— Что же это такое? — спрашивала Михаила Максимовича Тоня. — Он такую машину обгоняет?
Михаил Максимович задумчиво улыбался:
— А это ведь прекрасно, Тоня! Механизм работает как механизм, а человек — со всей страстью, на какую он способен. У нас не машина ведет за собою людей, а люди диктуют машине. Наши инженеры уже думают, как увеличить скорость автопогрузчика:.
Маврин вскоре ушел из третьей шахты в свою, где работал под началом Николая Сергеевича, а его место занял скромный паренек из таштыпаевских учеников, который недавно стал перегонять Саньку.
Соревнование продолжалось.
Глава десятая
Учительница истории Лидия Ивановна заболела, и математику Федору Семеновичу пришлось заниматься одновременно с двумя классами. Ученикам десятого он дал письменную работу и, пообещав скоро заглянуть к ним, ушел в восьмой.
Татьяна Борисовна с утра захлопоталась. Она дежурила в школе, а был один из тех дней, когда все плохо ладится и множество больших и малых затруднений возникает на каждом шагу.
Надежда Георгиевна, как общественный инспектор, объезжала школы района, Петр Петрович с шестым классом ушел в тайгу наблюдать, как природа приготовилась к зиме. А в школе то и дело происходили какие-нибудь неприятности. Сначала подрались двое второклассников. Новикова с замиранием сердца спешила к месту происшествия, ожидая увидеть Митхата или зачинщиком драки, или побежденным. Но он был ни при чем, скромно стоял в стороне и только смотрел, как его товари — щи тузят друг друга. Не успела Татьяна Борисовна, водворив порядок, вернуться в учительскую, как произошел скандал у первоклашек. Маленькая девочка с веселыми веснушками неизвестно зачем принесла в школу ножницы. Открывая и закрывая их, она внезапно вдохновилась и отрезала косичку у своей соседки. Сама испугавшись того, что сделала, преступница подняла рев, к которому немедленно присоединилась и пострадавшая. Затем в школьный огород пробралась чья-то свинья и объела еще не снятую капусту. Седьмой класс выбежал прогонять ее и так увлекся, что в полном составе опоздал на урок.
Расстроенная всеми этими происшествиями, Новикова схватилась за голову, когда ей сказали, что Лидия Ивановна не придет. Уговорив Федора Семеновича заниматься с двумя классами, она вздохнула свободнее и села дочитывать статью, нужную ей для занятий с литературным кружком.
Но, к великой ее досаде, через несколько минут в учительскую снова вошел Федор Семенович и остановился перед ней с видом оскорбленным и негодующим.
— Весьма неприятное событие, — сказал он: — я вынужден был уйти из десятого класса и не пойду туда, пока передо мною не извинятся.
— Что же они сделали?
— В мое отсутствие, пока я диктовал задание восьмому классу, они не работали, шумели, как маленькие, и писали на доске совершенно неприличные стихи, — пояснил Федор Семенович.
Новикова пошла в десятый класс.
Ребята действительно шумели, большинство толпилось посередине класса, а у доски стояла Лена Баранова. Увидев Татьяну Борисовну, она схватила тряпку, чтобы стереть написанное.
— Баранова, положите тряпку, — строго сказала Новикова. — Сядьте на места, товарищи.
Лена продолжала неподвижно стоять с тряпкой в руках. Ребята шумно рассаживались по местам.
Татьяна Борисовна прочла стихи:
Звонок звенит, и Федя мчится Прямо к нам, в десятый класс,
Там на кафедру садится,
Двойки ставит целый час.
«Дурацкие стишки! — подумала она сердито. — И допотопные какие-то. Взрослые парни и девушки, а какими глупостями занимаются!»
— Очень хорошо, Лена! — горячо заговорила Новикова. — Неужели вы не нашли другого применения своим способностям, как писать такие стихи? И вы считаете их остроумными? Это просто пошло, если хотите знать. Всеми уважаемого человека, талантливого преподавателя вы высмеиваете за то, что он требователен и строг?
— Татьяна Борисовна, я не… — начала Лена.
— Полно оправдываться! Садитесь на место.
Лена села с недоумевающим видом. Она все время пыталась заговорить, но учительница не хотела слушать.
— Вы сейчас же извинитесь перед Федором Семеновичем, а о поведении вашем мы поговорим особо. Это шалость, непростительная даже ученикам младших классов…
Она остановилась. Класс шумел, и шум этот что-то напомнил ей. Ну конечно, когда произошла история с Моховым, ребята шумели так же негромко, но возмущенно.
— Славка! — раздался угрожающий шопот с последней парты.
— Славка! — крикнули хором девочки.
— Славка-а! — протянул Митя Бытотов.
— В чем дело, Слава? Это к вам относится?
Слава Черных угрюмо поднялся со своего места.
— Ну, что вы хотите сказать?
Слава молчал.
— Он-то сказать не хочет, да мы его заставим! — задорно крикнул Володя Арыштаев. — Говори, Славка!
Встревоженная Татьяна Борисовна подошла к Черных:
— Чего товарищи хотят от вас?
Черных оглянулся. Весь класс с недобрым ожиданием смотрел на него.
— Что я… Чтобы я сказал… Это я написал.
Ребята облегченно вздохнули.
— Вот как? — изумилась Новикова. — Что же вы слушаете, как я пробираю Баранову, и молчите? А если бы из-за вас пострадал невиновный?
— Мы бы не допустили, Татьяна Борисовна! — успокоительно заметил Бытотов.
— Хорошо, что это произошло при всех в классе. Могло быть и не так. Лене зря попало.
— Это ничего, Татьяна Борисовна, — ответила Лена, и ее простенькое круглое лицо приняло всегдашнее довольное выражение. — Я ведь знала, что Славке придется сказать.
«Совершенно бесхитростная и очень скромная девушка, — подумала Новикова. — Конечно, она не могла позволить себе эту нелепую выходку».
Оказалось, что Слава услышал стишки от своего дяди, который на днях рассказывал ему о нравах старой гимназии. Почему-то стихи вспомнились ему сегодня, и он написал их на доске. Ребята кричали: «Сотри! Перестань ерундить! Сейчас Федор Семенович придет!», но Черных уселся за парту, вытянув ноги и улыбаясь, словно волнение товарищей очень его забавляло. Конечно, он хотел уничтожить стихи при первом же намеке на опасность и не успел: пришел Федор Семенович.
Новикова велела стереть с доски написанное и послала Черных извиниться перед математиком. Остальные ребята взялись за решение задачи.
Этот случай очень смутил молодую учительницу. Хорошо, что никто из ребят не пытался выгородить Славу, хотя он пользовался в классе большим авторитетом, как развитой парень и лучший математик. И сегодня все заступились за скромную Лену. В них есть чувство справедливости, это очень хорошо…
Но классная руководительница была явно не на высоте, вот что плохо.
Она с нетерпением ждала приезда Сабуровой и, как только Надежда Георгиевна вернулась, отправилась к ней.
Тусклый осенний вечер с мелким дождем прохватил ее холодом, пока она дошла до квартиры директора школы. Зато у Надежды Георгиевны было тепло. Печка уже догорала, и Новикова, подтащив к ней коврик, уселась на пол у открытой дверцы. Дышащие золотым жаром угли тускнели, но под ними еще пошевеливались синие огоньки.
Сабурова, неслышно двигаясь по комнате, разбирала свой чемоданчик и рассказывала о школах. Петр Петрович, ездивший ее встречать, сидел в темном углу и, казалось, дремал.
— Довольны вы поездкой, Надежда Георгиевна? — спросила Новикова.
— В общем довольна, — ответила Сабурова, начиная говорить медленно. Эта особенность появлялась в ее речи, когда разговор шел о чем-то волнующем старую учительницу. — Много опытных, умелых педагогов, есть очень хорошая молодежь… Но кое-что меня и огорчило. Боюсь, что для некоторых преподавателей ученики порою являются только объектом для отметок, а не людьми с присущими им чертами характера, образом жизни… Случается, что хороший ученик начинает отставать, и педагог отзывается на это лишь снижением отметки. Не знает — двойка! А чем двойка вызвана, неизвестно. Я стою за то, чтобы учитель разбирался в каждом отдельном случае. Тут и на дом к школьнику надо сходить и с родителями побеседовать, добиться истинной причины отставания.