— Анжела! — Он поцеловал ей руку и кивнул мне. — Можно я присяду к вам?

— Разумеется, — отозвался я и крикнул официанту: — Еще одну рюмку и коньяк для этого господина!

— Вы знакомы? — спросил я Виаля.

— О, много лет! — Он нежно посмотрел на нее. — Как тебе живется, Анжела?

— Отлично. А тебе?

Виаль сказал:

— Ты же знаешь, я занимаюсь сейчас расследованием взрыва на яхте. И все это время работал в лаборатории. Но работу пока еще не завершил. Однако не позже завтрашнего утра я смогу сказать, что это был за динамит и откуда он взялся. — Тут появился официант с арманьяком для Виаля. — Я начинаю как бы с конца, — заметил тот. — Это моя любимая марка — арманьяк «Три ключа». Божественная влага, разве нет?

— Ты прав, — сказала Анжела, — божественная.

— Когда мы раскроем это преступление, — сказал Виаль, — я с вашего согласия приглашу вас сюда на обед, и мы втроем отпразднуем это дело, согласны? Вы мне очень симпатичны, мсье Лукас, а Анжела — моя давняя, очень давняя добрая приятельница. Так как — принимается?

— С удовольствием, Лоран, — сказала Анжела и положила свою ладонь на его руку, от чего меня внезапно пронзила ревность. — Но теперь нам пора. У нас еще куча дел.

— Завтра утром я позвоню вам в отель, — сказал мне Виаль. — Пожелайте мне удачи.

— С радостью.

Когда мы поднялись уходить, Лоран символически поцеловал Анжелу в щечку. Они еще немного поговорили между собой, пока я расплачивался.

Я оглянулся. Анжела все еще разговаривала с Виалем. Они оба смеялись. Потом Анжела подошла ко мне, взяла меня под руку, мы вышли из «Феликса» и пошли к ее машине.

— Что это вы мрачны, как туча?

— Да нет, с чего вы взяли?

— Не «нет», а «да»!

— В самом деле, вам показалось, мадам Дельпьер.

— Называйте меня Анжела. А я буду звать вас Роберт. Вот, а теперь скажите, что у вас на сердце.

— Симпатичный парень, этот Виаль, — сказал я.

— Ах, вот оно что, — вздохнула Анжела. — Да, очень симпатичный. Один из самых лучших.

— Да.

— И вы хотите знать, спала ли я с ним, — как ни в чем не бывало сказала Анжела.

— Ну, что вы в самом деле… Нет, мадам…

— Анжела.

— Нет, Анжела, на самом деле я не хотел… Так вы с ним спали?

— Несколько раз, много лет назад, — сказала Анжела, когда мы как раз проходили мимо витрины филиала Ван Клифа. — Но ничего не получилось. Мы… Боже, мы просто не подходили друг другу. И решили, что можем остаться добрыми друзьями. Что и произошло. Так будет и впредь. Успокоились?

— Я не имею права ни беспокоиться, ни успокаиваться!

— Верно. Но мне, тем не менее, хотелось бы знать.

— Простите, я сболтнул лишнее.

Мы подошли к ее машине. Жара внутри была адская. Я бросился первым делом открывать окошко с моей стороны. А Анжела отыскала в перчаточнике кусок бечевки и в самом деле подвесила несчастного медвежонка к зеркальцу заднего вида. Вновь мимо с легким шуршаньем заскользили шикарные лимузины.

Следя глазами за движениями Анжелы, привязывавшей медвежонка, я сказал:

— Мсье Лакросс назвал мне несколько цифр.

— Каких цифр?

— Имеющих отношение к богачам, с которыми ему и мне придется иметь тут дело. К примеру, два с половиной процента населения Америки контролируют две трети ее экономики. Все, буквально все, даже инфляция делает их еще богаче, а всех остальных людей — все беднее и беднее.

— Да, — ответила Анжела. — Мне он это тоже рассказал. Ну вот, теперь медвежонок висит как надо.

— Вас это не интересует…

— Меня это интересует и даже очень, мсье Лукас. Я социалистка. Думаю, что и вы социалист.

— Конечно, — кивнул я. — А кем еще можно быть в наши дни, если ты не идиот?

— Однако, мы с вами как бы социалисты с двойным дном, дорогой мой, — возразила Анжела. — Я, к примеру, живу на деньги этих супербогачей. Вы живете в отеле для супербогачей. Мы только что пообедали в ресторанчике, в который не ходят бедняки — и в прежние годы ни вы, ни я не могли бы и подумать о том, чтобы пообедать там. Сдается, что немыслимые богатства, с которыми вы здесь сталкиваетесь, производят на вас даже слишком сильное впечатление.

— А вот и нет, никакого впечатления не производят, мадам салонная социалистка.

— Производят, производят, сами вы салонный социалист, — парировала она. — Давайте условимся, что мы оба хотим хорошо жить и все же оставаться социалистами.

— Давайте, — согласился я.

— Чем не двойное дно — стоит лишь вспомнить о мире нищеты?

— Вы правы, — сказал я и почувствовал легкую боль в левом боку. Украдкой я быстро сунул в рот и проглотил две таблетки нитростенона.

Анжела тут же спросила:

— Что это вы жуете?

— Таблетки, которые всегда принимаю после еды, — небрежно ответил я. Мы ехали вверх по Круазет. Жара стояла стеной. Ни ветерка.

Анжела подъехала к моему отелю. У входа ее уже поджидал высокий мужчина в синем комбинезоне — один из автомехаников гаража. Анжела вышла из машины, я тоже. Автомеханика звали Серж. Он пожал Анжеле руку. Из их разговора я понял, что Анжела, если задерживалась в городе надолго, всегда ставила свою машину в здешнем подземном гараже, где было прохладно. Потом они заговорили о последних скачках в Кань-сюр-Мэре. А я прошел в вестибюль и справился у портье, не было ли на мое имя почты. От Бранденбурга до сих пор не было ни слуху, ни духу.

Я вернулся к Анжеле. Грязного ослика я оставил у портье, он положил его в ящичек с моим номером.

Серж как раз отвел машину в гараж.

— Ну, вот, — заявила Анжела. — Теперь, Роберт, вперед — по магазинам!

Мы дошли до здания кинофестивалей, — его как раз подновляли, ибо вскоре должен был начаться очередной фестиваль, — обогнули его и оказались на главной торговой улице — Антибской. Все последовавшие затем три часа нашими действиями руководила Анжела. Сначала мы пошли в магазин мужской одежды, и она выбрала для меня все, что мне было нужно: по паре белых, голубых и синих легких брюк, к ним в тон очень легкие рубашки навыпуск и шейные платки, которые можно носить при расстегнутом вороте. Естественно, мне пришлось все это примерить. В кабинке было жарко, хотя работал вентилятор. Я надевал на себя одну вещь за другой и выходил наружу. Анжела придирчиво меня разглядывала и иногда возражала то против ткани, то против цвета, так что эта процедура длилась довольно долго, но я не обращал внимания. Меня переполняло ощущение счастья.

Анжела сидела на стуле и курила, а я то и дело выскакивал из кабинки словно манекенщик. Брюки, которые она для меня отобрала, были такие узкие, что я подумал: в них и сесть-то нельзя. Да и карманы были мелковаты. Только белые вполне подошли, остальные надо было подогнать. Рубашки годились все до одной. Анжела отобрала из них одну — синюю с белыми точечками. Так что в белых брюках и этой рубашке я сразу остался. Анжела обвязала мне вокруг шеи шелковый шейный платок медового цвета с голубыми точечками. Я посмотрел на себя в зеркало кабины: ощущение было, словно передо мной кто-то незнакомый. Я показался сам себе намного моложе и стройнее, да и жара как бы перестала быть такой уж нестерпимой, разве что ступни ног страдали от нее по-прежнему. Я расплатился, и продавщица сказала, что остальные вещи после подгонки, а также мои костюм, сорочку и галстук доставят мне в отель.

Анжела потащила меня дальше. Во втором магазинчике она выбрала для меня два костюма — один бежевый, второй почти белый и под стать к ним галстуки от Кардена. В этом магазинчике были даже смокинги. С продавцом, молодым и очень любезным педерастом, Анжела быстро нашла общий язык. Он притащил кучу смокингов разных фасонов, и Анжела перебирала их, пока не нашла такой, какой пришелся ей по вкусу. Смокинг был из очень тонкого, мягкого и немнущегося материала, к нему я купил еще черные брюки, белый жилет и несколько галстуков бабочкой — в моде были тогда очень широкие. Вдобавок приобрел еще и подходящие сорочки. (Выбирала их, конечно, Анжела). Смокинг и сорочки тоже доставят в мой отель.