Разве не печально, что с бедняжкой миссис Феррарс произошло такое? Многие говорят, что она была наркоманкой со стажем. Ужасно, насколько несдержанными бывают некоторые люди. Но самое ужасное, что в подобных диких предположениях всегда есть крупица правды – ведь дыма без огня не бывает! Говорят также, что мистер Экройд узнал об этом и разорвал помолвку – потому что они уже были помолвлены! Сама она, мисс Ганнет, уверена в этом на все сто процентов. Естественно, что вы, доктор, должны об этом знать – врачи всегда все знают, но почему-то никогда ничего не рассказывают…

Говоря все это, она не отрывала от меня взгляда своих острых, похожих на бусинки глазок, чтобы не пропустить мою реакцию на сказанное.

Именно в этот момент я, неожиданно для нее, поздравил мисс Ганнет с тем, что она не присоединилась к этим ужасным сплетням о миссис Феррарс. Мне показалось, что это прекрасный способ контратаки. Она оказалась в замешательстве и пока пыталась собраться с мыслями, я быстро удалился.

В задумчивости я вернулся домой и увидел, что возле операционной меня ждут несколько пациентов.

Освободившись, как я надеялся, от последнего из них, я на несколько минут вышел в сад, проветриться перед ланчем, и понял, что меня ожидает еще одна пациентка. Она поднялась и направилась в мою сторону. Я поджидал ее с некоторым удивлением. Не знаю, чем оно было вызвано, – разве тем, что мисс Рассел всегда казалась мне железной женщиной, которая находится выше всяких телесных страданий.

Домоправительница Экройда – высокая, приятная на вид женщина, хотя в ней есть что-то недружелюбное. У нее непреклонный взгляд и крепко сжатые губы; мне всегда казалось, что, будь я горничной или посудомойкой, немедленно бежал бы без оглядки, увидев ее даже мельком.

– Доброе утро, доктор Шеппард, – сказала мисс Рассел. – Я буду вам очень благодарна, если вы посмотрите мое колено.

Я взглянул на него, но, честно сказать, ничего не увидел. Рассуждения мисс Рассел о каких-то смутных болях были настолько неубедительны, что, если б речь шла о женщине с менее твердым характером, я заподозрил бы попытку симуляции. На какое-то мгновение мне пришло в голову, что мисс Рассел намеренно все это выдумала – для того, чтобы иметь возможность обсудить со мною смерть миссис Феррарс, – но вскоре я понял, что ошибаюсь. Она лишь мельком упомянула о трагедии, и не более того. И тем не менее было видно, что она не прочь задержаться и поговорить.

– Спасибо вам большое за эту мазь, доктор, – сказала мисс Рассел, – хоть я и не верю, что она мне поможет.

Я тоже в это не верил, но запротестовал, чтобы поддержать престиж профессии. Я был уверен, что хуже от этой мази уж точно не будет, и решил не изменять раз и навсегда усвоенным правилам.

– Я вообще не верю во все эти препараты, – сказала мисс Рассел, пренебрежительно оглядывая целую батарею пузырьков на полках. – А наркотики, так те просто опасны. Вспомните, например, о кокаине.

– Если уж вы об этом вспомнили…

– А ведь он очень популярен в высшем обществе.

Я уверен, что мисс Рассел знает о высшем обществе гораздо больше меня, и поэтому не стал с нею спорить.

– Скажите, доктор, – продолжила женщина, – если вы уже стали наркоманом, можно ли это вылечить?

На такой вопрос невозможно ответить просто «да» или «нет». Мне пришлось прочитать ей небольшую лекцию, которую мисс Рассел выслушала с большим вниманием. Я все еще продолжал подозревать, что она хочет получить какую-то информацию о миссис Феррарс.

– Возьмем, например, веронал… – продолжил я.

Но, хотя это и показалось мне странным, веронал ее не заинтересовал. Вместо этого мисс Рассел заговорила о другом и спросила меня, существуют ли яды настолько редкие, что обнаружить их просто невозможно.

– Ах вот как! – сказал я. – Вижу, что вы начитались детективных романов.

Она не стала этого отрицать.

– В основе почти каждого детективного романа, – пояснил я, – лежит какой-нибудь редкий яд, желательно из Южной Америки, о котором никто никогда не слышал. Что-то, чем забытое богом племя дикарей натирает свои стрелы. Смерть от такого яда наступает мгновенно, а западная наука не может его обнаружить. Вы это имеете в виду?

– Да. Действительно ли существуют подобные вещи?

Я с сожалением покачал головой.

– Боюсь, что все это выдумки. Хотя не надо забывать о кураре[85].

Я довольно долго рассказывал ей о кураре, но мисс Рассел опять потеряла всякий интерес к предмету разговора. Она спросила, есть ли в моей аптечке какой-нибудь яд, и когда я ответил отрицательно, мне показалось, что я сильно упал в ее глазах.

Я никогда не думал, что мисс Рассел увлекается детективами. Мне доставило большое удовольствие, когда я представил себе, как она отчитывает нерадивую горничную, а потом возвращается к внимательному изучению «Тайны седьмой смерти» или чего-нибудь подобного.

За ланчем я сказал Кэролайн, что обедать буду в «Фернли-парк». Сестрица не стала возражать – совсем наоборот.

– Отлично, – сказала она. – Там-то ты все и услышишь. Кстати, а что там произошло с Ральфом?

– С Ральфом? – с удивлением переспросил я. – Да вроде ничего.

– Тогда почему он живет в «Трех кабанах», а не в «Фернли-парк»?

После того как это сказала Кэролайн, я уже больше ни минуты не сомневался, что Ральф остановился в местной гостинице.

– Экройд сообщил мне, что он в Лондоне, – поведал я. Будучи донельзя удивленным, я даже забыл о своем золотом правиле никогда не выдавать то, что мне известно.

– Ах вот как! – сказала Кэролайн. Я заметил, как ее нос шевелился, пока она все это обдумывала.

– Он появился в «Трех кабанах» вчера утром, – сообщила моя сестрица. – И он все еще там. Вчера вечером его видели с девушкой.

Это меня совсем не удивило. Можно сказать, что Ральф проводит с девушками почти все свои вечера. Меня удивило только, что он решил повеселиться в Кингс-Эббот вместо развеселого Лондона.

– С одной из официанток?

– В том-то и дело, что нет. Он сам вышел, чтобы ее встретить. Я не знаю, кто она такая (представляю, как трудно было Кэролайн сделать такое признание), но могу предположить, – продолжила моя сестрица.

Я замер в ожидании.

– Это его кузина.

– Флора Экройд? – воскликнул я в изумлении.

Естественно, что в реальности Флора Экройд не имеет к Ральфу Пейтону никакого отношения, но Экройд так долго воспринимал его как собственного сына, что их мнимое родство не вызывало никаких вопросов.

– Флора Экройд, – подтвердила моя сестра.

– Но почему, если хотел ее увидеть, он не пошел в «Фернли»?

– Они тайно помолвлены, – сообщила Кэролайн, чуть не лопаясь от удовольствия. – Старик Экройд и слышать об этом не хочет, вот им и приходится встречаться таким образом.

В теории Кэролайн было достаточно много слабых мест, но я не стал ей на них указывать. Вместо этого я сделал невинное замечание по поводу нашего соседа, и разговор пошел в другом направлении.

Соседний с нами дом, который назывался «Ларчиз», был недавно приобретен незнакомцем. К невероятному огорчению Кэролайн, она ничего не смогла узнать о нем, кроме того, что он иностранец. Разведка сестрицы потерпела полное фиаско. Этот человек, как и все остальные, пил молоко, ел овощи, изредка мясо и иногда мерлузу[86], но ни один из поставщиков ничего не смог о нем сообщить.

По всей видимости, звали его мистер Пэррот[87], и в этом имени было что-то нереальное. Единственное, что о нем было известно достоверно, – это то, что он выращивает кабачки.

Однако этой информации Кэролайн было явно недостаточно. Она хотела знать, откуда он приехал, чем занимается, женат он или нет и кто его жена, есть ли у него дети, как девичья фамилия его матери и так далее.