— Великий Аххуман! — охнул сотник. — Послушаешь вас, бездельников, так…

Голос его предательски дрожал, поэтому он резко оборвал себя и решил, что, пожалуй, лучше выйти на воздух.

У костра тоже сидели стражники — воины его собственной полусотни. Один из них тихим голосом рассказывал что-то, а другие слушали, затаив дыхание, и по временам испуганно оглядывались в темноту.

— …Говорят, с тех пор, как хуссарабы надругались над усыпальницей, Ахх потерял покой, — говорил худой, как скелет, солдат-нестроевик. — По ночам он выходит из склепа и обходит весь город. Иной раз они выходят вдвоем — вместе с монахом, который лежит у входа. Люди слышат причитания Ахха: он зовет потерянных детей. Его встречали и в гавани, и на базаре. Один нищий рассказывал мне…

Заметив командира, солдат притих.

Полусотник мрачно поглядел на него. Досада вытеснила страх и он рявкнул:

— Хватит болтать!

Домелла хорошо отдохнула в последнем перед городом постоялом дворе, и въехала в Кейт верхом на белой кобыле. Ее иссиня черные волосы были расчесаны на пробор и собраны на шее заколкой с золотым орлом. Верная Собака, скакавший следом, глядел на заколку неодобрительно.

Кейт встречал ее, как и положено встречать царицу. Ворота были распахнуты, а мост через ров застелен коврами. Стража в позолоченных шлемах с конскими хвостами выстроилась по обе стороны моста. В воротах царицу встретили наместник-хуссараб и магистрат. Причем магистрат собирался вручить Домелле ключ от городских ворот в знак того, что она сможет теперь приезжать, когда ей захочется. Однако наместник заявил, что этот обычай устарел, а ключ, если он есть, давно уже должен быть у него. Поэтому магистрат ограничился краткой приветственной речью.

Жителей на улицу, по которой следовала процессия, не пустили (Верная Собака позаботился об этом заранее), поэтому кейтцы заняли крыши прилегающих домов. С крыш неслись приветствия и летели цветы.

Верная Собака подумал, что вместе с цветами могут бросить и камень, но наместник, ехавший рядом с ним, его успокоил: таков обычай, и все, кто желал видеть торжественный въезд Домеллы, были обысканы.

— Ты молодец, — похвалил его Верная Собака; он покосился на наместника и решил, что этот человек может ему пригодиться.

Царский дворец в Кейте походил на обычный дом, хотя и имел целых три этажа, остроконечную крышу, крытую глазурованной черепицей, башенки и балконы.

Здесь жил Ахх Мудрейший, здесь прошло детство Домеллы.

Она не сдержала слез при виде дворца.

Время пребывания царицы в ее родовом городе было тщательно распланировано. После торжественного обеда она должна была посетить заседание городского совета (который теперь ни за что не отвечал и ничего не решал), потом совершить прогулку по городу и окрестностям, а вечером полюбоваться на кейтский карнавал.

Посещение усыпальницы Ахха было запланировано на следующий день.

Поздно вечером, когда карнавал закончился, мусорщики взялись за метлы, а стража заняла места на крышах и бастионах, во двор Кейтского дворца въехал всадник. Отряд, сопровождавший его, отвели к конюшне, а всадник, спешившись, показал командиру ночной стражи золотую пайцзу, прикрытую плащом.

После коротких переговоров по-хуссарабски всадника проводили во дворец, к покоям, которые занял Верная Собака.

Полог откинулся, и Верная Собака, подняв голову, в недоумении уставился на человека в дорожном плаще, в пастушьей шапке с лисьей опушкой.

Когда человек снял шапку, Верная Собака изумился и поднялся на ноги.

— Ар-Угай?..

— Тихо, — вполголоса сказал Ар-Угай. — Никто не знает, что я здесь. Никто и не должен этого знать.

— Я и не думал, что ты…

Верная Собака не смог закончить мысль, и махнул рукой. Вышел из комнаты, сказал стражнику:

— Никого не пускать.

Вернулся, прошел в спальню, посмотрел в окна. И только после этого сел на пол, поджав ноги, прямо напротив Ар-Угая.

Ар-Угай налил себе самую большую пиалу напитка из колючки, сделал несколько глотков и поморщился.

— Как ты пьешь эту дрянь?

— Она придает сил… — возразил было Верная Собака и замолк, понимая, что это не главное.

Ар-Угай взял с блюда сразу несколько шариков высушенного соленого творога из кобыльего молока, сунул в рот, запил все тем же напиткам.

— Дорога была нелегкой… У тебя простая, хорошая еда… В Арманатте придворные повара, которых набрали где попало, готовят всякую гадость, вроде черепашьего супа.

Прожевав, он передохнул и сказал:

— Я приехал, чтобы сообщить тебе плохую весть. И сегодня же уеду обратно в Арманатту.

Верная Собака навострил уши.

— Великий каан, брат Богды, Угда, умер.

Ар-Угай слегка откинулся и, прищурившись, мгновение смотрел на Верную Собаку. Тот лишь шевельнул головой, но промолчал, выдержав взгляд. Это понравилось Ар-Угаю.

— Может быть, еще не умер. Может быть, еще мучается кровавым поносом… Но скоро умрет.

Верная Собака молчал, ожидая продолжения. И это Ар-Угаю уже не очень понравилось.

— Айгуль. Его новая наложница, — наконец пояснил Ар-Угай. — Толчёное стекло.

Верная Собака все молчал.

Ар-Угай вздохнул, неторопливо проглотил еще несколько шариков. Продолжил:

— Этот обиженный небом пьяница вздумал жениться. И знаешь, на ком?.. На дочери Богды, на своей сестре.

— Айгуз? — На этот раз Верная Собака не сдержал изумления.

— Айгуз. Перед тем, как отплыть в Тауатту, которую мы назначили ему в улус, он потребовал, чтобы собрался курул. И чтобы на куруле было решено отдать ему в жены Айгуз.

— Тогда… — Верная Собака вдруг сообразил. — Это значит, что он стал бы настоящим великим кааном, а каан-бол — его сыном и наследником.

— Вот именно, — подтвердил Ар-Угай. — Не собираясь отдавать судьбу хуссарабов в руки умовреженного каана, я приставил к нему свою родственницу, Айгуль.

— Я знаю ее, — сказал Верная Собака. — Красивая девушка.

— Не только красивая, но и умная. Я велел ей подсыпать в пищу Угды толченое стекло. Сейчас его плавучий дворец приближается к Большой излучине Тобарры. Я послал отряд из своей тысячи. Дворец доплывет до Махамбетты. Кайлык проследит, чтобы похороны были мирными и пышными, такими, какие подобают великому каану.

Ар-Угай протянул руку и хлопнул Верную Собаку по плечу, от чего тот едва заметно вздрогнул.

— Однако теперь власть переходит к Айгуз. И с этим тоже надо что-то делать.

Верная Собака нахмурился.

— Она ни во что не вмешивается. Думаю, больше беспокойств вызывают Камда и Амза. Что-то они стали не в меру самостоятельными.

— Одно с другим связано, — резко сказал Ар-Угай. — Когда власть в руках женщины, между мужчинами не будет мира.

— Это верно, — Верная Собака наклонил голову. Поднял и спросил тихо — тихо, одними губами:

— Что же ты предлагаешь?

Ар-Угай поднялся, прошелся по просторной комнате, выглянул в окно. На темной зубчатой стене дворца истуканом застыла маленькая черная фигура стражника.

Ар-Угай двумя быстрыми прыжками пересек комнату и, оказавшись рядом с Верной Собакой, внятно проговорил:

— Завтра ты зарежешь её.

Верная Собака не дрогнул. Он только надолго задержал дыхание, а потом медленно, с трудом, выдохнул. Его мясистый загривок взмок от пота.

— Ты — полководец, а не я, — наконец выговорил он. — Так говорил Богда.

Ар-Угай кивнул и улыбнулся.

— Не беспокойся. Со мной приехал человек, который поможет тебе. Когда-то он служил самому Богде, выполняя деликатные поручения. Ты должен знать его — человек без племени, Хуараго.

Утром город мертвых не казался страшным. Невыспавшийся полусотник расставил караулы и пошел в сторожку смотрителя.

На кладбище стали появляться хуссарабы. Один из них, толстый и сердитый, видимо, был тем самым, которого звали Верной Собакой.