Рокберн превратился в пышущий огнем вулкан. За все то время, пока он шел к конюшне, он успел обругать каждого, кто попадался ему на пути. Все еще плохо владея собой, он, наконец, взобрался в седло и приказал переправить себя на сушу. И лишь когда он очутился на пароме, мало-помалу ему удалось-таки обуздать свой гнев. Да, они захватили Хиль-де-Винтер всего лишь за ночь. Его карман вместе с дарственной теперь оттягивал ключ от замка. Но кто говорил, что все в этой жизни дастся ему так легко? Матей — хитрый лис, не зря он был одним из самых богатых и влиятельных людей Сеймурии, конечно, пока Рокберн не провернул все это дельце с лишением его прав на замок. Так с какой это стати секрет Матея должен был быть где-то на виду?

Когда волна гнева и безрассудства улеглась, Рокберн уже был на подъезде к Совитабру. До каземата было рукой подать, и только тогда он сообразил, что Матей и в темнице не станет ему просто так рассказывать, где спрятаны его магические секреты. Ну ничего. В этот раз он не будет брать с собой на допрос святого отца. И, если герцог не сломается под пытками, он применит к нему одно из заклинаний, которое развяжет бывшему владельцу Хиль-де-Винтера язык.

Они привязали Дыма на утесе под деревом, а сами подползли к самой его кромке и легли, чтобы их не заметили часовые из Хиль-де-Винтера.

Ночь поглотила и небо, и землю, и море Кэтлей, тихое и спокойное, гладким черным шелком расстелившееся перед ними. В лесу у них за спиной все время что-то шумело, протяжно вскрикивал филин, но ничто не могло отвлечь Энсету и Матея от созерцания Хиль-де-Винтера.

— Мне всегда нравился этот замок, — тихо сказала она, поддавшись захлестнувшим ее воспоминаниям.

Хиль-де-Винтер весь пылал сигнальными огнями, словно один большой маяк посреди бескрайнего простора моря и неба. Матей знал, что там, дальше, есть еще острова, которые хорошо просматриваются с башен замка в ясную погоду, но они были не заселены людьми и ничем не выдавали себя под покровом ночи.

— Это она? — Спросила Энсета, костлявым пальцем показывая на маленькую башенку, торчавшую прямо из воды чуть в стороне от Хиль-де-Винтера.

— Это маяк. — Пояснил герцог. — Раньше суда, подходившие в гавань перед замком, часто натыкались на подводную скалу, на которой он стоит. Это продолжалось, пока мой прадед не построил этот маячек-башенку.

— Красиво, — протянула Энсета, глядя на мерцание сигнального огня сквозь витражные окна башенки, делая ее похожей на огромную свечу, словно поднявшуюся из морских глубин. — Вот туда-то нам и нужно.

— Но как? — Матей посмотрел на ведьму, словно на ума лишенную. Отсветы огней замка плясали на ее лице, глаза старой колдуньи искрились, от чего она, казалось, даже помолодела на вид.

— Шевели мозгами, герцог, — посмеялась Энсета.

— Неужели, — у Матея мелькнула безумная догадка. — Ты собираешься превратить нас в птиц?

— Конечно, нет. Ведь тогда нам сначала пришлось бы научиться летать. А у нас на все про все не так уж и много времени. Я собираюсь вызвать Их, Матей.

Герцог молчал с минуту, уставившись на свою спутницу с широко открытым ртом.

— Но стоит ли?

— А почему бы и нет? Ведь они просто созданы для таких задач, которые кажутся на первый взгляд невыполнимыми.

Энсета отошла подальше к лесу, чтобы ее не было видно часовым на башнях.

— Я думаю, небольшая гроза им не повредит, — Сказала она, оглядываясь на замок.

Энсета, сжав в руке посох, резко вскинула руки в каком-то экзальтированном жесте и громко выкрикнула какое-то незнакомое Матею слово, от чего птицы, мерно дремавшие на верхушках деревьев, с шумом и криками поднялись в воздух. Буквально на глазах у герцога темное ночное небо, до того ясное и усыпанное звездами, словно бриллиантами, стало затягиваться белесыми тучами. Тучи слетались на зов колдуньи, набухали и сталкивались, словно дикие звери в схватке. Они закрыли уже и месяц, так похожий на тот, что был нарисован на обороте гадальных карт Матея. И вот, озарив на мгновенье все, блеснула ослепительно яркая вспышка молнии, ударив где-то в море близи Хиль-де-Винтера. Матею даже показалось, что он на миг различил огромные кипарисы, росшие дальше, на Мраморных островах, такой яркой была вспышка. Сразу же за ней последовал ревущий раскат грома, оглушивший его и колдунью, все еще не менявшей своего положения с высоко поднятыми к небу руками. Налетевший порыв ветра поднял в воздух сухие ветви и листья, содранные с деревьев, но тут же затих, потому что с небес на землю хлынули потоки дождя.

Дождь хлестал немилосердно, проносясь серебрящимися потоками над седоволным морем и почерневшей намокшей землей. Он захлестывал на лету, как бич, и Матей с Энсетой были вынуждены спрятаться под большой разлапистой елью, окруженной лиственными деревьями. Очутившись под защитой дерева, Энсета откинула со лба мокрые седые пряди волос и прислонила к стволу узловатый посох.

— Я, конечно, хотела наслать на Хиль-де-Винтер дождик, чтобы он затушил их факелы и сигнальные огни, но я не думала, что это будет такой сильный ливень, — усмехнулась она, явно довольная собой, выжимая промокший подол своего черного платья.

— Может, займемся, наконец, вызовом? — Поторопил ее Матей, глядя, как она движением рук разводит костер и пытается согреться.

— Не торопись, а то кто знает, чем все это кончится, — осадила его ведьма, доставая из карманов плаща необходимое для работы. — Вызвать их — это тебе не дождик наслать.

Матей не стал перечить колдунье.

Энсета магически заставила костер разгореться еще ярче, несмотря на то, что время от времени под ель попадали брызги дождя и пытались затушить пламя. Затем она заставила Матея снять его извечную мантию и повторять за ней. Они долго ходили вокруг костра, пригнувшись, потому что им мешали низко растущие ветви ели. Энсета подбрасывала в пламя пучки душицы, любистока и дикой мальвы.

— У тебя осталось мое любимое зелье, герцог? — Спросила она шепотом в перерыве между двумя заклинаниями. — Я много раз покупала его, пыталась вырастить, но такой, как у тебя никогда не видела. Правы были злые языки, пустившие россказни о том, что у тебя в Хиле растет Смерть-трава.

— Я всю ее израсходовал, — небрежно кинул герцог, чертя вокруг костра пентаграмму прутиком. — И не смерть-, а всего лишь сон-трава.

— Не велика разница, — ответила старая ведьма, внезапно помрачнев. — Мы идем на риск, помни об этом.

В замке без Рокберна было неспокойно. Войско, которому не было равных, пожалуй, на всем континенте, сгрудилось во внутреннем дворике дворца и на базарной площади Хиль-де-Винтера, боясь подходить близко к разрушенной восточной стене. Им казалось, что какая-то неведомая сила, по слухам, обитавшая в замке, отомстит им за это. Люди и кони жались поближе к огню костров, с замиранием сердца озираясь по сторонам. Пленные торговцы и невольники в кандалах находились тут же, но они не принимали никакого участия в этой всеобщей возне, спокойно ожидая, когда Рокберн вернется и отпустит их восвояси.

Не спали и часовые в башне-маяке. Они заняли ее сразу после взятия замка, добравшись до нее на лодке, и теперь мечтали о том, чтобы кто-нибудь сменил их. Два воина зажгли сигнальный огонь в чаше, и его отсветы заплясали на стеклянных витражах башенки. Сквозь цветные стеклышки на темное ночное море лился свет, то желтый, то зеленоватый, проходя через витраж, и это радовало глаз и веселило душу, но не избавляло от тревоги. Часовые с прошлой ночи не снимали доспехов и крепко сжимали гвардейские копья.

— Как ты думаешь, Эйл, замок нам слишком легко достался, а? — Спросил один второго, грея руки у огня в чаше.

— Почему легко? Сколько наших ходит в ожогах от того огненного душа, который они устроили нам со стен. А говорят еще, что во втором отряде есть убитые. Так что не просто так. Замок — это тебе не девка, так просто не возьмешь.