Наши артиллерийские расчеты уже снова на своих местах и то и дело поворачивают спаренные установки на поворотных лафетах, но теперь нас спасти может лишь воля Божья!

Командир втягивает носом воздух, вертя им то в одну, то в другую сторону — так, словно может учуять самолеты на подлете.

И в это время поступает доклад впередсмотрящего по левому борту высоким, словно истерическим голосом:

— Берег на 300 градусов!

— Прекрасно! — только и отвечает командир. Затем приставляет бинокль к глазам и смотрит в заявленном направлении.

Так сильно как я теперь ни один моряк еще не желал себе, чтобы берег приближался как можно быстрее. Мы должны в темпе укрыться за мол, но лодка, кажется, стоит на месте, вместо того, чтобы оставить за собой это долбанное предполье побережья.

Ну и тягомотина! Проклятье, как тянется время!

Расстояние до берега и не думает уменьшаться. При этом носовая волна взметается высоко, как бывает только на самом полном ходу.

Не хочется думать о том, что братки могли бы теперь нас здесь прищелкнуть как муху.

Чтобы успокоиться, думаю: Эйнштейн! — с неприкрытым задом на раскаленной плите. Эх! Если бы время действительно могло удлиняться, как он говорил: «Время относительно»…

Здесь мы имеем похожий случай: Минуты, которые растягиваются, превращаясь в часы…

В бинокль, вплотную к линии горизонта, вижу ряд синеватых жемчужин. Они, кажется, парят в воздухе. Мне требуется некоторое время, чтобы различить, что эти жемчужины — деревья: Длинная аллея на плоской равнине. Теперь я нахожу также еще и шириной в миллиметр желтую сверкающую полосу, о которой наблюдение доложило как о береге. Я бы не назвал это «берегом»…

Различаю второй ряд жемчужин. Первый ряд сдвигается влево, второй вправо: Мы постепенно оказываемся в охвате этих изящных синеватых жемчужин.

Теперь мы уже ясно видим впереди полосу желтого песка.

Полоска утолщается, и теперь, несколько напрягая зрение, могу даже различить на этой полосе ряд тонких игл. Никаких сомнений: Портовые краны. Скоро уже могу отчетливо различить их горизонтальные, мощные, решетчатые стрелы.

Там же вижу и маленькие суденышки. Они не движутся — наверно стоят на внешнем рейде, на якоре.

Песчаный берег со стороны бакборта приближается все ближе. Его отчетливо видно по пятнам травы на дюнах. Впереди я могу уже видеть молы, но вход не могу обнаружить. Наконец нахожу на заднем плане стоящие напротив друг друга два фонаря слева и справа от входа в порт — но все еще не вижу прохода. А теперь еще взгляду мешает насосный пароход.

Краны быстро становятся больше. Они смотрятся как скелеты жирафов. Возможно, мы пришвартуемся вплотную к этим кранам.

Находимся ли мы, наконец, под защитой зениток?

Вокруг La Pallice должны же стоять зенитные батареи?!

Сердце стучит высоко, кажется уже в самом горле. Только бы теперь не было воздушного налета! Еще бы пару минут оставались глаза Томми зашоренными!

Один из кранов развернул свою стрелу непосредственно на нас, так что выглядит, будто бы у него ее совсем нет. Различаю серо-освещенные ряды пакгаузов, черепичные крыши которых образовывают треугольники. Ворота пакгаузов — большие, темные отверстия. И тут же появляется вход! Два светомаяка в воде, на которые я до сих пор не обращал внимания, уже совершенно близко от нашего борта.

Много красного свинцового сурика и красно-коричневого цвета. Я так напрягаю взгляд, как будто впервые увидел вход в порт: Тусклый паром с целой батареей автомобильных шин вместо кранцев проходит мимо, вплотную к нам.

По правому борту проходим верфь. Ее слипы полого уходят во входной бассейн шлюза.

Теперь все идет быстро: Зеленый треугольник вспыхивает справа, красный квадрат слева на обоих молах. Желто окрашенные баржи, затем старые калоши — буровые суда? Паромы? Затем хаос кранов, которые, кажется, переплелись друг с другом, резервуары нефтехранилища, зенитные батареи за мешками песка…

И вот мы входим во входной бассейн шлюза: Мы без сомнения находимся в гавани La Pallice.

Господи, ну и теснота же здесь! Когда я первый раз попал в La Pallice, то совсем не заметил такую тесноту шлюза. Я едва помню этот вид. Здесь многое изменилось.

Справа впереди массивное бетонное сооружение — что-то новое, определенно. Бункер для подлодок? Едва ли. Для такого Бункера это корыто не достаточно большое.

Командир произносит:

— Шлюз, защищённый собственным бетонным бункером, — как будто услышав мой вопрос, — Да только, к сожалению, не готов…

Остатки разрушенного воздушными налетами эсминца проходят по бакборту. Эти эсминцы всего лишь жестяные банки. То, что осталось от военного корабля, напоминает огромную, измятую консервную банку. Решаюсь оглянуться: Теперь аванпорт появляется как кольцо, разорванное лишь узким отверстием: Настоящая пиратская гавань. Наконец, вижу прямо по курсу Бункеры, угрожающе раскрывшие свои широкие пасти, с темными отверстиями, напоминающими входы в пещеру, один вплотную с другим, и над ними широкая полоса серого бетона: Конечно, здесь тоже потолок толщиной в добрых семь метров… Тишина, окружающая нас производит странное, гнетущее чувство. Мы тянемся по солоноватой воде, в этой торжественной тишине, на небольших оборотах двигателя, напоминая корабль-призрак. Где-то начинает долбить одна зенитка. Тут же вступают в разговор и другие, но уже далеко в стороне. Растудытьтвоюналево! Неужели воздушный налет…? Но также внезапно, как и начавшись, стрельба смолкает.

По правому борту простирается погрузочный пирс. Вроде там стоят машины скорой помощи?

Неужели мы должны будем сначала там пришвартоваться, вместо того, чтобы немедленно направиться в Бункер-укрытие?

— Совсем охуели! — пыхтит стоящий рядом со мной маат-старшина лодки, не опуская свой бинокль.

— Ну и долбоебы! — эхом вторит другой.

— Да они просто издеваются над нами! Ведь они же должны были увидеть нас еще с сигнального поста! — возмущается теперь даже командир.

Ну и как нам пройти?

Мы просто не можем пройти в Бункер, словно автомобиль в гараж. Между аванпортом и Бункером шлюз запирает нам единственный проход.

— Здесь, наверное, еще лежат лодки в своих боксах! — задумчиво произносит оберштурман.

— Наверняка эти парни установили и не убрали противоторпедные сети, — доносится голос командира мгновением позже, — и еще боновые заграждения!

В самом деле, я тоже вижу теперь в бинокль сетевое заграждение перед шлюзом. Его никак не обойти. В темноте, идя straight ahead, мы могли бы легко врезаться в них.

Нас что, не хотят впускать в Бункер?

Для этого может иметься только одно объяснение: Они здесь все еще не поняли, что мы движемся к ним.

На крыше Бункера уже отчетливо различаю зенитные орудия, а затем еще несколько на крыше склада. Наверно 37-миллиметровки. Более крупные калибры будут стоять дальше.

Лодка стопорит ход.

Командир уселся высоко, на ОПУ подлодки, и, прильнув к окулярам бинокля, осматривает, верхняя часть туловища странно изогнута, окружающую нас местность. Слышу, как он бормочет при этом:

— Ни одной падлы не видно… Чудесная организация всего мероприятия — надо сказать.

Опять держу бинокль перед глазами и также осматриваю панораму: Еще никогда в жизни я не видел такую пустую гавань. Бункер производит впечатление совершенно покинутого и мертвого строения. Нигде в глубине темных пещер не признака жизни. Насчитываю 12 входов. В Saint-Nazaire Бункер тоже имеет 12 боксов. В каждом место для трех лодок или, если боксы служат в качестве сухих доков, то для двух подлодок. Этот Бункер, очевидно, такой же.

Ясный перец: Шлюз между аванпортом и внутренним бассейном, у которого лежат Бункеры, закрыт. А потому, мы будем должны сначала подойти к пристани, которая является одновременно молом…

С огромной осторожностью приближаемся к пристани! Буквально по сантиметру… Командир не решается теперь рисковать резким маневром. Сейчас это вовсе ни к чему.