— Добро. Всё, Седьмой, жду на базе. Конец связи.

После переговоров наступило молчание.

— Пора, — сказал Грищенко. Ксана согласно кивнула и чуть отступила от квада под сень деревьев, готовая бесследно раствориться в своей родной, но чуждой им стихии. Ещё пока что своя для них — но уже не с ними, отдельно. По другую сторону незримого фронта, пролёгшего между людьми и порождениями Зоны.

— Погоди, — остановил её Кошак и вопросительно глянул на командира. Тот кивнул.

Трое долговцев, по примеру Полёта, тоже пожали девушке руку, благодаря её за помощь и прощаясь. Последним подошёл Вук.

— Ты это… извини… за собаку… — неловко пробормотал он. — И спасибо…

Ксана тихо засмеялась.

— Тебе спасибо, что не тронул её… и щенков! — сказала она и вдруг, приподнявшись на цыпочки, коснулась губами щеки парня (выйдя в знакомые места, долговцы временно сняли маски и шлемы). Тот изумлённо вскинул руку к лицу, а девушки уже и след простыл! Только вздохнул сомкнувшийся за её спиной подлесок, да эхом долетело:

— Чистой дороги! Заходите ещё!

Долговцы все как один уставились на ошарашенного стажёра. Фриз дотянулся до напарника и отвесил ему лёгкий подзатыльник, чтобы привести в чувство.

— Наш поспел… — проворчал Полёт и, разом посуровев, скомандовал:

— Маски и шлемы надеть! Порядок движения прежний! Не расслабляться! Вук, о девушках на базе мечтать будешь! Всё, вперёд!

И четвёрка бойцов в чёрном ходкой рысцой двинулась к северу Свалки, где располагался блок-пост «Долга».

Часть 5. Колли

Мамочка — большая оригиналка — умудрилась назвать меня, свою единственную дочь, Клеменси! В честь её давно почившей мамы. Точнее, бабушку звали Клементиной — она была из русских эмигрантов, но мне от этого примечательного факта в нашей семейной истории ни холодно, ни горячо. Клеменси Флэтчер — бр-р-р-р, аж зубы от оскомины сводит! Не люблю я своё имя.

Так что, лучше зовите меня просто Колли. Колли Флай.

Я ненавижу этот город!.. С каким наслаждением я выбралась бы из его «гостеприимных» объятий! И — подкатить самую большую пушку, нет — колонну танков! Окружить — и со всей дури, изо всех стволов… По этим домам, улицам, подворотням, окнам, глазам, взглядам, гнусным ухмылкам… По той пакости, что лежит ЗА Периметром… Зона… провались она в ад вместе с этим чёртовым городишкой!..

Да нельзя…

…Когда всё это началось, я ещё не могла осознавать, что на моей дальнейшей жизни и планах можно ставить большой и жирный крест. Точнее — большой и мраморный. С памятными датами и веночком. Я по-прежнему жила, ходила по знакомым улицам, училась в частной балетной школе мисс Браун, общалась со сверстниками… И упорно шла к заветной цели — стать знаменитой на весь мир балериной. Как Майя Плисецкая, Галина Уланова или Марго Фонтейн, про которых нам рассказывала мисс Браун и которых мы иногда видели по телевизору. Я делала успехи, и учителя пророчили мне блистательную карьеру. Кроме того, я любила танцевать, танцы были альфой и омегой моей жизни, я не мыслила себя ни в какой другой ипостаси кроме как на залитой светом сцене, в пуантах, пышной пачке или воздушной «шопеновке»… Помимо танцев я ещё дополнительно изучала этикет, ставила речь, читала книги — в общем всячески себя образовывала, ведь моя цель была — блестящая артистическая карьера и высшее общество!

А потом, когда я уже почти закончила школу, выяснилось, что ничего этого не будет — ни огней рампы, ни сцены, ни известности, ни признания публики… Хармонтцам запретили покидать пределы города. Навсегда.

Раньше-то всё было по-другому. Наоборот — жителям города, расположенного в опасной близости от аномальной Зоны, сулили всякие блага за переселение в другие места. Но потом там, куда они переселялись, стали происходить необъяснимые и даже трагичные истории с окружающими их людьми, и вот, наконец, власти, спохватившись, приняли меры: запретили эмиграцию.? И чуть ли не со следующего дня после опубликования этого запрета всем жителям города в обязательно-приказном порядке начали делать замеры КГЧ — коэффициента генетической чистоты — чтобы выяснить, кто из хармонтцев наиболее подвергся действию Зоны — а кто менее.??

Проще говоря, кому повезло остаться человеком, а кому — нет.

Отделили, так сказать, агнцев от козлищ.

Не буду вам рассказывать, в каком шоке я тогда была… Отклонение от нормы в генетическом коде… Двойка — не так уж и много, чтобы начать считаться мутантом, но… для того, чтобы перестать считаться человеком — уже достаточно.

Разом рухнуло всё, о чём я мечтала, что поддерживало меня в минуты неудач, слабости и смертельной усталости от каторжных экзерсисов. Всё. Мечты, надежды… Со злополучным клеймом в метрике нечего было и думать даже о том, чтобы покинуть город тайно.

Мать говорила, что можно прожить и без балета, что есть и другие занятия, что мне просто надо будет после школы найти нормальную работу — и всё утрясётся…

Кабы так…

Я закончила школу, и после этого начались мытарства. Молоденькую девушку без специального образования и малейшего опыта работы могли взять только в официантки, да на какие-нибудь несложные малооплачиваемые должности. Но о том ли я мечтала когда-то, честолюбиво грезя о блеске славы и тысячных гонорарах?

Кроме того, я любила танцевать…

Стоит ли говорить, что ни на одной работе я не задержалась больше чем на год. Мне, воспитанной на классической музыке и высоких идеалах служения искусству, неизбежно надоедали серость, однообразие и грубость вокруг меня. А так хотелось красоты, изящества, культурного обращения… творческой обстановки… Хотелось БОЛЬШЕГО.

Я пыталась как-то бороться со всем этим. Однажды даже сама решила давать уроки танцев, может быть, открыть свою школу. Но… это уже был не тот Хармонт. Кому были нужны мои танцы? Зона владела их умами. Зона, хабар, риск, деньги… И — безнадёжность. Оттого, что НЕЛЬЗЯ было отсюда уйти! Нельзя, понимаете?!

Мать нескончаемо пилила меня за постоянные метания с работы на работу, за витания, как она говорила, в облаках, за неприспособленность к жизни… Сама она, всю жизнь проработавшая секретаршей какого-то, средней руки, начальника, была довольна своей жизнью и о большем не помышляла… До тех пор, пока её начальник не погорел на какой-то афёре и не вылетел с работы. Вслед за ним уволили и мать. И тогда она запила. Но пилить меня, как вы наверно понимаете, не перестала. Стало даже хуже.

Так что, сами понимаете, когда дома такая… простите, 5-я точка — тут уже не до тонких материй! К тому же, я в очередной раз сама потеряла работу. Не смогла сдружиться с очередным «бабским коллективом», принять их правила. И они меня выжили.

Потом постепенно начали таять сбережения, а поступить работать было некуда — везде было одно и то же…

Однажды, проходя мимо какого-то рекламного стенда, я увидела объявление: «В ночной клуб требуются танцовщицы для шоу-программ». Раньше бы я, не задумываясь, прошла мимо, но…

В общем, я нанялась. И понеслось…

…Этот город растоптал мою Мечту. Что я получила? Грязный зашарканный пол трущобного кабака — вместо пахнущих стружками и мастикой сценических подмостков… Пошлые шлягеры — вместо чарующих шедевров мировой классики… Провокационные, почти не прикрывающие тело одеяния — вместо воздушных белоснежных «шопеновок» и пышных пачек… Похотливые раздевающие взгляды, грубые выкрики и пьяный гогот — вместо восхищённых, исполненных Мысли, глаз и восторженных рукоплесканий… Щипки, шлепки пониже спины и тисканья в тёмных закоулках клуба — вместо цветов и галантных поцелуев руки… А вскоре…

…Я знала, куда нанимаюсь работать, и не тешила себя иллюзиями. Но полагала (видимо, по молодости и наивности), что у меня хватит сил и воли не вляпаться в эту грязь, не стать очередной публичной девкой, остаться ВНЕ… ВЫШЕ всего этого… Только танцы — пусть даже и на шесте, пусть даже и стриптиз…