Из двух свободных номеров два получили супружеские пары, а мы с Гутаром и Райсом набились в третий. Душевые были в отдельном домике из бетона возле гостиницы, зато их было четыре, а в цистернах, установленных на крыше, вполне хватало воды. Я вымылся и сменил рубашку последним, и мы все вместе двинули в клуб. Когда я спускался по гостиничной лестнице, из-под ног метнулась какая-то темная тень. Следом за мной шел Уилленс.

— Это всего-навсего крыса, — фыркнул Уилленс, а его жена усмехнулась.

Я отправился дальше, но теперь внимательно глядел под ноги. Одна мысль о крысах ужасала меня. Удивительно, что такая милая женщина, как Барбара Уилленс, воспринимает это со смехом.

Клуб был построен из того же материала, что и дома персонала, и включал в себя воспетые в инструкции теннисные корты. Кто-то попытался навести красоту, приклеив на голые стены рекламные плакаты авиакомпаний «Эр-Франс» и «Сабены», но это лишь придало клубу вид бюро путешествий. Незастекленные оконные проемы затягивала противомоскитная сетка, однако насекомые все равно залетали внутрь через двери. На потолке, нисколько не охлаждая раскаленный воздух, вращался вентилятор. В баре стояли кресла с длинными подлокотниками — через них можно было перекинуть ноги и проветрить мокрую от пота одежду. Двое-трое посетителей так и сидели. Несколько жен служащих облачились в просторные балахоны из хлопка — очень неплохой способ бороться с духотой. В дальнем углу четверо мужчин затеяли игру в бридж, а еще двое за стойкой резались в покер. Разговоров было почти не слышно — голоса перекрывало мерное гудение дизельного генератора где-то на территории. Но все присутствующие подняли головы, когда Кинк поднялся нам навстречу. Большинству служащих Кавайды было лет по тридцать, и как мужчин, так и женщин отличал желтоватый цвет лица — впрочем, я еще раньше заметил эту особенность у человека, встречавшего нас на грузовике. Загорали у них почему-то лишь руки.

Несмотря на то что наше появление возбудило всеобщий интерес, Кинк никому нас не представил. Он просто кивнул, улыбнулся и повел нас в отдельную комнату, где стояли стулья и большой стол для пинг-понга. Вошел бой. Кинк заказал ему восемь порций пива, а нам предложил сесть.

— Думаю, пора вам объяснить, — доверительно начал он, — что вы, как и весь европейский персонал ГМАОЦА, автоматически обрели право пользоваться клубом. На случай расспросов вам будут выданы специальные удостоверения. Это, конечно, маловероятно, поскольку все белые здесь — служащие ГМАОЦА, однако незнакомое лицо всегда вызывает естественное любопытство, и, когда человек подписывает контракт, его имя сверяют со списком. Однако я советовал бы вам, учитывая весьма специфический и секретный характер работы, избегать знакомства с другими служащими. Как я и сказал, вы пробудете здесь недолго. Зона ваших действий расположена на некотором расстоянии отсюда, и чем меньше эта тема будет сейчас обсуждаться вне группы, тем лучше.

Барьер пожал плечами:

— Поскольку мы сами ничего толком не знаем, нам и между собой нечего обсуждать.

Кинк весело улыбнулся:

— Это мы исправим, как только утолим голод и жажду, а заодно избавимся от любопытных ушей. — Он бросил выразительный взгляд на появившегося с пивом боя.

По вкусу этот напиток ничего общего с пивом не имел, но был холодным и удивительно крепким, так что я чувствовал себя намного лучше, когда мы отправились обедать в кафетерий для неженатых служащих. Пища оказалась вполне съедобной, хоть и была приготовлена из одних консервов, но я ничего не имею против консервированных продуктов. Помимо того, принесли еще пива и кипяченой воды — последняя подавалась на стол в бутылках из-под бренди с завинчивающейся пробкой. Вина, как с сожалением объяснил Кинк, в Кавайде нет. Его слишком дорого ввозить, вдобавок вскоре после доставки оно портится, а согласно рекомендациям медиков ГМАОЦА, этот напиток не подходит и даже вреден для здешнего климата. Французов это известие, конечно, огорчило, и я тоже прикинулся расстроенным, хотя мне было все равно. При наличии пива и бренди я мог смело смотреть в будущее, а то и выжить.

После обеда Кинк заметил, что мадам Барьер и миссис Уилленс наверняка устали после долгого перелета и мечтают поскорее вернуться в гостиницу. А вот мужчинам он предложил бы ненадолго зайти в контору и обсудить планы на будущее.

Дамы, поняв намек, ретировались.

Контора Кинка находилась в административном центре, каковой представляли собой четыре стандартных бунгало, обнесенные еще одним проволочным заграждением. На дверях висели намалеванные краской таблички, в том числе «Отдел безопасности — майор Кинк».

Кинк, открыв кабинет, включил свет и кондиционер.

— Нам понадобится еще два стула, — бросил он через плечо. — Принесите их из соседней комнаты.

Больше никаких «пожалуйста». Месье Кинк снова стал майором Кинком.

Мы с Райсом принесли недостающие стулья и уселись рядом с остальными. Одну из стен кабинета покрывали листы фанеры с пришпиленными на кнопках планами, аэрофото и топографическими картами.

Кинк сел за стол и окинул нас взглядом.

— Итак, господа, — сказал он, — добро пожаловать в Кавайду. — Он благостно улыбнулся. — Боюсь, настало время предупредить, что с этой минуты каждый из вас должен считать себя, так сказать, под арестом.

Кинк, разумеется, шутил, но его шутка никому не показалась смешной. Райсу вообще чуть не стало дурно. Я счел такой юмор весьма низкопробным.

Но Кинк продолжал неуместные попытки нас развеселить.

— Под открытым арестом, конечно, — добавил он, продолжая улыбаться, — и, будем уповать, без перспективы военного трибунала, но все-таки это положение будет связано с определенными неудобствами. — Все хранили угрюмое молчание. И Кинк, больше не пытаясь острить, заговорил деловым тоном: — Как люди, хорошо знакомые с проблемами безопасности, вы понимаете, что, когда речь идет о важных и дорогостоящих секретах, самое понятие доверия отпадает. А поскольку для меня пришло время поделиться с вами кое-какими секретными сведениями, я должен прежде всего просить вас смириться с временными ограничениями личной свободы. Это понятно?

Мы кивнули.

— Тогда вам следует отныне считать себя офицерами, участвующими в боевых действиях и обязанными соблюдать правила строгой секретности. Так, отныне вы не имеете права переписываться с внешним миром, предварительно не представив мне письма для проверки. Вы можете разговаривать с гражданскими служащими здесь или в зоне действий, куда вскоре отбудете, лишь в присутствии такого же офицера или получив особый приказ. Упомянутые ограничения относятся и к вашим женам. Должен добавить, что с сегодняшнего дня и в течение двух месяцев вам запрещено покидать провинцию Кунди по любой причине и под любым предлогом. Это понятно?

— А в случае болезни? — спросил Уилленс. — Допустим, у меня заболеет жена. Да в подобном месте от этого никто не застрахован.

— Здесь, в Кавайде, у нас есть вполне приличная больница с квалифицированным европейским персоналом. Еще какие-либо возражения?

Уилленс покачал головой, весьма недовольно, как мне показалось.

— Итак, все согласны? Барьер?

Он опросил нас по очереди и, получив в ответ «да», кивнул.

— Хорошо, тогда приступим к работе. — Кинк, выдвинув ящик стола, достал планшетку с блокнотом и карандаш. — Полагаю, все внимательно изучили инструкцию, переданную вам утром?

Мы молча согласились.

— Отлично. — Кинк сейчас чертовски смахивал на школьного учителя. — Теперь я должен признаться, что эти сведения не полностью соответствуют действительности. Там сказано, что западной границей провинции Кунди, рубежом, отделяющим нас от Республики Угази, является река Ниока. Это верно лишь отчасти. Слово «ниока» означает «змея», и, посмотрев на карту, вы поймете, почему эту реку так назвали. На территории Угази и Кунди она делает два резких поворота, вот так.