— Это Пауль Зееберг, исполнительный директор банка Хельмана, — сказал я.

— Этот молодой человек знает, как надо одеваться, скажу я вам. И у него есть вкус. Извините, мсье Лукас, я хочу познакомиться с этим господином Зеебергом. Красивый парень, ничего не скажешь…

Супружеские пары Фабиани и Тенедос стояли тесным кружком, когда я к ним подошел. Разговор тут же оборвался. Потом все сразу вновь заговорили. У Бианки Фабиани в самом деле грудь была открыта до такой степени, что соски почти выглядывали наружу, так что Торвелл не слишком преувеличивал. Одета она была безвкусно, хотя ее туалет наверняка стоил целое состояние; и она все еще не избавилась от слишком раскованной, слишком кокетливой манеры держаться, свойственной ее прежней профессии.

— Вы ищете убийцу бедного мсье Хельмана? — Бианка залилась беспричинным смехом.

— Да, — просто ответил я.

— Им мог быть каждый из нас или мы все вместе, — сказал грек, у которого голова покоилась прямо на плечах за отсутствием шеи, и погладил руку своей жены-куколки. — У всех нас были на то причины. Он мог бы меня разорить — во всяком случае, испортить мою деловую репутацию. Так что у меня была причина. У Фабиани тоже, верно?

— Да, — односложно подтвердил тот, сохраняя серьезный вид. — Мне не надо называть эту причину, Торвелл ее вам уже назвал.

— Откуда вам это известно?

— Но он же об этом вам только что рассказал.

— Рассказал? Мне?

— Не разыгрывайте спектакля, мсье Лукас. Мы видели, как он взглянул в нашу с женой сторону.

— Проклятый педик, — вставила бывшая танцовщица из «Лидо», ставшая синьорой Фабиани, одной из самых богатых женщин в своей стране.

— Совращать малолетних мальчишек, это он умеет. По нему тюрьма плачет уже из-за одного этого. А уж за убийство! У кого была на то более веская причина, чем у него?

— Как это?

— Дочерняя компания фирмы «Куд» в Англии почти целиком принадлежала ему, — сказал Тенедос. — И обанкротилась из-за валютных спекуляций Хельмана и Килвуда. Чем не причина?

— Нда-а-а, — протянул я. — Конечно, это мог бы быть и он. А я-то считал вас всех добрыми друзьями.

— А мы и есть добрые друзья, — ответила за всех Мелина Тенедос. — Но разве нам нельзя немножко поиграть в страшную пьесу с убийством в последнем действии? — И она засмеялась.

Все подхватили ее смех.

— Конечно, можно, почему не поиграть, — сказал я.

Слуга подал новые бокалы шампанского. С этим делом я легко справился. Мелина Тенедос, красотка с детским личиком, предложила, чтобы мы все написали бедной больной Хильде Хельман почтовую открытку. Паскаль принесла открытку. Я попросил Тенедоса начать. Он написал две строчки. Затем наступил черед Фабиани. Он тоже написал две строчки. Тут к нам присоединились супруги Саргантана. И Саргантана, у которого был такой вид, будто он еще вчера объезжал лошадей, тоже нацарапал несколько слов. Потом внизу дамы поставили свои подписи, в том числе и Паскаль. Теперь у меня были образцы почерка их всех.

— Я отправлю открытку из отеля, — сказал я и сунул ее во внутренний карман смокинга.

— Заезжайте-ка ко мне завтра, — немного позже сказал мне Хосе Саргантана. — Сдается, что я должен сообщить вам нечто важное. — Разговаривали мы все по-французски, некоторые с ужасным акцентом. Он протянул мне свою визитную карточку. — Здесь мне не хочется об этом говорить. Как-никак, это дом наших друзей.

— А о чем, собственно, пойдет речь?

— Вы ведь ищете убийцу, верно?

— Верно, — подтвердил я.

— Ну, так вот, — только и сказал он.

Потом попрощался со всеми и низко склонился над рукой Паскаль, — она подошла к нам в эту минуту.

— Дорогая, вы прелестно выглядите, — сказал ей Саргантана.

Затем обратился ко мне:

— Приходите в любое время после девяти, я буду вас ждать.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал я.

Анжела в одиночестве стояла на лестнице, спускавшейся с террасы в темный сад. Она держала в руке бокал и курила.

Я пошел к ней.

— Ну, принес ли вам этот вечер какой-то успех?

— Все очень запутано, — ответил я. — Но я мало-помалу продвигаюсь.

— Вот и хорошо, — сказала Анжела.

— Что с вами? — спросил я. Она была похожа на даму со старинного портрета: белое платье до полу и ярко-рыжие волосы на фоне утопающего во мраке сада.

— Ничего. Почему вы спрашиваете?

— Вы вдруг совершенно переменились, Анжела.

— Разве?

— Конечно. Но из-за чего? Разве я сделал что-то такое?..

— Не вы, Роберт.

— Тогда кто же?

— Паскаль. — Она жадно затянулась. — Я знаю, она хочет мне добра, но слышать то, что она говорила, было для меня мученьем. Я имею в виду то, что она говорила о нас с вами. Она такая добрая и преданная подруга. И хочет непременно видеть меня счастливой. К тому же вы ей понравились. Но это еще отнюдь не причина объявлять нас влюбленной парой.

— Согласен, — сказал я. — К сожалению, это так. И вы считаете, такого никогда не случится?

— Роберт, вы попросили меня устроить этот вечер. Я хотела вам помочь.

— Вы всегда хотите мне помочь, — парировал я. — Ответьте мне на один вопрос, Анжела.

— На завтра Паскаль пригласила нас с вами на морскую прогулку на их яхте. В половине двенадцатого мы должны быть в Порт-Канто. Да она настоящая сводница!

— В общем так: я вас люблю, но это мое личное дело. Вас это вовсе не касается — я правильно понял?

— Да, Роберт. Вы все правильно поняли. Я испытала любовь, вы знаете. И она не принесла мне ничего, кроме страданий. Так что я предпочла бы иметь нового друга, а не новую любовь с печальным концом.

— А это уже неправда, — заметил я. — Откуда же Паскаль так много знала обо мне? Откуда знала, как сильно я вас люблю? Кто ей все это сказал?

— Я, — смущенно ответила Анжела. — Я. По телефону. Мы с ней целый час разговаривали по телефону, когда вы были в Дюссельдорфе. Кажется… — Анжела повернулась ко мне, улыбнулась, и золотые искорки вновь заплясали в ее глазах. — Кажется, я и впрямь много чего о вас рассказала.

— Ах, вот оно что, — вздохнул я и почувствовал, как по всему моему телу разлилась теплая волна счастья. — Тогда о любви, ясное дело, не может быть и речи. Никогда.

— Вот именно, никогда, — повторила Анжела и с улыбкой поглядела мне в глаза.

Она долго не отводила взгляда, и я подумал, что для того, чтобы правильно понять, что такое счастье, нужно представить себе, что ты его потерял и только что вновь обрел. Для такого эксперимента, разумеется, необходим печальный опыт.

— Жалко нас обоих, — сказал я.

— Жалко, — подтвердила Анжела. — Разве нет?

— Так завтра мы едем кататься по морю?

— Я согласилась. А вам надо работать?

— Можно успеть и то, и другое.

— Вы так милы, Роберт. Вы ужасно милы.

— Просто я вас люблю, — сказал я. — В этом случае быть милым проще простого.

К нам подошел блондинчик Зееберг, держа бокал в одной, сигарету в другой руке. Он тоже был в белом смокинге.

— Я не помешал?

— Отнюдь, — отозвалась Анжела.

— Еще как, — заметил я.

И мы все трое расхохотались.

— Фрау Хельман просила меня передать вам привет, — сказал Зееберг.

Его холодные глаза разглядывали меня, пока он с легкой улыбкой произносил любезные слова.

— Самый сердечный привет. Также и вам, мадам Дельпьер. Фрау Хельман очень сожалеет, что болезнь помешала ей приехать сюда. Я случайно услышал — все гости высказываются довольно громко, — здесь играют в какую-то странную игру.

— Да, — согласился я. — Игра называется «Кто убийца?» Требуется узнать, кто это сделал. И у каждого своя версия.

— А была у кого-нибудь и такая, что убийцей мог бы быть и я? — спросил Зееберг.

— Нет, ни у кого, — сказал я. — Вас не заподозрил никто.

— Однако это странно, — тут же нашелся Зееберг. — Право, странно. — Никто меня не заподозрил?