— Я даже больше вам скажу, графиня, — роль палача и тем более, зрителя, вряд ли сравнится по остроте и разнообразию ощущений с ее ролью. — Лед, подтаяв, со стуком упал на каменный пол, в руке Матея остался один лишь нож, и совершенный им легкий укол оставил на теле рабыни крошечную кровавую точку, растущую в размерах. — Что бы вы сейчас ни думали, я сумею доказать вам, что именно боль доставляет человеку наслаждение.

Следующий удар хлыстом пришелся рабыне по весьма болезненному, судя по ее крику, месту. И тут же крик перерос в несколько сладострастных стонов. Като инстинктивно отодвинулась дальше, когда герцог встал из-за стола, приблизившись к рабыне, опустился перед ней на колени и с чувством поцеловал место укола ножом, а взяв ее за ноги, потянул слегка вниз — дабы жертва сполна прочувствовала грань деревянной коняшки в момент пика этого во всех смыслах, острого, наслаждения. Наша графиня вызывающе шмякнула о стол свой запотевший бокал, собираясь демонстративно покинуть гранатовую вечеринку.

— Вот что, герцог. Я не нахожу приемлемыми ваши жестокие забавы.

— Какое рассудительно-официозное слово вы выбрали, графиня, — подчеркнуто холодно отозвался герцог. — «Приемлемо». И это-то в сфере чувств.

Пускай этот обмен заключительными репликами с хозяином замка мог казаться неучтивым, Като в данный момент мало что заботило. В полу-бреду или трансе она встала и вышла из зала, поплотнее запахнувшись в свое парео. С того момента, когда она использовала тот же нож, разрезая не плоть, а всего лишь шелк для купального костюма, чтобы безмятежно плескаться в термальном бассейне, — прошла словно целая вечность.

Раздираемая самыми противоречивыми мыслями, Като отправилась в свои покои. Ни в какой душ лезть не хотелось — она забралась прямиком на свою круглую софу, завернулась, словно в кокон, в мягкое одеяло и постаралась как можно быстрее уснуть.

Где-то ближе к полуночи Като разбудил неясный шорох. Кое-как разлепив веки, она обнаружила, что стена из живого плюща, закрывавшая ванную, колышется. Вспомнив, как страшный сон, эти «гранатовые игрища», девушка, готовая уже буквально со всему со стороны хозяина замка, сдернула с софы шелковую простыню и, завернувшись в нее, как в греческий хитон, решила взглянуть, кто же потревожил ее посреди ночи.

— О, ваша светлость, простите, я разбудила вас, простите, пожалуйста, — ее взору предстала взволнованная служанка, та самая, что убирала ее комнату, выливала на нее в душе кувшины воды и не далее, чем сегодня, разминала ее затекшие плечи во время игры в гранатовые зернышки. А сейчас эта карамельно-волосая девушка с витиеватой татуировкой у основания шеи — сейчас она губкой мыла листья азалии на подоконнике.

— Извините, ваша светлость, — испуганно пролепетала рабыня, в поклоне достав почти до паркета. — Я не успела убраться здесь днем, пока вы отсутствовали, и вы ведь выиграли меня сегодня в игре, я должна была следовать за вами, извините…

Като жестом показала ей, что извинений довольно и можно принять нормальное человеческое вертикальное положение.

— Да уж, что день сегодня, что ночь. — Посетовала Като, отправляясь назад, в кровать, тайком прикрывая от рабыни зевок.

— Простите еще раз, ваша светлость, — опять начала девушка и тут же спохватилась. — Может быть, ваша светлость желает что-нибудь? Кальян? Спиртное? Что-нибудь съестное из кухни?

— Ну, разве что, кальян. Есть у вас какая-нибудь смесь, чтобы крепко спать?

Рабыня, все еще кланяясь, наполнила кальян водой и курительной смесью. Като, расположившись на абрикосовой софе, развлекалась с пузырями в воде за стеклом.

— Что здесь?

— Шалфей, зверобой, душица, дикая мята, ведьмино зелье…

Като закашлялась, представив себе, что сейчас она, как Гард, превратится в кота от этого зелья.

— Что еще за «ведьмино зелье»?

— Сон-трава, ваша светлость. — Пояснила служанка. — Его величество — в замке герцога величали как короля — его величество очень ценит это снадобье.

Като закашлялась вторично.

— Хватит уже с меня вашего герцога!

— Простите, ваша светлость, — в конец смутилась служанка.

— Хватит извиняться! — Прервала ее Като. — Кроме гранатовых игрищ у вас в замке есть что-нибудь более…безопасное для здоровья?

— Бильярд, эритринские нарды, замийские шахматы, карточные игры, — принялась перечислять рабыня.

— Ты и крупье еще подрабатываешь? — Усмехнулась заскучавшая Като. — Вполне возможно, я засну до конца покера «тысяча». Давай лучше сыгранем в дурака.

— Вам угодно на желание, ваша светлость? — Горничная, поклонившись, вытащила из комода шкатулку с картами, тисненую золотом.

— А черт с ним, давай на желания. И не помешало бы закусить что-нибудь. Ну и выпить, разумеется.

Горничная сбегала на кухню. Вернулась с подносом, оставила его на прикроватной тумбе, подвинула к софе журнальный столик и начала технично перемешивать полную колоду. Като, тем временем, успела слегка перекусить канапе с обернутыми сыром креветками и фаршированными виноградинами, отпила глоток легкого белого вина с благородной кислинкой. Приготовилась к игре, как вдруг заметила, что горничная по мере тасования сбрасывает часть карт в отдельную стопку. Като уже подумала, что ее соперница по игре мухлюет, но горничная подвинула эту стопку нашей «графине».

— Вытяните карту на гадание, ваша светлость.

Выполнив ее просьбу, Като перевернула карту и обнаружила на ней изображение рогатого Дьявола.

— Старшие арканы не участвуют в игре, — объявила горничная. — Но из них вам выпал Владыка Тьмы и Мрака, ваше превосходительство, должно быть, вы играете, как Дьявол, и мне вас ни за что не обыграть.

— Глупости, — Като уже мысленно погрузилась в свой расклад из одних почти пик.

Несмотря на то, что горничная играла очень, очень недурно, первые два раза она уже проиграла, и Като заподозрила, что та ей попросту поддается. Като заставила ее выпить бокал вина за первый проигрыш, просто чтобы не пить в одиночку, а вторым ее желанием было взглянуть на танец в исполнении горничной. Критично осмотрев ее маленькую, но вполне грациозную и подтянутую фигурку, Като решила, что девушка должна уметь танцевать.

Поудобнее расположившись на софе и потягивая скользкую внутренность ягод винограда, «графиня» приготовилась к созерцанию сего зрелища, нацепив на себя маску веселья.

Маску — потому что внутри Като ничто больше не могло по-детски ликовать и веселиться. Гранатовые игрища Матея, оказалось, разрушили в ней все это, или же перебросили мост к чему-то новому, сделав ее другой Като? Сложно сказать. Разнородные чувства, эмоции, мысли вперемешку с воспоминаниями хаотично теснили друг друга в ее голове. Танец рабыни не столь обрадовал ее, сколько почему-то расстроил. И она зачем-то пыталась это от нее скрыть.

Като сделала последнюю затяжку из кальяна и допила очередной бокал вина, и принялась наблюдать не столько за движениями горничной, сколько за своими чувствами. Сомнений нет — танцы рабыни будоражили ту часть ее души, что раньше не смела подать голос. И имя ей было — всепоглощающая, готовая подчинить себе все ее естество Страсть. Пока ее горничная то так прыгала на стену живого плюща, то эдак, извиваясь, как змея, нагибалась до пола, приседала и поднималась вновь, Като наблюдала за своей реакцией. То, что она замечала за собой, ее пугало, и она никак не могла определить — конкретно ли эта рабыня вызвала в ней неведомое ранее чувство, или же это гранатовая вечеринка герцога затронула что-то запретное, сняла так старательно создаваемые ею оковы разума для своей же собственной чувственности.

Когда служанка закончила, Като крикнула «браво» и зааплодировала.

— Раздавай еще партиечку.

И каково же было ее удивление, когда осмелевшая горничная оставила Като «в дураках» с козырным тузом и двумя дамами.

— Мне нужно было повнимательнее ходить, — буркнула самой себе Като.