…Ему казалось иногда, что самым близким словом, описывавшим его жизнь, было слово «слух». Чужие мысли сначала именно слышатся. Как шепот, как возглас, как крик. Это уже потом над словами чужих мыслей начинал сначала исподволь, а затем все громче, довлеть его собственный голос, ровный, тяжёлый и монотонный. Сначала он слышал их, этих неразумных, они сами выдавали себя, и лишь затем попадались.

Он слышал многое. Слышал жалобы, вопли злобы, вопли ужаса, отчаяние, голод, брань. Иногда — слова чужой матери, много лет назад гладившей по голове своего детёныша, выросшего после в глуповатое и опасное животное, ржущее над шуткой такого же зверя. Звери звали себя иногда «люди», иногда «мужики», иногда «сталкеры». К их мыслям он привык. И даже со скукой уже вторгался в их маленькие головы, оглушал одним словом, заставляя забыть всё и всех.

…Когда в его внутренний слух проникли тонкие переливчатые звуки, он долго не мог понять, откуда они идут. Звуки сплетались, как трава, как ветви деревьев, расплетались и снова перевивались, громкие и тихие. Нездешние, непонятные, неизвестные звуки. Появились почти осязаемые картины — красные кирпичные стены, свет фонарей, гвалт. Звуки стали резче, потом снова вернулась мелодика.

Он внезапно понял, что слышал. И замер, поражённый так, как не помнил себя никогда. Слышимое называлось музыкой. И музыка эта исходила от лежащей в руках подчинённого фигурки!

…Когда ветви низкорослых кустов справа зашевелились, он даже не сразу это заметил, увлечённый неожиданным открытием. Подконтрольный со своей ношей ушёл далеко вперёд, ровно топая тяжёлыми башмаками.

Перед глазами метнулись неясные фигуры. «Опасность!» — вздрогнуло, зашлось воплем подсознание. Он растерянно шагнул в сторону от дороги, все ещё оглушённый, вдруг неспособный ударить, скрутить, подчинить. Тоненькая нить, связывавшая его разум и голову грузного, порвалась.

Попытки нащупать сознания нежданной помехи почему-то ни к чему не привели. Воины-тени, кинувшиеся к его бывшему подконтрольному, словно были закрыты от любого пси-воздействия непроницаемым куполом.

«Тёмные сталкеры… Ну, припомню я им это!.. Такие же людишки… Тела исковерканные, мозги набекрень, а всё то же в пустых головах… Знают Истину и несут её!.. Один Бек их чего стоит!.. Только истина у них — пустая мёртвая башка, ничем не лучше Монолита!

…Пожалуй, соберусь с силами, и через несколько дней пойду послушать их. Издали. Сначала незаметно…

…Только бы они ничего не сделали с… этой… которая ЗВУЧИТ!..»

Закутанная в плащ фигура неслышно растворилась в чаще…

— Братья, да это же баба! Ну, дела — одна, посреди Зоны…

— Интересно, куда это зомбак её тащил? И зачем?

— Известно, зачем… Зачем ещё баб куда-то тащат? — сказавший это, весело хохотнул. На него посмотрели с дружным сожалением и покрутили пальцами у виска — мол, думай, что ляпаешь, на кой ляд зомбакам бабы в том самом контексте!

— Одета она уж больно как-то странно. Не для Зоны…

— Может, зомбак её из какого-нибудь сталкерского кабака упёр?

— Почему именно упёр? Могла и сама убежать!

— Убежать? А нафига? И потом, смотрите — ни оружия, ни снаряжения! Одежонка тоже… Не, брат, в таком виде в Зону не убегают!

— Так зомбак-то был под контролем! Может, это его баба, и их вместе законтролили?

— Э, братья, а давайте-ка отсюда валить по-быстрому! А то как бы эта пси-ментальная сволочь и нам чего не уделала! Чего-то навроде стайки псевдопсов морд эдак в 20 — и это в лучшем случае!

— А с этой что делать? Живая ведь, дышит! Может, прибьём, чтоб не возиться?

— Я тебя сейчас самого прибью!.. Берём с собой на базу — пусть с ней Бек разбирается. Во-первых, лишняя баба — никогда не лишняя, особенно — в Зоне, особенно — на нашей базе, а во-вторых — пригодится на случай, когда Отец проголодается!

— О! Ты безусловно прав, брат! Уж кому-кому, а Отцу она точно может пригодиться!

— Взяли-подняли… Хэ, а ничего такая находочка!.. Даже жалко её отда…

— Так, хорош засорять эфир! Ноги в руки — марш! И по сторонам поглядывайте!

…База тёмных сталкеров была оборудована на пустом блокпосту — несколько разбитых кирпичных бараков, пара гаражей, где ржавели когда-то могучие, а сейчас замершие и беспомощные машины. Туда-то и принесли они свой странный трофей, отнятый у зомби, явно находящегося под ментальным контролем. Шли, опасаясь нападения, всматривались в кусты и ждали, что вот-вот вылетит из-за поворота стая направленных недобрым разумом голодных тварей. Но пронесло…

Добычу первым делом явили пред очи Бека, вожака. Тот кликнул врача. Долговязый Лазарь вытащил замызганную сумку, вскрыл ампулу нашатырного спирта — по комнате пополз ядовитый дух. Лазарь поднёс к носу пленницы остро пахнущую вату, неестественно белую в скрюченных, будто обгорелых, пальцах…

Колли слегка пришла в себя ещё когда подконтрольный, нёсший её, грохнулся на дорогу, лишённый управления. Окончательно — когда услышала над собой голоса. Но, ощутив вокруг себя много людей, затаилась и сделала вид, что по-прежнему находится без чувств. Жизнь среди людей научила её предельной осторожности.

В нос ударил резкий запах нашатыря, и притворяться дальше бесчувственным телом стало невозможно. Колли дёрнулась, коротко застонала и открыла глаза.

И тут же взвизгнула, увидев над собой троих мутантов. Точнее — их внешность. Таких она даже в Хармонтском гетто не встречала!

Склонившаяся над ней сутулая фигура от неожиданности вздрогнула и подалась назад. Запах аммиака пропал вместе с ней.

— Пришла в себя — отметил бесстрастным голосом худощавый мутант с лицом, похожим на обтянутый кожей череп, — Кто ты? Ты меня понимаешь?

Губы второго мутанта, огромного и плечистого, медленно разъехались в нехорошей ухмылке, когда он увидел её реакцию на их внешность. Глаза злобно блеснули.

— Добро пожаловать к уродам, детка! — процедил он.

— Подожди, Маус, — снова прозвучал первый голос с едва уловимой усмешкой. — Она не слышит тебя.

Говорили они по-русски.

Колли чуть прикрыла глаза. Перевела дух. Мутанты. То есть — такие же, как она — только изменения коснулись внешнего вида, а не способностей.

Как общаться с себе подобными, она совершенно не представляла. Потому что до сих пор, таясь от всего мира, ни одного из них (по крайней мере, явного) в Хармонте не встречала. Правда, поговаривали, что где-то в горных районах Зоны остались какие-то местные жители, пережившие Посещение и ставшие мутантами, но до этих ей ещё в своих странствиях добираться не доводилось.

— Кто ты? — повторил первый голос уже громче, — Слышишь меня?

— Всё я прекрасно слышу! — спокойно, но с некоторой ноткой вызова ответила она и, открыв глаза, на этот раз уже храбро посмотрела на окружавших её мутантов. — И вообще предупреждать надо, что вы тут все такие… красивые! Я бы тогда хоть проявила вежливость и не орала!

Когда Колли боялась — она всегда становилась ершистой и вредной. А сейчас она именно боялась. И от этого страха североамериканский акцент в её русской речи стал резче и отчётливее. Русский она знала неплохо — мать её происходила из семьи эмигрантов… Но вот откуда в Хармонтской зоне столько русскоязычных мутантов? Что-то не слишком похоже на тех местных, про которых она слышала.

— И, кстати, где это — «тут»»? — решила уточнить она. — Вы-то сами кто?

— Лопни мои глаза! — хохотнул дюжий Маус — Мало того, что баба, мало того, что наглая, так ещё и не нашенская. Она ж буржуйка!

Поймав на себе чуть удивленный взгляд соседа, он повел плечом:

— Я когда ещё салагой был, а мой батя служил в группе войск в Германии, их столько перевидал!.. Кто-кто! — передразнил он пленницу. — МЫ! Чего, милая, это тебе не Нью-Йорк, не Мюнхен, не Лондон твой вшивый! Ты в Зоне-Матушке! — здоровяк явно был собой доволен.

Колли поднесла к лицу слабую руку. Провела. Поморщилась, почувствовав липкость крови. Посмотрела на Мауса с видом уставшей от выходок Вовочки, но терпеливой и доброй Марьванны.