Ирма, еще чуть-чуть подумав, стала раскладывать карты.

— Вы сказали «значительные средства». И насколько же они велики?

— Три тысячи драхм в день для каждой актрисы высшей категории. В разное время понадобится шесть актрис. В среднем каждая будет сниматься дней по пять.

— Да это нищенская плата! Мои девушки умрут с голоду. А я обязана о них заботиться. Ведь им нужно скопить на приданое. Пять тысяч — минимум. Хотя я и думать не думаю, чтобы принять такое непристойное предложение.

— Условия всегда можно обсудить.

Ирма выложила кругом еще несколько карт.

— Вы говорите, они будут заняты на съемках в течение дня? Может быть, вы имели в виду ночи?

— Нет, только днем.

— А, понятно, в студии.

— Нет, на натуре. Точнее, в древних храмах. Как я уже сказал, все это будет весьма артистично и живописно.

— На открытом воздухе?

— Да.

— Какое паскудство!

На мадам замысел явно произвел впечатление. Она вытянула очередные несколько карт, продолжая размышлять.

— А как насчет дальнейшей судьбы этого фильма?

— Его отпечатают за границей для рассылки в другие страны.

— Не сюда, надеюсь? Вы понимаете, у меня с полицией хорошие отношения, но…

— Нет-нет, в Греции не предполагается никаких показов. Компания особенно заинтересована в том, чтобы не возникало осложнений с полицией. Эти люди работают очень осторожно и скрытно.

— Да уж, им стоит вести себя благоразумно. — Ирма сложила оставшиеся карты веером и протянула мне. — Возьмите одну.

Я вытащил карту, и мадам, даже не взглянув, положила ее рубашкой вверх на середину стола.

— Им понадобятся и мужчины, — обронила она.

— Я собирался попросить у вас совета и насчет этого тоже, мадам. Мне высказали пожелание, чтобы это были светловолосые юноши.

— Но лучшие мужчины — брюнеты.

— Они могут сниматься в париках. — Я, конечно, ляпнул глупость, но день у меня выдался чертовски длинный и тяжелый.

Ирма сердито нахмурилась:

— Или вы шутите, а я не люблю шуток в подобных делах, или у вас напрочь отсутствует воображение.

— Простите, мадам, я не подумал.

— Еще меньше я люблю иметь дело с людьми, склонными говорить не подумав!

Я решил прикусить язык. Мадам стала переворачивать уже разложенные карты и заменять их другими. Ловкие пальчики так и мелькали, выкладывая новый круг. Наконец Ирма перевернула карту, которую вытащил я, и многозначительно постучала по ней пальцем. Там был изображен мужчина, подвешенный за щиколотку к перекладине виселицы, укрепленной на двух высоких деревьях. Внизу значилось: «Le Pendu».[4]

— Повешенному, — объяснила мадам, — покровительствует Рыцарь Пятиконечной Звезды, но лишь в пределах Малой Тайны. Если вы задумали погубить того, кто вам доверился, берегитесь! Вот эту карту, что лежит рядом с Рыцарем Волшебного Жезла, мы обычно не называем.

Ирма подтолкнула ко мне означенную карту, предлагая хорошенько разглядеть.

И я уставился на изображение скелета с мертвой головой и веслом в руках, перевозившего в лодке нечто вроде нагроможденных друг на друга гробов.

— Я делаю это только для вашей пользы, — ласково промурлыкала мадам. — Не я управляю картами, они сами открывают, что у человека на сердце.

Я кивнул в знак того, что мне все ясно.

Мои искренние симпатии были на стороне висельника, крепко привязанного к перекладине. Уж кто-кто, а я точно знал, каково ему там.

Но в результате не я предал мадам Ирму, а она меня!

Ладно, справедливости ради я не могу всю вину за случившееся взвалить на старую ведьму. Дурака свалял Хейк. Ему не следовало нанимать на работу такого опасного головореза, как Гутар.

Вскоре мне стало ясно, что Гутар ни бельмеса не смыслит в киношном деле. Он был телохранителем босса, специалистом по грязной работе. Понятно, что Хейку требовался такой подручный, но у меня в голове не укладывается, почему он выбрал именно Гутара. Полагаю, не последнюю роль в этом сыграло то, что когда-то Гутар был сержантом десантных войск. На уроженца тех краев, где появился на свет Хейк, это не могло не произвести сильное впечатление. Не исключено также, что он подобрал Гутара в Дамаске или Каире, когда тот крайне бедствовал, и нанял за гроши. В таком случае сделка обошлась чертовски дорого всем, кто участвовал в съемках, особенно мне.

Я сразу понял, что вся болтовня Хейка насчет съемок в древних развалинах служит лишь дымовой завесой. Он получил официальное разрешение снимать достопримечательности Афин вроде Акрополя и храма Зевса, но только для прикрытия. Даже если бы министерство государственных музеев позволило ему сделать свои драгоценные памятники старины фоном для съемок, осуществить это было бы невозможно. Не станете же вы снимать сцены любовных услад нимф и фавнов, когда на все это глазеет толпа туристов? Ясное дело, тут нужен какой-нибудь укромный уголок.

График съемок Хейка был прост. Дня три он делал вид, будто снимает милые сердцу туриста памятники, но камеры при этом не заряжались. Затем продюсер вместе с кинооператорами и с реквизитом отплыл на яхте вести натурные съемки в красивой бухточке подальше от людных мест.

Реквизит состоял в основном из трех «обломков» колонн, по заказу Геннадио изготовленных из дранки и штукатурки. Колонны были всего трех футов высотой и очень легкие, но, когда их устанавливали на выступ скалы над пляжем, выглядели точь-в-точь как руины древнего храма. Кроме того, «для декора» использовали две-три урны из папье-маше.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы сцена нуждалась в дополнительных украшениях, когда там резвились нимфы и фавны.

Тут в дело вступала мадемуазель Кауфман. Хейк недаром назвал ее своим «техническим советником». Я не воспринимал это всерьез, пока они не начали снимать эпизоды, посвященные самим оргиям. Вот тогда-то Кауфман, с ее внешностью невинной девочки, стала объяснять, какие фокусы нимфам надлежит проделывать друг с другом. Некоторые ее фантазии даже меня вогнали в краску. Я заметил, что игры мужчин ее мало интересуют. Ими занимался сам Хейк.

Положа руку на сердце, мне через некоторое время все это изрядно наскучило. Хорошенького понемножку, как вы понимаете.

Скандал разразился в мое отсутствие.

Обеспечив Хейка актерами и проследив, чтобы финансовые расчеты выполнялись ежедневно, я не видел особой надобности торчать там все время. Геннадио исчез сразу после начала съемок, и я подумал: невелика беда, если я подработаю обычным своим занятием. В конце концов, мне надо зарабатывать на жизнь. Тем более, что Ники могла вернуться не раньше чем через месяц. И меня связывал контракт с миссис Карадонтис.

Откровенно говоря, даже знай я, какие дела там творятся, это вряд ли могло что-то изменить. Я не сумел бы остановить Гутара. Думаю, и пытаться бы не стал.

В тот день, который должен был стать для меня последним в Афинах, я возил группу американцев на Парнас. Они провели там около часа, сидя в баре, и уже затемно я привез всю компанию вниз, в отель «Гранд Бретань». Я немного поразмыслил, ждать ли их, чтобы доставить в аэропорт, но в конце концов решил отдохнуть и поехал домой. К счастью, по дороге я принял еще одно мудрое решение — заглянуть в таверну и выпить перед сном стаканчик бренди.

Там меня ждало сообщение от Геннадио: «Немедленно позвоните» и телефон его конторы.

Он схватил трубку после первого же сигнала и не стал тратить время на приветствия.

— Где вы сейчас? В таверне?

— Да.

— Немедленно приезжайте ко мне в контору.

— Я…

— Не спорьте, недосуг. Сию минуту ко мне. Но машину оставьте у клуба. Ее не должны видеть возле конторы. Понятно?

— Но…

— Сейчас же сюда, слышите? Ради самого себя, торопитесь!

Геннадио бросил трубку.

В голосе его звучал панический страх, и одно это здорово напугало меня. Я стоя опрокинул в себя стаканчик и помчался в контору.