Теперь же Кирпич сам возглавлял банду. Нет, Грицая никто из своих или чужих не устранял. Прежний главарь проявил неосторожность и стал жертвой контролёра, пополнив собой ряды безмозглых зомби, во множестве шляющихся по Зоне. Новый пахан, приняв бразды правления, тут же отдал приказ добить и похоронить бедолагу — если вдруг где встретится.

Не так давно этот приказ был исполнен, и зомби-Грицай мирно упокоился в луже «холодца», бесследно растворившего его брошенное туда полуразложившееся тело.

Преемник покойного пахана взялся править братвой с перенятой у предшественника жёсткостью и бескомпромиссностью. Последнее особо касалось принципа следования так называемым «понятиям», насчёт которых Кирпич загонялся, пожалуй, даже суровее, чем Грицай. Настолько, что со временем банду покинули несколько особо недисциплинированных её членов. Они, видимо, рассчитывали, что со сменой власти придут и новые, более вольные порядки… Не тут-то было! Кирпич, не размениваясь на «послекоронационные» милости и послабления, зажал банду в кулак и чуть ли не с первых дней начал завинчивать гайки.

Зато теперь его «бригада» состояла из таких же, как и он, людей серьёзных и не склонных к нарушениям дисциплины. И только её малочисленность и жёсткие принципы пахана позволяли спокойно спать вожакам других банд Зоны: будь у Кирпича побольше народу — с его организационным талантом он мог бы запросто и не особо напрягаясь подмять под себя другие, менее организованные группировки.

Но Кирпич придерживался стратегии «лучше меньше — да лучше» и в своей политике набора людей в банду предпочитал качество количеству.

В настоящее время в «бригаде» было — включая самого Кирпича — семеро. Оптимальное, как утверждали психологи, количество для коллектива, объединённого общей идеей. Ну и в целом — символично.

Очередной и, как некогда выражался Грицай, плановый сбор дани и на сей раз не преподнёс сюрпризов. Крышуемые сталкеры безропотно расставались с частью хабара, оплачивая им свою защищённость от других банд Зоны. Кирпич слыл среди своих и чужих товарищем жёстким, иногда жестоким — но справедливым. Настолько, насколько его личная справедливость находилась в соответствии с принятыми у братков «понятиями».

Зная эту его особенность, некоторые банды уже начали приглашать молодого пахана на свои «стрелки» и разборки в качестве знатока бандитских законов и третейского судьи. Очередная такая «стрелка» собиралась дня через два, и Кирпичу уже пришло приглашение присутствовать от глав участвующих в ней «контор».

А пока «бригада» возвращалась с очередного «полюдья» к себе на базу.

— Кирпич, глянь-ка! — вдруг остановился Хмурый и указал стволом автомата куда-то вперёд-вправо — туда, где горбились поросшие травой холмы — преддверие Кишки. — Никак там есть кто?

Вожак вгляделся. В укромной ложбинке между двумя холмиками копошились какие-то люди — человек пять, что ли, отсюда было трудно разглядеть, поскольку их ещё заслоняли кусты, росшие по холмам тут и там и торчащие, словно пучки щетины на плохо выбритых щеках.

— Сталкерня, что ль какая-то?.. А ну-ка, парни…

Кирпич сделал знак, и «бригада», умело рассыпавшись по всем доступным укрытиям, тихо двинулась к ложбинке.

Когда до неё оставалось не более шагов тридцати, Кирпич вдруг выпрямился во весь рост. И сплюнул.

— Крысы — с усмешкой сказал он своим. — Тьфу, пакость!

Крысами он называл мародёров, которых сильно не любил за то, что те жили «не по понятиям». И по его мнению, нормальному братку с такими общаться — просто западло.

Он уже хотел было дать своим знак идти дальше, но что-то в действиях мародёров привлекло его внимание.

— Я не понял, мужики, — начал он, — они там что — меж собой чпокаются?

— Да не! — вгляделся Игорёк, самый зоркий в «бригаде». — Кажись, наоборот — поймали какого-то сталкерюгу-новичка и его… чпокают… Вот же пидорасы!

Кирпич брезгливо поморщился. Однако у него тут же возникла мысль, и он не замедлил её высказать.

— Это может быть и кто-то, кто ходит под нашей крышей. Айда, мужики, разберёмся.

«Мужики» понимающе захмыкали и двинулись за вожаком: плох тот пахан, что гребёт с крышуемых бабло за защиту, а сам ради этой защиты и пальцем о палец не ударит.

Мародёры заметили братков, когда те уже подошли достаточно близко. Стоящий на стрёме мелкий и тощий тип тревожно свистнул своим. Те повскакивали, хватая оружие и придерживая некоторые, находящиеся в красноречивом беспорядке, детали одежды.

— Развлекаетесь, джентльмены? — светски поинтересовался Кирпич, делая знак, что пришёл с миром.

— А тебе-то что за дело? — буркнул один из мародёров, по виду — вожак. Мазнув недружелюбным взглядом по компании, стоящей за спиной Кирпича, сноровисто застегнул штаны. — Идёте мимо — так идите себе.

— Да мы не так, чтобы мимо… — продолжал изображать культурного человека «браток», — Но у вас тут, смотрю, весело…

— А! Чё, тоже хочешь присоединиться? — ухмыльнулся мародёр. — Так бы и сказал! А чё, мы не жадные, мы поделимся! — он повернулся к своим. — Правда, мужики?

С бандитами «крысы» предпочитали не ссориться. Себе дороже.

— Фе! — скривился Кирпич. — Ну уж нет, только петушатни мне тут не хватало!.. — он небрежно кивнул на неподвижно лежащего неизвестного бедолагу, которого «крысы» предусмотрительно накрыли плащ-палаткой. — Чего вы не поделили с этим парнем?

— С каким ещё парнем? — изумился вожак мародёров и хохотнул. Вслед за ним гыгыкнули его подельники. — Девка это! Самая натуральная, со всем, что им, девкам, полагается! Во, гляди!

И с этими словами он откинул брезент.

Кирпич услышал, как позади него кто-то из братвы издал какой-то странный звук — не то вздох, не то рык. Покосившись на своих, он увидел, как Игорёк и Хмурый разом стиснули кулаки.

Жертва мародёров, оказавшаяся женского пола, лежала ничком на пожухлой прошлогодней траве и не подавала признаков жизни. Лицо её скрывали растрепавшиеся, с застрявшими веточками и травинками волосы цвета ореховой скорлупы, поэтому навскидку невозможно было определить её внешность и возраст. Но, судя по телу — тонкому, гибкому, с едва начавшими развиваться женскими формами, — это действительно была девушка. Совсем ещё молоденькая, лет шестнадцати, не более. В обрывках растерзанной одежды, сквозь клочья которой тут и там на нежной коже виднелись синяки, ссадины и кровоподтёки.

— Так что, братаны, никакой петушатни! — осклабился вожак мародёров. — Девочка — самый сок… хоть и мутантка, но всё у неё на месте! Вот только слабовата: как на второй заход пошли — сразу дух вон. Ну ничего, вам тоже хватит!

Он ногой небрежно перевернул лежащую. Тело девушки перекатилось на спину вяло и тяжело, словно безжизненное. Взглядам братков открылось её лицо — отрешённое и безучастное, с синяками вокруг закрытых глаз, со вспухшими, искусанными в кровь губами… тонкий, уже начавший подсыхать потёк пролёг из уголка рта и размазался по щеке. Кирпич невольно прошёлся взглядом дальше и замер, чувствуя, как внутри него поднимается холодная беспощадная ярость.

Он знал эту девушку. Не лично, правда, но был наслышан о ней и пару-тройку раз даже видел её, когда она приходила лечить кого-то из подручных Грицая, вляпавшегося в поросль Жгучего Пуха. И, судя по реакции его ребят, им она тоже была известна.

По негласному закону, установившемуся среди сталкеров и братков Зоны, девушку эту было запрещено трогать даже пальцем. И вовсе не из-за того, что её батя был торговцем с Кордона, с которым портить отношения было крайне опрометчиво!

— Вы чё, придурки, совсем о…ели? — свистящим шёпотом начал Кирпич, переводя взгляд с красноречивой алой полоски на внутренней стороне бедра девушки на мародёров. — Вы на кого руку подняли, суки?

— Ну Ксанка-мутантка, подумаешь! — сплюнул мародёрский вожак. — Просили её по-хорошему: покажи, где артефакты водятся, отблагодарим честь по чести… Так нет же… Упёрлась рогом…