Велик вклад промышленности Москвы в снабжение действующей армии оружием. В суровые дни зимы 1941/42 года трудящиеся Москвы поставили фронту 76 тысяч автоматов, 10 тысяч минометов, много тысяч противотанковых ружей. Вернули в строй до 1000 танков и самоходных орудий, отремонтировали не менее 1200 самолетов и много другого оружия, снабдили армию могучим арсеналом боеприпасов.

"В ту суровую годину, — вспоминал бывший старший мастер и секретарь парткома завода "Серп и молот" И. И. Туртанов, — на нашем заводе работало много женщин и совсем еще молодых девчат. Сами названия ведущих профессий металлургического производства подразумевают, что специальности эти мужские. Нет слова "сталеварша" — есть сталевар, нет слова "вальцовщица прокатного стана" — есть вальцовщик. Война изменила представления о женских и мужских специальностях…

Не скрою, мы, бывалые металлурги, с неохотой соглашались на требования женщин допустить их к труду на горячих участках. Думалось, какой из женщин получится вальцовщик, если когда-то и мужчин брали на эту работу самых сильных! Но просьбы женщин были так настойчивы, так непреклонны, что решено было попробовать. Обстановка тоже заставляла поступиться условиями охраны женского труда.

Во второй мартеновский цех пришла хрупкая, маленького роста Анастасия Савичева. Уступив ее просьбе, Настю поставили подручной сталевара; всю войну трудилась у мартеновской печи, не делая себе никаких скидок. В том же цехе на электроплавильных печах подручная сталевара Мария Харчевникова работала по 12 часов у раскаленных печей, дежурила в госпитале, а когда остановили печи — вместе с другими пошла рыть окопы. На стане "300" прокатного цеха работали Евдокия Виноградова, рядом с нею девушки Агриппина Боброва и Анастасия Аникиенко. Но ловчее всех была Галина Пикулина, она прокатывала металл на удивление быстро, и подруги завидовали ей. Галя пришла на завод вместе с матерью, поступила в калибровочный цех, училась на курсах медсестер. Мечтала пойти на фронт, но ей не было семнадцати лет — в армию не взяли".

Чем крупнее калибр орудия, тем тяжелее физический труд при изготовлении снарядов и тем труднее при стрельбе орудийному расчету, а прежде всего — подносчику снарядов, заряжающему.

Есть операции при литье, при холодной обработке металла, которые требуют предельного напряжения физических сил, даже сверхнапряжения. Не легче на сборке крупных узлов, где сохранилось много ручных операций и куда еще не пришла малая механизация.

Медленно движется люлька, а в ней тяжелая стальная болванка — будущий крупнокалиберный снаряд. Люлька на расстоянии вытянутой руки от станочницы. Ей необходимо не мешкая вынуть подъехавшую болванку из люльки, поднести к стакану, закрепить между бабками, обточить и вновь уложить в движущуюся люльку. Таким вот образом с места на место переносят вручную за смену тонны металла. Болят руки, немеют ноги, ломит поясницу…

А разве не мучительно изготовление опорных плит для 120-мм полковых минометов, самих мин? До токарного станка, до первой стружки стальная болванка весит сорок килограммов. Приходилось вручную поднимать, снимать с верстака и снова ставить болванку двести пятьдесят раз за смену! В мирное время женщина не могла даже вообразить, что ей такое, под силу — разгрузить за смену вагон металла!

Не меньше доставалось бригаде М. И. Ивановой на Коломенском паровозостроительном заводе. Каждая женщина вручную выгружала-нагружала за смену более 18 тонн речного песка. Зине Дорофеевой, освоившей профессию формовщицы, приходилось в литейном перекидывать до 16 тонн земли — груз двухосного товарного вагона!

Бывший начальник цеха завода имени Владимира Ильича С. И. Невструев вспоминает: "Тяжело приходилось девушкам, обтачивавшим медные пояски снарядов. За 12 часов через их руки проходило 1100 снарядов весом по 9 килограммов; их нужно было поднять на станок, а после обточки снять".

Тяжесть женского труда измеряется не только весом деталей, переносимых с места на место. Не меньшую усталость испытывали работницы на конвейерах, где собирается оружие.

Тогдашний нарком боеприпасов П. Н. Горемыкин обнародовал данные: на сборке зарядов приходилось выполнять вручную за смену 12–13 тысяч операций. И ни одна операция не допускала ошибки!

Изнурительным, непосильным был и добровольный труд подростков, детей, особенно в ночные смены.

"Глубокой ночью мы приехали с секретарем ЦК комсомола Михайловым на "Красный пролетарий", — вспоминал в мирные годы бывший секретарь Моссовета А. М. Пегов. — В девятом цехе нас встретила необычная для завода тишина. Синие лампочки под потолком, яркие светильники у станков и полное безлюдье. Мастер цеха, старый коммунист Горячев, объяснил: "Сейчас обеденный перерыв. Ребята наскоро поели в столовке и теперь спят". Тут мы увидели: мальчишки и девчонки в спецовках, в домашних курточках и халатах устроились кто где — между станками, на ящиках, на грудах каких-то деталей — и спали мертвым сном. Было три часа ночи. Сердце сжималось при виде беспомощных фигурок, застывших в смертельной усталости. Вдруг резко прозвенел звонок. Перерыв окончился, и сразу ожил цех. Не мальчишки и девчонки — рабочие, опытные, быстрые, точные, стали к станкам. Завыли, загудели моторы, полетела, закружилась серебристая стружка. "Цех выпускает мины к полковым минометам", — пояснил мастер. Мы подошли к пареньку у токарного станка. "Стахановец! Пять норм выдает уже неделю!" — с гордостью сказал мастер. Я посмотрел на токаря. Он стоял на ящике — иначе не дотянулся бы до суппорта токарного станка! Нет, не жалость — гордость за этих замечательных ребят наполняла нас…"

"Ветеранов "Компрессора" можно встретить сегодня в заводской проходной, — рассказывал писатель Евгений Мар спустя четверть века после войны. — Многие, кто сейчас сед, были в ту пору подростками. Старичок-плотник принял тогда от директора необычный заказ — изготовить скамейки, чтобы и подростки могли работать у станков. Эта ступенька вверх стала для многих началом большого пути.

В памятный воскресный день 22 июня 1941 года Сережа Горбачев со старшими братьями Павлом, Александром и Николаем явился на работу, ему минуло тринадцать лет.

Получили повестки в военкомат и ушли на войну Александр и Павел Горбачевы. Из их династии остался на рабочем месте автомеханик Николай, да этот самый "мужичок с ноготок" Сережа. Верткий, ростом поменьше даже, чем ему по годам положено, он заправлял "катюши" горючим, а затем прокатывал торопящиеся на фронт машины по двору.

Сердитый звонок вызвал автомеханика Николая Горбачева к директору:

— Что это за "всадник без головы" у вас машины прокатывает? Гляжу — машина идет, а за баранкой никого не видно. Или вы какой-то автомат придумали, или мне от бессонницы померещилось?

— Да это Сережка, братишка мой. Его в самом деле за рулем не видно. Росточком не вышел…

Серегу вызвали к директору, тот учинил экзамен по правилам вождения машины и приказал выдать пареньку спецодежду.

— Поищите спецовку поменьше, — сказал он кладовщику. — А мать подкоротит. — Директор хорошо знал семью Горбачевых и их мать, вырастившую четырнадцать детей.

Сережа трудился по двенадцать часов в день, скидки на возраст не просил. Ночевал в цехе: автомобильный баллон — подушка, а брезентовый чехол заменял одеяло…"

Давным-давно вернулся завод к своим мирным обязанностям: дает стране не "машины огня", а "машины холода" — компрессоры. Они тарахтят на рыбных траулерах далеко в океане, меняют климат в холодильниках, дарят нам прохладу и свежий воздух в театрах и кинозалах.

Многие, многие годы Сергей Иванович Горбачев работал на "Компрессоре" мастером, техником…