Та же самая тенденция жесткого бескомпромиссного повествования прослеживается и в романе «Только одна пуля». Но здесь уж Анатолий Злобин выступает в роли не бесстрастного рассказчика, передающего с невозмутимостью летописца цепь имевших место событий. Изменились стиль повествования, жанровые оттенки — не изменился лишь дух, эмоциональный настрой. Пришла философия и потребовала места, осмысления, вывода. И Анатолий Злобин утверждает эту философию: да, вечность больше одной человеческой жизни, но человек — продукт вечности, ее частица, а значит, и сам есть вечность. Вечность нельзя убить. А посягать на ее частицу можно?
«Жизнь начиналась у огня. А после родилась дрожащая вспышка пламени на кончике ствола пулемета.
Человек приручил огонь и лишь потому стал человеком. Как и сверхчеловек — сверхогнем. Удержим ли его в узде нашего разума? Жечь или греть? Бить или деять?
Жарко пылает Вечный огонь.
Выстрел — и юное тело валится в чужую борозду. Солдат кусает краюху хлеба, но выстрел — и кусок застревает в горле. Он крадется вдоль фасада, но выстрел — и разверзается черный колодец. Он гордо вскидывает подбородок, готовясь бросить клич, но выстрел — и валится на камни мостовой. Выстрел — и скатывается на дно оврага — и сползает в реку с плота — тыкается в бруствер — шмякается о скалу — в податливую мягкую траву — в темный лес — в глухое болото — и валятся как снопы: пронзенные, разорванные, пробитые, оскаленные, — всех раскидало по своим и чужим землям, кто они? где родились? какого звания? — всех уравнял выстрел.
Выстрел — и вспыхнул вечный огонь памяти.
Выстрел — огонь — молчание — истомленные лица.
Одному из них все-таки повезло больше, чем остальным, и он лег у подножия стены под распластанной черной звездой, не помня о том, где упал.
«Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен». Красивые слова, гордые слова и безрадостные слова…»
Этот небольшой отрывок-монолог из конца романа как нельзя лучше характеризует эмоционально-философский уровень и настрой произведения. Здесь ошибиться невозможно: так мог написать человек, знающий, что такое война, на личном опыте — на опыте, который с каждым годом все бесценнее и бесценнее. Потому что уходят фронтовики. Как это ни горько сознавать, но уходят… Уходят от преждевременной старости, от старых ран, от немеркнущих и режущих воспоминаний.
Роман «Только одна пуля» — это роман-монолог, роман-воспоминание, книга памяти, облеченная в форму художественного произведения. Если рассматривать память как сырье, как строительный материал в здании истории, то она, вероятно, может быть двуединой. Это — народная память, живущая в каждом из нас. И это — художественная память, живущая на наших книжных полках. И та и другая растят нашу историю, воспитывают поколения. И если народная память в силу своей природы жестка и безыскусна, то художественная память более эластична и неизбежно более или менее отфильтрована. Поэтому если писателю, не нарушая законы творчества, не нарушая волшебную и тайную технологию, по которым создается и живет художественное произведение, удается максимально приблизиться к народной памяти, памяти правды и жизни — он свою задачу может считать выполненной.
Мне кажется, Анатолий Злобин свою задачу — задачу художника, фронтовика и человека — решил.
Евгений ЛУЧКОВСКИЙ
