Снорк — и только! Только противогаза на лбу не хватало!

Что бы вы сделали, если сидящая напротив вас перепуганная девчонка вдруг обернулась монстром? Схватили автомат? Бросились бы наутёк?

Но не таков был наш генерал. За свою долгую жизнь Воронин многое видел и даже был на войне. Он знал, что такое паника. И знал, как с этим бороться. На практике. Он не стал хвататься за оружие, не стал звать часового. Долговец внезапно прыгнул вперёд, рявкнул что-то нецензурное и громко хлопнул в ладоши — так, что уши заложило.

Сжавшаяся в углу тень с огромными, обезумевшими от ужаса глазами метнулась назад, ударилась о стену, взвыла в голос, упала и… расплакалась.

Всё. Человек снова стал человеком. Вот такая магия в быту.

— Ну вот, — голос Воронина стал усталым. — Всё. Побузили и будет.

Он спокойно подошел к ревущей в три ручья, поднял её за плечи и усадил на продавленный диван, на котором сам иногда ночевал, когда дела задерживали. Поднял с пола свалившийся с неё платок и положил рядом.

— Я говорю, всё. Поплакали и будет, — рука Воронина осторожно, но властно подняла за подбородок голову девушки, заставив поглядеть ему в глаза. — Всё-ё!

Плач перешёл во всхлипывания.

— Вот умница. Сейчас пройдёт.

В дверь опять постучали.

— Товарищ генерал, всё принёс…

— Заходи, только тихо.

Часовой, протиснувшийся в комнату, выпученными глазами оглядывал перевёрнутый стул, скомканный в гармошку ветхий ковёр, всхлипывающую девушку на диване и самого Воронина, который, опустив плечи, стоял посреди всего этого безобразия.

— Т-товарищ генерал, фляга…

— Спасибо, Серёж. Вольно, да оживи ты. Замер, как статуя… Ступай, молодец.

Часовой боком-боком просеменил до двери и выбрался обратно, неестественно аккуратно прикрывая дверь.

В руках у Воронина оказалась полулитровая армейская фляга с отвинченной крышкой. От неё шёл беловатый пар и тянуло чем-то сладковато-терпким. Он спокойно выплеснул в форточку из своего стакана старую заварку и налил в него тёмно-коричневой ароматной жидкости. Фыркнул, вдохнув пар.

— Хорошо! Вот это чай. Сейчас пить будем. Будем?

Из настенного ящика появилась белая чашка с трещиной. Он протёр её листочком из всё того же блокнота, нацедил пахучего варева и протянул Ксане, буквально вкладывая в руки.

— На. Во-от. Правильно, понюхай, понюхай. Ну что, не яд, нет? Правильно, что не яд — стал бы я сам такую гадость пить! Мята, чабрец, ещё кой-чего, и всё с Большой земли, чистое. Давай-ка пей, оно вкусное, — он отхлебнул из своего стакана. — Ох, хорошо…

…Обнаружив, что совершенно бессознательно встала в боевую снорочью стойку, Ксана перепугалась ещё больше.

«Что я делаю?.. Зачем?.. Нет!..»

Сколько раз отец твердил ей, чтобы избавлялась от этих опасных, выдающих её с головой повадок! И Ксана старалась. Следила за собой, чтобы вот ни разу, ни капельки… А тут вот… сорвалась. После стольких лет жёсткого контроля за собой и своим телом. И, главное — перед кем? Перед лидером группировки «Долг»!!! На их базе!!! В его личном кабинете!!!

Просто прелесть.

«Сейчас меня убьют…» — как-то спокойно и даже отстранённо подумала она.

Но к её удивлению и вопреки ожиданиям, Воронин повёл себя совершенно не по-долговски!..

…Потом, когда он стал её успокаивать, усадил на диван, она стала немного приходить в себя и даже понимать, что… не будут её убивать. По крайней мере, здесь и сейчас!

Лидер долговцев что-то успокаивающе говорил ей…

А потом Ксана обнаружила в своих руках… чашку травяного чая. Недоумённо моргнув, она подняла глаза на Воронина — это ещё что и откуда?

Чай — вопреки её опасениям — оказался чаем, а не каким-нибудь подозрительным зельем. Тем более, что в стакане долговца было то же самое, и он это уже сам начал пить, так что, наверно, можно было не опасаться какой-нибудь очередной гадости?..

Смущённо спрятав лицо за чашкой, уже более-менее пришедшая в себя Ксана покаянно проговорила:

— Вячеслав Пав… лович… Спасибо вам, что… не стали стрелять. Я честное слово не хотела вас… пугать. Просто… потеряла контроль… Простите меня, пожалуйста… Я не снорк, честное слово! Просто… — она вдруг осеклась и посерьёзнела, явно приняв какое-то важное решение. — Если хотите — я расскажу вам о себе всё… В конце концов, раз уж я доверилась вам и обратилась за помощью… А вы меня не прогнали… выслушали и… вот сейчас не стали убивать… Наверно, вы имеете право знать правду. Чтобы уже окончательно решить, как ко мне относиться. А мне… я устала постоянно бояться ваших бойцов, прятаться от них. Хочется ясности и справедливости. Хочется окончательно всё расставить по местам. Чтобы не вздрагивать от каждого шороха и не ожидать пули в голову или… лабораторного стола… Хотя за всю жизнь я не сделала зла ни одному человеку, и я не враг людям… Пусть и порождение Зоны…

Она отставила чашку, из которой так и не отпила ни глотка. Впрочем, тут же пояснила свои действия:

— Это было, конечно, очень глупо с моей стороны испугаться простой валерьянки… — Ксана сконфуженно улыбнулась — Но после всего, что со мной сделали я, кажется, буду до конца жизни бояться человеческой медицины и лекарств… Можно я добавлю в свой чай кое-что из своей аптечки? Это мне как-то привычнее… Да и пусть пристынет маленько… — она снова улыбнулась — Не могу горячее пить. Обжигаюсь…

— Добавь, конечно, если хочешь, — генерал пожал плечами. — Главное, успокойся. А пока я коротенько повторю, что ты рассказала. Итак, тебя поймал патруль и отвёл на блокпост, куда за тобой приехали люди в форме, но не военные. Они отвезли тебя на восток, в некое научное заведение, расположенное под землёй, где было много пленных, солдат и людей в халатах. Там тебе ввели какое-то средство, после чего бросили одну. Все верно?.. И да, порождение ты наше, — генерал кисло улыбнулся, — кто же тебя откачал? Видать, болота у нас родят докторов просто батальонами… — добавил он уже тихо.

Ксана извлекла из сидора потёртый дерматиновый бокс от авто-аптечки и почти не глядя вынула из него склянку с ядовито-зелёной жидкостью. Поболтала и плеснула немного в чашку.

— Сталкеры прозвали это псевдовалерьянкой, — пояснила она внимательно наблюдавшему за её действиями долговцу. — На вид, вкус и запах — редкостная мерзость, но действует примерно так же.

Пузырёк исчез в аптечке, аптечка — в сидоре. Ксана подула на чай и осторожно отпила. Прислушалась к чему-то.

— Раз… два… три… четыре… Пять видов трав, — с лёгкой улыбкой определила она. — Правда, два из них я не знаю. Здесь это, кажется, не растёт. Жалко. Очень вкусно.

Вскоре Воронин заметил, как мышцы её лица расслабились, глаза ожили, а дыхание выровнялось. Ксана успокаивалась просто на глазах.

— Вы всё правильно запомнили — наконец, вернулась она к теме. — Только патруль меня не ловил. Они пришли в Деревню, когда я там была в гостях у тата, и сказали, что на Кордоне меня ждут. Что некие учёные люди очень хотят пообщаться со мной про мои травы и способности. И что в моих же интересах с ними поговорить… И знаете… похоже, они и сами верили в то, что говорили. Может быть те, другие, им наврали? И ещё: они словно знали, что я пришла в Деревню. Кто-то им сообщил, что ли? Помните, те, кто меня возвращал, говорили о каком-то наблюдателе?

Чашка опустела, Ксана с удовольствием пошевелила плечами, расправляя сведённые мышцы спины. Провела ладонями по лицу, пригладила выбившиеся из косы волосы.

— Много ли было людей там, куда меня привезли — я правда не знаю. Я там побывала только в том кабинете, коридоре и камере, где меня держали. И видела от силы человек пять-шесть, включая беднягу Чоппера… А откачали меня — как я уже говорила, отец и Марго, моя подруга. Тато разбирается в свойствах артефактов и умеет делать их сборки, а Маргоша… разбирается в моей аптечке. Я ей на всякий случай однажды показала и объяснила, где, что и для чего… Ох, они, кажется, применили ко мне весь имевшийся набор средств — так перепугались… — Ксана страдальчески скривилась, словно во рту у неё оказалась какая-нибудь гадость из её же аптечки — К счастью, я успела сказать им, что со мной случилось — прежде чем всё это началось. Ну и кроме того я сама сражалась за себя и свою жизнь, просила Мамо не оставлять меня, не делать чудовищем… Вот, всё получилось… Хотя, пока совсем не поправилась — где-то неделю пришлось отлёживаться… Пока лежала — много думала о случившемся. А потом сразу к вам побежала…