Зампотылу уже несколько дней беспокоится о поставках. Он хочет послать грузовик, чтобы из Cheteauneuf — если там, вообще, еще есть возможность проскочить, — и из Logonna привезти все то, что он, обобщая, называет «маркитантскими товарами». Когда после обеда он возникает в столовой перед Стариком, я уже знаю, что он замышляет. И тут же слышу «Logonna» и «Cheteauneuf» и «грузоподъемностью две с половиной тонны» и вижу, что пока зампотылу горячится, Старик щурится на него, словно не проспавшись.

— Об этом не может быть речи, — долетают до меня слова Старика. — Позаботьтесь-ка лучше о том, чтобы имелось достаточное количество одеял в медчасти и на случай, если нам придется перебираться в Бункеры.

— Слушаюсь, господин капитан! — отвечает зампотылу, будто выйдя из некоего подобия транса, внезапно снова по-военному.

— У него с нервами не порядок! — обращается ко мне Старик, когда зампотылу исчезает.

Еще не прошло и получаса, как запотылу входит в кабинет. Сквозь шум разговора в соседнем помещении, слышу, что «в том небольшом замке» имеется больший запас шерстяных одеял. Может быть, этим зампотылу снова подразумевает Logonna?

— Ладно, — сдается, наконец, Старик, — но только прежде мы должны будем разведать дорогу.

Старик надолго задумывается, а затем объявляет:

— Лучше сразу сегодня во второй половине дня.

Зампотылу стоит, слегка согнувшись и, вероятно, не знает точно, куда ему смотреть.

— Закажите открытый вездеход на пятнадцать часов! Никлиш поедет! — Старик говорит наполовину командным, наполовину веселым голосом. Затем, вопросительным тоном, обращается ко мне:

— Ты как, едешь с нами? — и, вдруг, с сияющим выражением лица, как будто бы его внезапно осенила хорошая идея, к зампотылу:

— И Вы, естественно, тоже!

— Так точно, господин капитан!

— И прихватите автоматы для Вас и нашего Politruk.

И еще раз звучит запоздалым эхом:

— Так точно, господин капитан!

— Очень хорошо, — говорит мне Старик, — если мы опять покажемся населению.

При этом, когда он смотрит вслед зампотылу, в его голосе чувствуется нотка злорадства,

— Своего рода испытание боем. Ему время от времени нужна встряска. Иначе не узнает, что такое война.

Веселенькое дело! думаю про себя. Должно быть, я и есть этот «Politruk». Старик надел свою белую командирскую фуражку. Чтобы бросаться в глаза? Садится рядом с водителем, в то время как для меня и зампотылу определены задние сидения. Мы тотчас же усаживаемся высоко, поставив ноги на сиденья.

— В окрестностях Dirinon, на полпути между Landerneau и Daoulas, утром был атакован морской патруль, — сообщает нам Старик, когда водитель отпускает ручной тормоз. — Потому нам надо все основательно разведать и прозондировать почву, да и близлежащие кусты тоже!

Мне известно, что это значит. Но внутренне протестуя, думаю: Что за чушь! Если начнем зондировать кусты, то всех диких животных поднимем. Но кто же эти дикие животные, на которых нам предстоит охотиться? Люди из Maquis, например? И тут меня осеняет: Подлесок по-французски называется «Maquis»! Можно ли тогда говорить о «Maquis в Maquis»? Набегающий воздушный поток исключительно приятен при такой жаре. Берем направление на Guipavas, хотя нам сообщают, что янки там уже были. Все выглядит так, будто Старик хочет избежать поездки по местности в направление Le Faou, где Maquis напали на наш конвой. По местности, в которых находятся убежища Maquis, водителю приходится ехать особенно медленно. Немногие прохожие глазеют на нас так, словно мы инопланетяне. У Старика на шее его орден. Белая фуражка и Рыцарский крест! Все должны видеть, какая изящная мишень проезжает по этим местам. Что за непредсказуемая, чокнутая свинья! Каждый день он все более явно страдает от того, что вынужден сидеть как пришпиленный за своим письменным столом. Старик что-то насвистывает. Он кажется снова весь в своем ключе. Однако, по крайней мере, мог бы тоже взять автомат. Зампотылу держит свой на коленях, я тоже. Водитель — бедолага. Он бы лучше сидел в столовой вместо того, чтобы везти свою шкуру на местный рынок за понюшку табака. Когда остается еще добрых пять километров до Landerneau, дорога поднимается на вершину холма. Водитель преодолевает затрудняющие видимость вершины обычно с некоторой осторожностью, но на этот раз он едва ли касается педали газа. Как только Старик орет «Стоп!», наивысшая точка холма уже лежит за нами. Я налетаю на плечи водителя, а зампотылу на Старика… Этим толчком вперед обнаруживаю, что там во впадине между домами блокирует дорогу: Танки! В одну секунду замечаю камуфляж, оливковый цвет формы, более плоские стальные шлемы, загорелые лица. Отчетливо вижу черные створы стволов пушек, направленных на нас. У меня перехватывает дыхание. Прежде чем успеваю что-либо сообразить, Старик уже поднялся с сиденья, и теперь машет правой рукой, описывая в воздухе круг, в то время как левой держится за рамку ветрового стекла: Сошел с ума, что ли?

— Задний ход! — орет Старик, не поворачивая головы, и продолжает размахивать рукой. Водитель сразу все понимает.

Не верю своим глазам: Янки машут нам тоже, в то время как машина делает сильный рывок назад. Я начеку и держусь крепко. Старик вопреки толчку остается стоять и машет и машет, как будто не может остановиться от охватившего его восторга. ТЕПЕРЬ, думаю я, братишки должны проснуться от своего удивления и начать палить — но там внизу на дороге уже новая картина: Янки исчезли как жуткое привидение. Вопль Старика:

— Все парень, теперь гони! — перекрывает шум двигателя. Еще я слышу одинокий выстрел и думаю: звучит как калибр 3,5! Вижу, как Старик опускается на свое сиденье, и длинную ленту открытой дороги, лежащую перед нами.

— Давай, там слева чисто! — шумит Старик. Водитель разворачивается буквально на двух колесах, и наш вездеход мчится прочь.

Проклятая пыль, и чего ей не лежится! Просто вестерн — чистая киношка!

— Давай, давай! Опять влево — туда, между деревьями!

Сосновые стволы проносятся мимо. Меня подбрасывает так высоко и в стороны, что едва не вылетаю из машины. У зампотылу дела не лучше. Старик видит это и смеется, затем приказывает взять направление на дорогу. Мы проехали почти полный круг, когда, наконец, останавливаемся в плотном кустарнике. Старик орет:

— Выключай мотор! — но мотор продолжает шуметь, и мне требуется какое-то время, пока не понимаю, что этот шум идет не от нашей машины, а от танков. А мимо нас гремит и грохочет, скрытый от нас лишь тонкой призрачной листвой, самое большее в пяти метрах друг от друга, один танк за другим. Я считываю до пяти между наплывом и ослабеванием шума мотора.

Люки всех танков закрыты.

— Не усраться бы от страха! — говорит Старик и добавляет, полуобернувшись к нам: — Но все же очень интересно, нет?

— Бог его знает! — отвечаю ему.

Старик ведет себя так, как будто все в лучшем порядке. Он по-настоящему бодр: О проблемности нашего возвращения в Брест не говорит ни слова. Жаль, думаю я, что мы не взяли с собой корзину для пикника, как это принято у французов. Сейчас было бы самое время «pour casser la croete» с хорошим глотком вина…. Водитель, заметно ошарашенный, смотрит на улыбающегося Старика. А когда еще и похвалу получает: «Хорошо водишь, Никлиш!», то тоже расплывается в улыбке. Старик думает, что рядом с рекой есть еще одна дорога. Зампотылу уже развернул карту.

— Да, здесь вдоль Elorn до La Forest, — поясняет Старик.

— Черт, а как мы там спустимся? — спрашивает зампотылу.

— Наискось, только так. Ну, Никлиш — курс 180 градусов! Насколько могу судить, братишки не свернут с дороги.

Действительно, водитель находит узкую дорожку, которая ведет на юг. Справа и слева видимость закрывают земляные валы. Кустарник на обеих сторонах дороги настолько пышный местами, что скрывает нас с головой. Мы мчимся сквозь зеленый туннель.

— Зимой померанец еще глупее, чем летом, — произносит Старик. Он подразумевает под этим померанского упрямца водителя. Но тут замечает, что изречение больше не подходит, и усмехается.