Прибрежная дорога шла тут прямо, и в ста метрах впереди при свете фар тропменовского джипа я разглядел Махинди. Справа под купой деревьев стоял грузовик Гутара. Как только мы приблизились, кто-то (я не заметил, кто именно) поднял шлагбаум. Джип без труда проскользнул между выкрашенными в белый цвет нефтяными бочками. Мне пришлось проделать тот же путь на более низкой скорости, и грузовики, шедшие за мной, также замедлили ход. Мы так и предполагали, и Тропмен ждал нас в конце прохода. Идея заключалась в том, чтобы мы прибыли на пост Угази одновременно, отчаянно сигналя и поднимая ужасный шум.

Выполнили мы это на совесть.

Как только грузовик Райса проехал блокпост, Тропмен наддал газу и принялся гудеть. Это было сигналом к атаке. Мы на полной скорости подскочили к угазийскому посту и, затормозив, под дикий скрежет тормозов принялись со всех сторон сигналить.

Будь я в той будке, точно подумал бы, что настал конец света, и остался сидеть внутри. А если бы я был часовым и меня разбудил такой адский гам, бросился бы искать укрытие.

Но я не угазиец.

А их часовой схватил ружье, выскочил на середину дороги и прицелился в ближайшую машину.

Поскольку Тропмен на джипе промчался к самому блокпосту и за барьер, этой ближайшей машиной, естественно, оказалась моя.

Выстрел вдребезги разнес зеркальце заднего вида, и парень начал передергивать затвор, но сержант Муса открыл огонь из пулемета.

Я еще не видел, чтобы людей убивали таким образом. Казалось, чей-то гигантский кулак поднял угазийца в воздух и отшвырнул с дороги.

Тем временем из блокпоста стали выскакивать люди.

Сержант Муса повернул ствол пулемета, и я заорал ему, чтобы не смел стрелять. Как ни удивительно, он подчинился моему приказу, зато кто-то другой устроил пальбу. Справа заворчал «узи», и появившийся в дверном проеме человек осел на колени.

А потом вдруг все сразу стихло. Гудки перестали надрываться, и я услышал, как в будке поста кто-то кричит на непонятном языке. В ответ что-то заорал Уилленс, и Гутар, положив «узи» на сгиб руки, зашагал к джипу Тропмена.

Тогда я счел, что могу без особого риска выйти из машины.

Уилленс с двумя темнокожими помощниками выволакивал пленников из блокпоста. Я подошел к Тропмену и Гутару.

— Телефонные провода перерезаны, — докладывал француз, — может, разбить и аппараты?

— Не стоит, позднее они могут нам пригодиться. — Тропмен заметил меня. — Это вы открыли огонь, Симпсон?

— Сержант Муса. В нас начал стрелять часовой.

— В машине есть повреждения?

— Сущий пустяк.

— Доложите обо всем Кинку. Двое убитых, остальные взяты в плен. С нашей стороны раненых и убитых нет. Передовой грузовик майора должен прибыть с минуты на минуту. Тогда снова двинемся.

Передовой грузовик основных сил и в самом деле приближался к блокпосту Махинди.

Возвращаясь к машине, я старался не смотреть на кровавое месиво, оставшееся от часового, но не смог отвести глаза — видимо, наступила реакция. Сержант Муса бил себя в грудь и рассказывал всем, какой он замечательный стрелок. Я хотел рявкнуть, чтобы он заткнулся, но не сумел, — сил хватило только доковылять до кабины.

К тому времени, когда я закончил доклад Кинку, небо на востоке окрасилось нежным перламутром, а потом выплыло солнце. Я был от души признателен ему за это. Наступивший новый день, казалось, рассеял все, что тут произошло в темноте, при свете фар. Вот только ноги у меня все еще дрожали.

Шлагбаум подняли, и мы въехали через блокпост на территорию Республики Угази.

В Сикафу мы прибыли в самом начале восьмого.

Дорога обошлась без приключений. Мы миновали пару не нанесенных на карту деревень, и местные жители, бросая дела, удивленно таращились на нас. Они выглядели точно так же, как и аборигены по ту сторону границы. Кинк говорил, что они будут к нам дружелюбны. Лично мне эти люди не показались ни дружелюбными, ни враждебными — наше появление их просто удивляло. А домашний скот и вовсе не обращал на нас внимания.

Сикафу стоит в начале прохода между болотами, где рыбачьи лодки выгружают речной улов. Это торговый пункт, поэтому здесь есть полицейское отделение. Кроме того, Сикафу обладал собственным запахом: к миазмам, источаемым болотами, присовокуплялась вонь сушеной рыбы, так что от смрада дух захватывало.

Солнце поднялось уже час назад, и к тому времени, как мы въехали в городок, рыночную площадь запрудил народ. Большинство товаров — овощи, фрукты и, конечно, вяленая рыба — были разложены на циновках прямо в пыли, а продавцы сидели рядом на корточках. Посреди базара на небольшом деревянном помосте стоял босой полицейский угазиец в шортах и белом тропическом шлеме с блестящей шишечкой. В руках он держал дубинку.

На нас никто не обращал внимания, пока Тропмен не остановил джип, а я, подъехав, не встал следом. Грузовик Барьера еще только въезжал на рыночную площадь, когда полицейский повернулся.

Блюститель порядка недоверчиво вытаращил глаза. Это был могучий детина из племени банту, с глянцевой черной кожей. Я видел, как его взгляд перебегал от Тропмена ко мне, к сержанту Муса с его пулеметом и выруливающему на площадь грузовику, полному вооруженных солдат. Полицейский, открыв рот, оцепенел на месте. Муса захохотал.

И тут грохнул ружейный выстрел. Вероятно, кто-то из команды Барьера счел, что нашему прибытию уделено недостаточно много внимания, и решил это исправить. А может, ружье выстрелило случайно. Не знаю, куда угодила пуля, вряд ли она кого-то ранила или убила, но результат выстрела сказался незамедлительно.

Все повернули головы в нашу сторону, кто-то закричал, и поднялась паника.

Люди кричали, визжали и пытались выбраться с рыночной площади. Кто-то из торговцев упал ничком и пополз прочь, другие шарили в пыли, пытаясь захватить с собой часть товара. Опрокидывались прилавки, и я видел, как старая женщина рухнула под тяжестью одного из них на землю.

Только полицейский оставался на месте, таращась на нас со своего помоста, и как будто не слышал, что творится вокруг.

Тропмен поманил его пальцем.

Страж порядка спустился с помоста, споткнулся о кучку рассыпанных овощей и подошел к джипу.

Тропмену приходилось орать во всю глотку, чтобы его расслышали. До меня донеслось что-то вроде: «Полиси ико вапи?»

Полицейский ткнул трясущейся рукой в другой конец площади. Тропмен велел ему показывать дорогу.

Банту зашагал в ту сторону, куда и указывал. Капитан запустил двигатель, а мы поехали следом. За рынком начиналась пристань, а рядом с ней торчали несколько лачуг, собранных из обломков ящиков и крытых камышом. У входа в гавань стояла на якоре огромная буксирная драга.

Полицейский участок был построен из глиняных кирпичей и крыт жестью. Оконные проемы затягивала густая сетка. Когда мы подъехали, другой полицейский, в фуражке, выскочил из дома вместе с толпой кричащих и жестикулирующих людей. Завидев нас, все они бросились врассыпную. Их защитник тоже охотно сбежал бы, но, помедлив, поднял руки вверх и стал ждать своей участи.

Тропмен подхватил «узи», вылез из джипа и знаком велел мне идти следом. Я догнал капитана, когда он уже заталкивал обоих полицейских в участок.

Означенный участок являл собой одно просторное помещение с отгороженным проволочной сеткой углом для заключенных. В основной части комнаты стояли старый стол, три стула, дряхлый шкаф и велосипед.

Тропмен резко что-то пролаял. Второй полицейский отпер шкаф и, достав оттуда покрытый ржавчиной автомат и винтовку, положил все это на стол. Засим возобновился поток вопросов и ответов, но я ничего не понял, кроме несколько раз повторявшегося слова «телефони». Наконец капитан выдернул из винтовки затвор, и мы вышли.

— Они уверяют, что тут нет телефона, — пояснил Тропмен, когда мы возвращались к машинам. — Если им нужно связаться с Амари, приходится отправлять донесение с велосипедистом. — Он остановился у джипа и задумчиво посмотрел на драгу. — Интересно, а там, случаем, нет радиоточки?