голову, сомкнул веки и сделал вид, что уснул. Альтвиг передернул плечами и отошел, устроившись за самым дальним столом. К нему тут же подскочил хозяин постоялого двора — жилистый, серьезный мужчина лет сорока. Он объяснил, как добраться до свободной комнаты, пообещал принести ужин и потребовал оплату вперед. Инквизитор отсчитал восемь медных монет, расставшись с ними без малейшего сожаления.

Когда он уже доедал картошку, беловолосый тип поднялся и шагнул к лестнице. Похоже, он ненавидел чужое внимание и ощущал его с той же легкостью, что и заставлял людей бояться. Настороженный взгляд Альтвига стал причиной резкого разворота и окрика:

— Хватит пялиться, человек!

Омерзения в его голосе было на целую бочку. Он стиснул кулаки и продолжил:

— Если бы не Ретар, я убил бы тебя еще в дороге! С удовольствием! Поэтому будь добр — прояви уважение и перестань меня раздражать! Смотри на потолок, на пол, на стойку, а меня не трогай!

Альтвиг хотел сказать, что эльф разводит ссору на пустом месте, но выдавил из себя лишь:

— Извините.

— Извините! — повторил остроухий. — Да чтоб тебя собаки сожрали!

И, накинув капюшон, удалился.

Инквизитор удивленно моргнул. Он начинал думать, что изначальные попутчики — вроде травницы, — были не так уж плохи. А этот… господи, не терпеть же его до самой столицы! Надо встать пораньше и уехать поскорее. Пусть эльф наслаждается одиночеством. Возможно, с ним у него не будет разногласий.

Парень представил, как беловолосый ругается с пустотой. В любом другом случае он бы улыбнулся, но сейчас не смог. Что-то было в остроухом… что-то жуткое, отчего казалось, будто он и до Богов доползет, если они отдавят ему больную мозоль.

— Подозрительный юнец, правда? — спросил хозяин, принесший инквизитору молока.

— Юнец? — не понял тот.

— Ну, постоялец, с которым вы говорили. Он тоже сегодня приехал. Всем недоволен, всех гоняет, а ведет себя хуже моей тещи.

Альтвиг мрачно хохотнул. Неужели мужчина не видел глаз остроухого? Да, лицо у него юное. Но в бирюзовых, мерцающих радужках таится если не вечность, то пара тысячелетий точно. Пожалуй, будь парень на его месте, он бы тоже успел всех возненавидеть.

Поужинав, инквизитор поднялся в комнату. Забрался под одеяло, зевнул и застыл, пораженный воспоминанием.

Книга. Книга о сказаниях наровертов, где написано: «Среди жителей Хеанты бытует мнение, будто родовое имя им отдал Создатель. Нароверты с большим почтением называют его имя — Ретар, что в переводе со староприбрежного (Retthair) означает «Третий». И фраза, произнесенная остроухим: «Если бы не Ретар, я убил бы тебя еще в дороге!» Неужели он?.. Но как? Может, это имя — не такое уж и редкое? Мало ли, раз Создатель поделился родовым именем, то и обычным вполне мог. Даже несмотря на внушительный возраст эльфа, нет стоящих причин полагать, будто он знаком с кем-то настолько сильным.

Наутро Альтвиг забыл о подозрениях, но проснулся раньше попутчика. Торопливо поел, вскочил в седло и двинулся к Алаторе.

Ночью мороз отступил, и солнце планомерно убивало снег, заменяя его грязью и лужами. Парень расстегнул воротник, избавился от шарфа и принялся считать птиц. Ворон, чья большая стая летела с севера на восток. Хриплое карканье и шелест тысячи крыльев заполнили тишину. За ними инквизитор не сразу уловил топот копыт, сонные ругательства и фырканье вороной кобылы. А уловив и обернувшись, мысленно застонал — беловолосый эльф приблизился настолько, что стал различим тонкий шрам на его переносице.

— Анэ-на тоно Морьо, — сказал он.

— Прошу прощения?

— Анэ-на тоно Морьо, — повторил беловолосый. — Демоническое приветствие. Дословно — пусть тебе светит солнце.

— Полагаю, в то же время, что и сожрут собаки?

— Ага.

Альтвигу захотелось столкнуть остроухого в сугроб. Усилием воли он сдержался и как можно спокойнее произнес:

— Вчера вы упоминали некого… кхм… друга. Можно мне узнать, кто он?

— Вампир, — пожал плечами эльф. — Рыжий такой. Увлекается поиском некромантов. Вечно носится по Бертаслю, Гро-Марне и Велиссии. Ничем особым не знаменит, вряд ли вы когда-то встречались.

Инквизитору вспомнился еще и сон, где были Альвадор и Аларна. Окончательно уверившись в своей правоте, он спросил:

— Надо полагать, что среди ваших друзей есть и Бог по имени Эйлин?

Всадник сощурился и лениво протянул:

— Парень, не доводи меня до греха. Подумай, каково бывает тем, кто сует нос в дела инквизиции. Несладко, правда? Так вот если ты влезешь в мои, тебе будет стократ хуже. Сначала я вскрою твою грудную клетку, — голос остроухого стал мечтательным, хрипловатым, — и переломаю все ребра. Потом составлю из них цветок — ты ведь ничего не имеешь против хризантем? — и воткну его в твой живот. Покручу, чтобы встал получше, и в серединке устрою твое сердце. По идее, выйдет красиво. Но не волнуйся — голову я оставлю. У тебя красивый цвет радужек. Меня окружают существа со светлыми, даже блеклыми, глазами, так что ты будешь исключением. Приятным.