— Всё обернулось хуже, чем я предполагал, но ты в этом не виноват, — сказал он своему товарищу. — Мне следовало дождаться рассвета, тогда Гохтскаульк сам отдал бы мне книгу. Но он оказался более стойким, чем я. Когда я увидел книгу и услышал его насмешки, я потерял над собой власть. Стоило мне произнести ещё хотя бы одно заклинание, церковь бы рухнула, а Гохтскаульк только этого и хотел. Но, видно, от своей судьбы не уйдешь. Теперь у меня нет надежды на вечное блаженство. Но обещанную награду ты получишь, и пусть всё происшедшее останется между нами.

С той поры Лофт стал молчалив и даже как будто немного повредился в уме: он боялся темноты и с наступлением сумерек спешил зажечь все светильники.

— В субботу в середине великого поста я буду уже в аду, — часто бормотал он.

Ему посоветовали попросить приюта у пастора из Стадарстадира, который был очень стар, тверд в вере и считался лучшим священником в округе. Помешанных и околдованных он исцелял одним наложением рук. Пастор пожалел Лофта и позволил ему неотлучно находиться при себе — и днем и ночью, и дома и на улице. Лофт заметно оправился, но пастор продолжал опасаться за него, потому что Лофт никогда не молился вместе с ним. Лофт неизменно сопровождал пастора, когда тот навещал больных и искушаемых дьяволом, и присутствовал при их беседе. Пастор не выходил из дома без облачения и всегда брал с собой хлеб и вино для причастия.

Наступила суббота в середине великого поста. Лофт был болен, пастор сидел у его постели и христианской беседой поддерживал в нем бодрость духа. Часов в девять утра пастору сообщили, что один из его друзей лежит при смерти и просит пастора причастить его и подготовить к благочестивой кончине. Пастор не мог ему отказать. Он спросил у Лофта, может ли тот сопровождать его, но Лофт ответил, что боли и слабость не позволяют ему двигаться. Пастор сказал Лофту, что всё будет хорошо, если тот не выйдет из дому до его возвращения, и Лофт обещал не вставать с постели. Потом пастор благословил и поцеловал его. У порога пастор опустился на колени, прочел молитву и осенил дверь крестным знамением. Люди слышали, как он пробормотал про себя:

— Один Бог ведает, спасется ли этот человек. Боюсь, что мне не одолеть силу, которая мешает его спасению.

Когда пастор ушел, Лофт вдруг почувствовал себя совершенно здоровым. День был погожий, и ему захотелось выйти прогуляться. Мужчины уехали рыбачить, и дома не было никого, кроме кухарки и одного работника, которые не стали его удерживать. Лофт отправился на соседний хутор. Там жил один старик, человек скорее злой, чем добрый. Сам он уже не рыбачил. Лофт попросил старика спустить для него на воду небольшую лодку — ему, мол, охота порыбачить у самого берега. Старик выполнил его просьбу. Тихая погода держалась весь день, но лодки этой никто уже больше не видел. Даже обломка от весла и то не нашлось. Только один человек видел с берега, как из воды высунулась серая мохнатая лапа, схватила лодку и вместе с Лофтом утащила её под воду.

(перевод Любови Горлиной)

Хатла жила в то же время, что и священник Сэмунд Мудрый, и вообще их было трое — брат и сестры: Сэмунд[110], Хатла и Элин из Элинархёвди, хутора в Акранесе. Сестры были, как и их брат, многознающими и практиковали древнее колдовское ремесло. Несмотря на это, Хатла была очень набожной женщиной, как о том можно судить по ее поступкам, таким как ее пожертвования церкви в Аульфтанесе.

(перевод Einarr Einarsson)

Как-то летом Хатла послала своих работников косить траву на лугах Мирара близ Хейватна (так называлось одно большое озеро в тех краях), и место, где они поставили свои палатки, звалось Льоунснес. Была там большая скала, которая называлась Серой Скалой, и Хатла сказала работникам, что они должны складывать на этой скале свои косы каждый вечер и поутру обнаружат их уже заточенными, но также она приказала им ни в коем случае не смотреть на заточенный край кос. Работники сделали, как им было сказано, и какое-то время все шло как обычно: каждое утро они находили свои косы на скале уже заточенными и такими острыми, что, казалось, они режут воду, а не траву.

Однажды один работник стал задумываться о причине, по которой Хатла запретила им смотреть на край кос, и захотел он узнать, что будет, если он ослушается, он взял и посмотрел. И видит он, что его коса — не что иное, как человеческое ребро, и все остальные косы тоже — все обратились в человеческие ребра. Тогда все косари бросили работу и отправились домой, что очень сильно рассердило Хатлу.

(перевод Einarr Einarsson)

Однажды, как это часто бывало, торговое судно стало на якорь на западном берегу гавани, что зовется Хрёйнсхёвн; это рядом, где ныне расположен Бударверслунарстад. Хатла хотела навестить торговцев и купить разные необходимые в хозяйстве товары, так как она всегда следила за тем, чтобы дома был во всем достаток. Она направилась на рынок в Хрёйнсхёвне, как обычно, с длинной вереницей вьючных лошадок, нагруженных ее товарами и вдобавок вела двенадцать старых овец на продажу. Она пошла обычным путем, сначала под горою и потом по долине. Она подошла к устью Хрёйнадаля, где в то время жил ее приемный сын Оулав.

Как только Оулав увидел вьючных лошадок Хатлы и что они везут, он сказал:

— Как сильно нагружены твои лошади, матушка!

Тогда Хатла сказала:

— Молчи, негодник! Разве не достаточно я тебя учила?

Хатла шла своей дорогой и ничего примечательного не случилось, пока она наконец не добралась до фактории и не встретила торговцев. Там она выставляет на продажу много масла и жира и овец, что привела с собой, а потом выбирает то, что ей было нужно, столько, сколько могли бы унести ее лошадки. И когда она загрузила свой караван целиком, она ушла прочь. Но вскоре как она покинула рынок, торговцы обнаружили, что масло и жир, что привезла Хатла, обратились в камень, а овцы — в мышей. Хатла сотворила магическую иллюзию, что камни выглядели как бурдюки с маслом и жиром, а мыши — как овцы.

Как только торговцы поняли, что их обманули, они были неприятно удивлены и тут же собрали людей в погоню за Хатлой. Но как только Хатла заметила погоню, то спустился чернейший туман, да такой, что ничего не было видно вокруг. Все же они попытались поймать Хатлу и ее караван на реке в Хавфьорде, но она напустила морок, и там, где были ее лошади, люди не увидели ничего, кроме болот, холмов и скал. Так они вернулись ни с чем, а Хатла продолжила свой путь незамеченной и вернулась живой и невредимой домой в Стрёймфьорд.

(перевод Einarr Einarsson)

Хатла была опытной повитухой. Однажды за ней, как обычно, послали, чтоб она помогла женщине разрешиться от бремени. Женщину уложили на охапку сена. Когда ее боль стала нестерпимой и она начала кричать, ее муж сказал:

— Потерпи, женщина. Возможно, не стоит сильно дергаться преждевременно, поскольку ты пролежала на сене еще совсем недолго.

Тогда Хатла приготовила другую лежанку из сена и сказала мужу женщины:

— Ложись сюда и посмотрим, как тебе это понравится.

Он поддержал это предложение, полагая, что это не доставит ему большого беспокойства и лег, но как только он лег, то тут же застонал и закричал, а его жена замолчала. Когда почти достали ребенка, крики мужа стали тише и спустя еще время прекратились. Потом он встал и был в порядке.