– Потому что это может бросить тень на девушку, – с видом превосходства объяснила мне Кэролайн. – А вот если месье Пуаро разыщет ее и разъяснит ее обязанности, то она придет сама и снимет с Ральфа все обвинения.

– Мне кажется, Кэролайн, что ты себе выдумала какую-то романтическую волшебную сказку, – заметил я. – Я всегда говорил тебе, что ты читаешь слишком много макулатуры. – Снова опустился в кресло. – Пуаро задавал тебе еще какие-нибудь вопросы?

– Только о пациентах, которые были у тебя в то утро.

– О пациентах? – Я не поверил своим ушам.

– Ну да. О пациентах, которые приходили на операцию. Кто это был и сколько их было.

– И ты хочешь сказать, что смогла ответить на этот вопрос? – Мой голос звучал требовательно.

Кэролайн была неподражаема.

– А почему нет? – с гордостью спросила она в ответ. – Из этого окна я вижу всю дорожку к хирургическому кабинету. А память, Джеймс, у меня отличная. Гораздо лучше, чем у тебя, позволь заметить.

– Я в этом не сомневаюсь, – механически пробормотал я себе под нос.

А моя сестрица продолжала, загибая пальцы:

– Старая миссис Беннет; мальчик с фермы с повреждением пальца; Долли Грайс, которой надо было вынуть иголку из пальца; этот американский стюард с корабля… Дай подумать – я насчитала четырех… Ах да, еще старый Джордж Эванс со своей язвой. И, наконец…

Она важно замолчала.

– Ну же, говори!

Для Кэролайн настал момент высшего триумфа. Из-за бесчисленного количества звуков «с» в середине имени оно прозвучало как шипение змеи.

– Мис-с-с-с Рас-с-с-сел!

Кэролайн откинулась на спинку кресла и со значением посмотрела на меня, а если моя сестрица смотрит на кого-то со значением, то не заметить этого нельзя.

– Не знаю, что ты хочешь этим сказать. – Мои слова прозвучали совсем лживо. – А почему мисс Рассел не может проконсультироваться по поводу своего больного колена?

– Больное колено, – передразнила меня Кэролайн. – Полная ерунда! Колено у нее болит не больше, чем у тебя или у меня. Ей нужно было совсем другое.

– И что же, по-твоему? – поинтересовался я.

Кэролайн пришлось признаться, что этого она не знает.

– Но можешь быть уверен, именно это-то и интересовало его больше всего – я имею в виду месье Пуаро. В этой женщине есть что-то скользкое, и он это прекрасно понимает!

– Именно это мне и сказала вчера миссис Экройд, – подтвердил я. – Что в мисс Рассел есть что-то скользкое.

– А-а-а! – многозначительно произнесла моя сестра. – Как же. Еще одна!

– Еще одна – кто?

Однако Кэролайн не стала ничего объяснять. Она просто несколько раз кивнула, свернула свое вязание и отправилась наверх, чтобы надеть шелковую блузку с высоким воротом и золотой кулон – это называлось у нее переодеться к обеду.

Я остался сидеть, глядя на пламя камина и обдумывая слова Кэролайн. Действительно ли Пуаро нужна была информация о мисс Рассел или это была интерпретация моей сестрицы, которую она просто подогнала под свое собственное суждение?

В то утро в манерах мисс Рассел не было ничего, что могло бы вызвать подозрение. И тем не менее…

Я вспомнил разговор о наркотиках, с которого она перевела беседу на яды и отравления. Но в этом не было ничего такого – ведь Экройда не отравили. И все-таки это было странно…

Я услышал язвительный голос Кэролайн, прозвучавший с верхней площадки:

– Джеймс, ты опоздаешь к обеду.

Подбросив угля в камин, я послушно поднялся наверх.

При любых обстоятельствах в доме важно сохранять мир.

В понедельник состоялось досудебное расследование.

Я не собираюсь в деталях описывать данную процедуру – это будет означать еще одно повторение того, что и так хорошо всем известно. По договоренности с полицией до публики был донесен минимум информации. Я дал показания относительно причин и возможного времени смерти. Отсутствие Ральфа Пейтона было отмечено коронером[111], но никак не подчеркивалось.

После этого мы с Пуаро перекинулись несколькими фразами с Рэгланом. Инспектор был очень мрачен.

– Все очень плохо, месье Пуаро, – сказал он. – Поверьте, я пытаюсь подойти к этому делу без всякого предубеждения. Ведь я сам местный житель и много раз видел капитана Пейтона в Кранчестере. Я не хочу сделать из него виновного – но, с какой стороны ни посмотри, ситуация очень серьезная. Если он невиновен, то почему не появляется на людях? У нас есть свидетельства против него, но любые свидетельства и улики могут иметь свое объяснение. Так почему он не хочет ничего объяснить?

Тогда слова инспектора значили гораздо больше, чем я из них понял. Описание Ральфа было послано на каждую железнодорожную станцию и в каждый порт Англии. Вся полиция была настороже. За его городской квартирой, так же как и за домами, в которых он бывал, постоянно наблюдали. При таком положении дел у Ральфа не было никаких шансов скрыться. У него не было ни багажа, ни, насколько это было известно, денег.

– Я не смог найти никого, кто видел бы его на станции в ту ночь, – продолжил инспектор. – А ведь Пейтона здесь хорошо знают, так что его наверняка кто-нибудь узнал бы. Из Ливерпуля тоже нет никаких новостей.

– А вы думаете, что он уехал в Ливерпуль? – спросил Пуаро.

– Это мне кажется очевидным. Телефонный звонок со станции за три минуты до отправления ливерпульского экспресса говорит сам за себя.

– Если только это не было сделано специально, чтобы сбить вас со следа. Вполне возможно, что именно это и было главной целью звонка.

– Неплохая идея, – радостно согласился инспектор. – Так вы думаете, что телефонный звонок объясняется именно этим?

– Друг мой, – заметил Пуаро серьезным голосом, – я не знаю. Могу сказать только следующее: когда мы сможем объяснить этот телефонный звонок, тогда и раскроем убийство.

– Насколько я помню, вы уже говорили нечто подобное, – вспомнил я, с любопытством глядя на маленького бельгийца.

Пуаро согласно кивнул.

– Я постоянно возвращаюсь к этой мысли, – с серьезным видом произнес он.

– А мне так кажется, что это не имеет вообще никакого значения, – заявил я.

– Я бы так не сказал, – примирительно заметил инспектор. – Но считаю, что мистер Пуаро придает этому звонку слишком много значения. У нас есть улики посильнее звонка. Например, отпечатки пальцев на рукоятке кинжала.

Неожиданно Пуаро заговорил с иностранным акцентом, что случалось с ним только тогда, когда он бывал чем-то очень взволнован.

– Monsieur l’inspecteur[112], – сказал он, – осторожнее с выходом… с выходом – comment dire[113] – такая маленькая улочка без выхода.

Инспектор Рэглан тупо смотрел на него. Я соображал несколько быстрее.

– Вы хотите сказать «тупик»? – предположил я.

– Вот именно – тупик, который ведет в никуда. Так же и с отпечатками этих пальцев – они могут завести вас в никуда.

– Не понимаю, как такое может произойти, – засомневался офицер полиции. – Вы, наверное, намекаете, что они могут быть фальшивкой? Я читал о чем-то подобном, но в моей биографии таких случаев не было. В любом случае настоящие или фальшивые, но они нас обязательно куда-нибудь да приведут.

Пуаро только пожал плечами и широко развел руки.

После этого инспектор показал нам несколько увеличенных фотоотпечатков и углубился в вопрос бороздок и завитков.

– Согласитесь же, – сказал он наконец, расстроенный тем, что детектив его совсем не слушает, – что эти отпечатки оставлены кем-то, кто был в доме в тот вечер.

– Bien entendu[114], – сказал Пуаро, кивая.

– Мы сняли отпечатки пальцев у всех, кто находился в доме, – абсолютно у всех, начиная со старухи и кончая кухонной служанкой.