Так трудятся наши люди. К чему я вам все это рассказываю? Вы и без меня знаете, наверное. К тому, чтобы вы еще раз подумали, сколько труда должен потратить человек, чтобы земля, вода, лес, горы отдали людям свои богатства. Подумайте и приложите это к себе. Вы из школы богатства вынесли немалые — знания ваши. Но вам нужно, где бы вы ни были, чем бы ни занимались, еще много над собой поработать, чтобы все богатство ваших сил, способностей, ума было отдано Родине.

Вы у нас вроде как победители нынче. Но вы знаете, товарищ Сталин говорит, что хотя и принято считать, будто победителей не судят, не критикуют, но это неверно. Можно и нужно судить, критиковать их, проверять. Товарищ Сталин говорит, что это полезно не только для дела, но и для самих победителей. Так вы об этом не забывайте: чаще критикуйте, проверяйте себя.

В нашей стране сейчас идет всенародное созидание от Курильских островов до Карпатских гор. Великая стройка!..

Он рассказал, какие изменения должны произойти в области в ближайшие годы. Светлые глаза его смотрели куда-то далеко. Может быть, беседуя со вчерашними школьниками, он видел уже, что будет завтра, видел перед собой новые рудники, заводы, города среди таёжных гор…

— Так хочет народ. Так хотим мы, коммунисты. Много должна затратить сил и средств наша Родина, много разных материалов ей потребуется. Потому и спешат наши предприятия дать как можно больше стали, чугуна, угля, химических продуктов, одежды, обуви. Получи мы все эти материалы, товарищи?

— Получим! — уверенно выдохнул зал, точно отвечал один огромный человек.

— И со стройкой справимся?

— Справимся! Непременно!

— Будет так! — твердо сказал секретарь и наклонил голову. Около губ его резко обозначились складки, и лицо стало немолодым, упрямым. — Будет так, как бы ни старались нам помешать!

Он опять взглянул на выпускников, взгляд его прояснился:

— Но чтобы так было, нужен еще один, самый главный, самый драгоценный материал: люди. И вот я уверен, что этот отборный материал поставляют и будут поставлять нам наши школы. Живите, молодые коммунисты, так, чтобы мы гордились вами, чтобы те светлые свойства, которыми наделили вас советская семья и советская школа, крепли и развивались.

Под яростные рукоплескания вставших слушателей он стал отступать к столу, сам аплодируя залу.

А на сцену неожиданно для Тони вышел ее отец Николай Сергеевич одернул пиджак и оглядел молодежь так придирчиво и неодобрительно, словно хотел сказать: «Ишь, расселись тут!»

Тоне показалось, что сейчас он припомнит все их детские прегрешения и начнет журить за них. И старый мастер действительно кое-что припомнил!

— Я, товарищи, виновников торжества как свои пять пальцев знаю. На глазах росли. Помню, как Ниночка Дубинская учиться ленилась, как Мохов Андрюша взрыв в классе устроил, как Лариоша Рогальский малышей-трехлеток в корзину усадил, да и спустил на веревке вниз с третьего этажа нового дома. Я им много чего припомнить могу. Что говорить: расторопные ребята были!

В зале смеялись.

— Вот какие секреты открываются! Интересно! — заметил Круглов.

Ободренный смехом, Николай Сергеевич сказал, что из бывших озорников вышли культурные, передовые люди, как их здесь называют — «будущие строители», «молодые коммунисты». Со временем они могут и до крупных дел дойти — «во всесоюзном, так сказать, масштабе». Он благодарил от лица всех родителей школу и учителей.

— Вы, дружки, не забывайте, кому обязаны. Позор тому, кто из памяти свою школу выпустит и все, что в ней приобрел. Смотрите у меня! — Эти слова он выговорил грозно и, подняв худую, жилистую руку, погрозил выпускникам. — Ну… желаю вам!.. Пусть все, что замыслите хорошего, исполнится. Не обижайтесь!

Николаю Сергеевичу долго хлопали. Тоня старалась из-за спин соседей увидеть отца, опять усевшегося рядом с Варварой Степановной, но в это время Надежда Георгиевна сказала:

— Сейчас, товарищи, мы начнем вручать аттестаты.

Снова настала тишина. Тоня крепко ухватилась за Женину руку.

— В первую очередь будут вызываться окончившие школу с почетной наградой — золотой медалью, — раздельно произнесла Сабурова. — Попросим сюда Нину Дубинскую.

Сабурова пожала руку Дубинской и что-то сказала ей, но слова утонули в гуле приветствий. Держа обеими руками аттестат и коробочку с медалью, Нина спустилась в зал. Навстречу ей метнулись взволнованные родители. Докторша, не стесняясь, всхлипывала и повторяла:

— Ниночка! Голубчик! Медалистка!

— Кулагина Антонина!

Тоне показалось, что она очень долго шла, пока достигла лесенки, ведущей на сцену. Она с таким смятением взглянула на Сабурову, что Надежда Георгиевна улыбнулась. Приветственные слова не дошли до сознания Тони. В мозгу осталось только начало фразы: «С законной гордостью…» Она повторяла ее про себя, возвращаясь и чувствуя в руке, вдруг похолодевшей, теплоту прикосновения мягкой руки Сабуровой. На лестнице Тоня наступила на подол своего длинного платья и чуть не упала, но в ту же минуту ожидавший дочь Николай Сергеевич поддержал ее и бережно свел вниз.

— Ну, спасибо, дочка… Спасибо, Антонина Николаевна! — повторял он растроганно. — Утешила!.. Пойди к матери-то, покажи ей…

Твердые светлые глаза Варвары Степановны были влажны, когда она крепко поцеловала Тоню. Но мать сейчас же справилась с волнением и шепнула:

— Иди, Тоня, на место. А ты не мельтешись, Николаи Сергеевич, не мешай людям.

Но успокоить отца было невозможно. Он весь сиял, неудержимая улыбка расплывалась по его лицу. Завладев аттестатом и медалью, Николай Сергеевич то разглядывал их сам, то показывал соседям и все время возбужденно шептал что-то на ухо жене.

Золотые медали, кроме Тони и Нины, получили Илларион Рогальский и Толя Соколов, а серебряные — Лиза, Петя Таштыпаев и Ваня Пасынков.

Надежда Георгиевна стала вручать аттестаты.

Громадный, неуклюжий Николай Белов, выйдя на сцену, переступил с ноги на ногу, широко улыбнулся, ни слова не говоря, сгреб в свои медвежьи объятия Сабурову и расцеловал в обе щеки. Этот поступок Коли был встречен сочувственным смехом зала и президиума, а Надежда Георгиевна стала держаться в некотором отдалении от вызываемых выпускников, опасаясь, чтобы еще кто-нибудь не вдохновился примером Белова.

Передавая аттестат Мохову, она ласково сказала ему:

— Поздравляю, Андрюша! Держи свою путевку в жизнь.

Андрей необыкновенно громко, как он всегда говорил в решительные минуты, пробасил:

— Держу, Надежда Георгиевна, не выпущу!

Товарищи Мохова хохотали, а мачеха его, взволнованная до красных пятен на лице, всплеснула руками:

— И тут начудил, чортушко нескладное!

Ответную речь от выпускников держал Илларион. Он снял очки и вертел их в руках. Разгоревшееся лицо его казалось совсем мальчишеским, а близорукие глаза щурились растерянно и мило.

— Мы знаем, — говорил Ила, — сколько времени и труда отдали нам наши воспитатели, знаем, что ради нас они забывали свою личную жизнь. Всем, всем спасибо, всему коллективу преподавателей. Никогда мы не забудем Надежду Георгиевну. Около нее все становились лучше, честнее, каждый задумывался над своими поступками, проверял их. Она дала нам огромное богатство: веру в себя, в жизнь, в наше будущее. Такие педагоги, как она, Петр Петрович, Александр Матвеевич — преданные члены партии, люди больших знаний, высоких моральных качеств, — были нашими руководителями не только в учебе, но и во всех вопросах, которые нас волновали.

Ила вспомнил всех преподавателей, помянул добрым словом учителей младших классов, потом близорукие глаза его отыскали Новикову.

— Вот Татьяна Борисовна занималась с нами только полгода. Не сразу мы к ней привыкли. Были недоразумения. Но новый руководитель нашего класса работал с душой. Подготовку к экзаменам она вела, словно боевое задание выполняла. — Илларион улыбнулся, а десятиклассники шумно захлопали в ладоши, и он, стараясь перекричать аплодисменты, громко закончил:. — Все мы старания Татьяны Борисовны оценили и приносим ей большую благодарность!