— Короче говоря, — наконец бросил он, — я намерен выставить вас из консульства. Но сначала, мистер Симпсон, я сделаю так, чтобы вы сюда больше не вернулись. Исключительно с этой целью я поведаю о том, что́ на данный момент известно о вашей персоне мне, равно как британскому консулу в любой другой стране, если он пожелает заглянуть в ваше дело.

— Мне это безразлично, — обронил я, но остался. Что именно они успели разнюхать, могло оказаться важным.

— Начну с вашего досье в Интерполе.

Вот это мне уже не понравилось. Понятно, в этих интерполовских досье собраны лишь всякие домыслы международной полиции, но если к ним отнесутся всерьез, я хлопот не оберусь. Я знал, что у афинской полиции нет копии моего досье, поскольку я не давал ей повода запрашивать его у Интерпола и мой вид на жительство в Греции еще действовал. Но если этот проклятый любитель совать нос в чужие дела вздумает показать им свой экземпляр, мне тут станет чертовски паршиво.

— История эта тянется давно, — заметил вице-консул, листая мое досье. — За это время вы перепробовали самые разные профессии, были журналистом, переводчиком, шофером, официантом, издателем и гидом. А чем вы занимаетесь сейчас?

— Я шофер-гид. У меня есть лицензия и автомобиль, на котором я вожу туристов.

X. Картер Гэвин оставил это без комментариев.

— В 1930 году, как я вижу, вы занимались ресторанным бизнесом в Каире.

— Да, управлял рестораном своей матери.

— Это заведение принадлежало ей лишь частично. После смерти госпожи Фахир вы продали его втайне от остальных партнеров по бизнесу. И покупатель ресторана обвинил вас в мошенничестве.

— Он отозвал свое обвинение.

— Верно, но лишь после того, как полиция позволила вам урегулировать сделку. На следующий год, опять-таки в Каире, вы купили право партнерства в мелком издательском бизнесе.

— Правильно. Мы распространяли иностранные журналы и периодику. Здесь что-нибудь не так?

— Нет, но вы издавали и кое-что еще, не правда ли? Тут собраны сведения о том, что в действительности вы обеспечивали порнографической продукцией рынки стран, говорящих на испанском и английском.

С этим обвинением мне уже приходилось сталкиваться.

— Совершеннейшая ложь!

— Эта информация в пятьдесят пятом году была предоставлена Интерполу Скотленд-Ярдом. К тому времени у них скопилось на вас очень много материала, мистер Симпсон. Неужто все это сплошная клевета?

— Я много лет издавал, иногда и сам писал кое-что для разных литературных журналов, — решительно заявил я, ибо давно вытвердил эту речь наизусть. — Возможно, иногда они позволяли себе некоторую беспечность в подборке материалов, что и приводило к запрещению их цензурой. Но такие книги, как «Улиссы», «Любовник леди Чаттерлей» и «Фэнни Хилл», некогда объявленные порнографическими, сейчас признаны литературными шедеврами и печатаются совершенно открыто.

Вице-консул обжег меня взглядом:

— А «Только для джентльменов» — это что, тоже литературный шедевр? — Он не стал дожидаться ответа, слишком довольный удачным выпадом. — В январе пятьдесят пятого при аресте в Лондоне у вас были изъяты непристойные порнографические издания, каковые вы пытались продать оптом. Среди них была книга «Только для джентльменов» и журнал «Энгентмент». Все эти опусы издавала ваша египетская фирма. Вам предъявили обвинение, судили и приговорили к году лишения свободы. Именно тогда впервые возник вопрос о вашем подданстве. Когда вы отсидели положенный срок, ведомство по делам иностранных подданных сочло за благо выдворить вас из страны.

— Я оспорил это решение.

— Да, оспорили, и весьма успешно. — X. Картер Гэвин с сожалением покачал головой. — Не знаю, как вам это удалось. Должно быть, в тот день у судьи был выходной. Так или иначе, вам выдали новый паспорт, — вице-консул назвал его номер, — и вы вернулись в Египет.

— Да.

— Где тотчас донесли египетским властям на ни в чем не повинного британского бизнесмена, объявив его шпионом. — Голос X. Картера Гэвина вдруг снова зазвучал презрительно и высокомерно.

— Это не так.

— Что значит «не так»? Вы хотите сказать, что не доносили на мистера Колби Эванса? У меня здесь доклад нашей разведки, можете ознакомиться, если угодно.

— Я имел в виду, что это произошло позднее.

— До того, как вы обратились с просьбой предоставить вам египетское гражданство, или после?

— Я никогда не обращался с подобной просьбой.

— Но у вас паспорт гражданина Египта. Могу сообщить вам его номер.

— Я получил этот документ во время Суэцкого кризиса. Тогда в Каире британцам приходилось очень солоно. Однако сейчас этот паспорт уже недействителен.

— Так если вам нужен паспорт, не разумнее ли обратиться к консулу ОАР и попросить о его продлении? Или и он наверняка откажет?

— Я британский подданный, и, согласно Акту от 1948 года, вы не можете лишать меня гражданства, сколько бы паспортов я ни имел.

Я посмотрел вице-консулу в глаза.

Он ответил мне столь же пристальным взглядом.

— Мы вправе сделать и то и другое. — X. Картер Гэвин взял из папки еще одну бумагу. Я не успел заметить, что это, поскольку он тотчас положил ее на кипу других. — В декабре пятьдесят пятого лондонский судья, безусловно, оказал вам услугу, признав британским подданным. И в виде благодарности своей стране вы донесли на невиновного человека, как на шпиона. Думаю, это делалось с целью доказать египтянам свои антибританские настроения, а плюс к тому было местью за несколько месяцев, проведенных в тюрьме.

— Я считал Эванса шпионом.

— Чепуха! Даже египтяне ни в чем не смогли его обвинить, хоть и очень старались, так что в конце концов отпустили. Это было всего-навсего злобной местью с вашей стороны. — Губы вице-консула сжались в суровую линию. — Вы отвратительный субъект, мистер Симпсон. Вся ваша жизнь — только длинная грязная история.

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления.

— Нет, вам пришлось к нам обратиться, поскольку год назад каирская полиция обнаружила, что, хлопоча о предоставлении вам египетского гражданства, вы кое-что утаили. Вы солгали, что никогда не были в тюрьме и вам никогда не предъявлялось судебное обвинение. Выяснив, что по обоим пунктам вы представили ложные сведения, египтяне вам отказали. А теперь отказываем мы.

— Вы не вправе так поступать. Согласно Акту…

— Согласно этому Акту британский подданный может утратить гражданство только в том случае, если официально откажется от него, заполнив форму номер шесть. Именно это вы и сделали в июне пятьдесят седьмого года.

— Еще одна возмутительная ложь.

Я чувствовал себя хуже некуда.

— У меня есть фотокопии вашего отказа, если вам захочется освежить память. — X. Картер Гэвин слегка наклонился и сунул бумагу мне под нос. — Почему вы это сделали, мистер Симпсон? Мне просто любопытно. Чтобы вы, такой опытный и хитрый лис, — и вдруг допустили подобный промах! Может, это был еще один выпад против ненавистной вам Британии или вы пытались убедить египетские власти, будто и в самом деле предпочитаете их страну?

Я ничего не ответил. Проклятую форму я подписал исключительно по совету каирского адвоката, который вел мое дело о натурализации. В то время британцев вышвыривали из Египта, и я не придавал значения тому, что подписываю. Я думал, эта бумага все равно затеряется где-нибудь в архивах.

— Не хотите рассказывать? — Вице-консул откинулся на спинку кресла. — Возможно, вы недоумеваете, почему мы возобновили вам паспорт в шестидесятом? Могу вас уверить, это произошло не из-за чьей-то небрежности, а лишь по воле случая. В тот момент, когда мы покидали Египет, нам очень помогли швейцарцы, и они же сохранили все наши архивы. По возвращении, в пятьдесят девятом году, нам пришлось очень долго разбирать документы. Вдобавок ваше заявление по форме номер шесть было отправлено в Лондон и вернулось в консульство только в конце шестидесятого года. Таким образом, вам еще раз улыбнулась удача. — X. Картер Гэвин встал. — Но теперь она на нашей стороне. Мистер Симпсон, вы занесены в черный список. На это понадобилось много времени, и я не сомневаюсь, что ваша грязная история будет продолжаться ad nauseam,[1] но, во всяком случае, отныне ей суждено протекать вне русла британской истории.