У сына священника был старый воспитатель. Он говорит парню:

— Выйди ты! Похоже, что гость ищет тебя. Если там кто-нибудь окажется, молча бери его за руку и веди внутрь.

Сорванец пошёл наружу, хотя и нерешительно. Когда он подошёл к двери, снаружи оказался человек большого роста, но с седыми волосами. Сын священника взял его за руку, завёл внутрь и усадил за стол. Гость так крепко стиснул юноше руку, что того охватила дрожь. Вот гость садится за стол и ничего не ест, хотя ему и предлагают. Никто не обратился к нему, и он ни к кому.

Тогда воспитатель говорит сыну священника:

— Возьми тарелку, пойди к могиле, в которой хоронили последний раз; положи на тарелку земли и принеси гостю.

Мальчик сделал так, и когда принесли землю, гость начал есть. Когда тарелка опустела, он тихо сказал:

— Больше земли, больше земли!

Мальчик взял тарелку и снова принёс землю из могилы. Гость съёл почти всё и затем отодвинул тарелку от себя. Тогда велел воспитатель сыну священника предложить пришельцу вино для причастия. Юноша сделал так, и гость принял две рюмки; тогда он встал, крепко взял мальчика за руку и вывел его наружу.

Он вышёл на кладбище и подошёл там к маленькому домику; высокий человек вошёл внутрь, там была постеленная кровать. Он показал, чтобы мальчик лёг на неё. Тот не посмел поступить иначе.

Тогда старик сказал:

— Теперь посмотри над собой!

Он сделал так и увидел, что там висит обнажённый меч, ужасно большой и острый, и висит на одном волоске. Остриё было направлено прямо в сердце юноши. Он так испугался, что застыл от ужаса. Он не смел двинуться и весь покрылся холодным потом.

Когда он пролежал некоторое время в таком смертельном страхе, высокий человек сказал:

— Ты высмеял мои кости, и что я теперь бессилен, но посмотри сейчас, какой малой стала твоя сила, когда ты видишь смертоносный меч, висящий над тобой. Так он висит на волоске над всеми вами, и узнаёшь это не раньше, чем он пронзит сердце, и тогда исчезает вся заносчивость. Запомни это и впредь не высмеивай покойных; будь осторожен и будь готов к тому, что смертоносный меч проткнёт твоё сердце насквозь, когда меньше всего будешь ожидать.

Тут высокий человек взял юношу за руку, поднял его с кровати и вывел наружу. Там юноша свалился в обморок.

Мальчика искали вечером и утром, но не нашли. Когда рождественское богослужение было в самом разгаре, сын священника очнулся от обморока и не увидел никакого строения, и он всё ещё был на кладбище. Он пошёл в церковь и выслушал богослужение, не отлучаясь, как он всегда делал раньше. Его отцу показалась доброй эта перемена, и после этого его сын стал весьма добронравным и удачливым. Он никогда не забывал ту ночь, когда он лежал под мечом, который висел над ним на одном волоске.

(перевод Тимофея Ермолаева)

В одну зиму, ещё до того, как я сам принял под начало судно, я был гребцом под началом одного капитана по имени Магнус. Однажды мы вышли из Оулавсвика; погода была ясная, но до самого Рифа лежал лёд, поскольку раньше ветер дул с севера. Когда корабли вышли к Пескам, все стали на вёсла, и мы тоже. Но через несколько часов потянул ветерок с востока. Тогда весь лёд понесло к берегу до самого Прибойного мыса, а к вечеру ветер переменился на западный и юго-западный, и оттеснил льдины ещё ближе к берегу. Наше судно и ещё два корабля кое-как добрались до Крестовой бухты к самому закату, а другие суда зашли во льды и могли продвинуться вперед всего лишь настолько, насколько ветер гнал лёд, а причалить нигде было нельзя. Одно судно добралось до Сандафлёгюр (Песчаных полей), но едва люди сошли, его раздавило льдинами в щепки. А другое судно, кеплавикское, прибило к берегу близ устья реки Хёскюльдсау. Шестеро спаслись, но судно снова отнесло в море, а на нём оставались трое моих земляков. Капитаном у них был человек по имени Энунд (сейчас его уже два года как нет в живых). Его корабль добрался до берега между Кеплавиком и Хёскюльдсау. Там у берегов лежал плотный лёд.

Он позвал нас на помощь, но когда мы подошли к судну, стало ясно, что одним нам не справиться, и меня послали за подмогой в Кеплавик. Была уже глубокая ночь, и когда я добрался до Кеплавика, моим глазам представилось странное зрелище: мне показалось, что передо мной стоит множество людей. Я подумал: «Вот это весьма кстати», окликнул их и говорю: «Ребята! Помогите нам спасти корабль, тут у берега!» — а они не обращают внимания.

Во второй раз я обратился к ним так: «Ребята, пожалуйста, имейте совесть, не бросайте нас, помогите нам!». А они молчат. И тогда я говорю им: «Ну и подлецы же вы, если не хотите помочь нам в такой беде и даже разговаривать не хотите!»

Потом я отвёл взгляд. Вокруг никого не было, только кромешная тьма. И тут меня охватил страх. Я пошёл обратно к кораблю, и мы сами вытащили его с большим трудом.

Уже став капитаном на Песках, однажды на рассвете я пошёл на берег, посмотреть, какая будет погода. Мне показалось, что на восточном перевале на Угоре стоит человек. «Да пошлёт тебе Господь добрый день, товарищ!» — говорю я, а он — ни слова. «Отчего ты так рано поднялся? Тты что, решил, что погода будет хорошая и можно будет выйти в море?». А он всё молчит. Мне стало не по себе, и я убежал обратно. А когда рассвело, я отправился туда проверить, остались ли следы, потому что накануне выпала пороша; но никаких следов там не оказалось.

А в другую зиму корабль из Гювюскаулар, на котором я был, не смог причалить из-за сильного прибоя. Он причалил в Песках, и там ему пришлось целую неделю пережидать бурю. Однажды вечером нам случилось взойти на холм, чтобы посмотреть, хорошо ли защищены суда, потому что непогода совсем разбушевалась. Среди нас был покойный Оулав Торбьёрнссон. Мы взглянули на корабли. Всем нам привиделось, что к ним приблизились девять человек. Они обошли кругом каждое судно; казалось, они что-то тщательно ищут. Наконец они выбрали корабль из Гювюскаулар. Они все взошли на него и сели на вёсла.

После этого капитан забрал свое судно, и вскоре оно затонуло, когда причаливало при сильном прибое, с девятью человеками на борту.

(перевод Ольги Маркеловой)

Когда Йоунас Йоунссон, который потом стал священником в Рейкхольте, был священником в Хёвди в Хёвдахерви, как-то раз на церковном кладбище хоронили покойника. Те, кто копал, нашли целый сундук, окованный железом. Он был устроен, как обычные старые датские сундуки для одежды, и покрашен снаружи.

Когда священнику сообщили об этом, он пошёл посмотреть на находку. Он приказал им взломать ящик и, когда это сделали, увидел, что в ящике кости какого-то человека, и этот человек раздёлен в бёдрах на две части и таким образом уложен в ящик. Священник решил, что здесь нечто необычное, и захотел попробовать узнать, что случилось, и кто был здесь так похоронен. Священник взял из ящика ребро и припрятал его.

Укладываясь вечером спать, он положил эту кость себе под голову. Когда священник уснул, ему приснилось, что к нему пришёл человек. Он был в цветной одежде и представительно одетый. Он обратился к священнику на стародатском языке и попросил его отдать ему кость. Священник спросил, кто он был такой и в чём причина того, что его похоронили таким способом.

Тот рассказал о себе, что был капитаном корабля, шедшего сюда из Дании, и умер в открытом море, и корабельщики положили его в сундук для одежды, принесли сюда и похоронили. Священник спросил, не положили ли в землю рядом с ним деньги.

Тогда ему показалось, что тот с загадочным видом ответил:

— Я в состоянии утаить это от вас.

Затем капитан исчез. А на следующее утро священник сунул кость в могилу.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Амтман Бьяртни Тораренсен имел обычай устраивать для своих домочадцев по два пира в год: один на Рождество, другой — в день, когда на его хуторе заканчивалась уборка сена. Тогда амтман и домочадцы сидели за одним столом. Там была в изобилии и еда, и выпивка, и весёлые разговоры. Говорят, женщинам тогда следовало остерегаться, чтобы их не напоили допьяна. На этих пирах работнику по имени Клаус наливали вволю хмельного в его кружку, которую называли «Клаусова кружка». В неё, говорят, входила целая бутыль. Клаус уже давно служил у амтмана: он переехал с ним на север страны, когда тот заступил на свою должность в 1833 году. Должно быть, Клаус забавлял амтмана. Он был страшный пьяница. Рассказывали, что он иногда клянчил выпивку в Рейкьявике, читая стишки, которые амтман сочинял про него.