По 44-й трассе я отправился на запад, в сторону Деланда и реки Сент-Джонс. По дороге луна играла со мной в прятки, то и дело ныряя за кроны деревьев. Дома меня не было около четырнадцати часов. Бедняжка Макс. Я мысленно пообещал себе не орать на нее, даже если она сделала лужу.

Я вновь и вновь прокручивал в голове события дня. Что сказала мне девушка? Значит ли что-то подковообразный синяк у нее на щеке? Где-то остались ее близкие, к которым она уже не вернется.

На последнем повороте, подъезжая к дому, я включил дальний свет. Присмотрелся, нет ли чего подозрительного, не мелькнет ли где тень. Через тропинку просеменил толстый енот. Выключив движок, я прислушался: щелкал остывающий мотор джипа, надрывались лягушки, звенели комары. Я вручную отключил верхнее освещение, достал из-под сиденья пистолет и медленно открыл дверь.

С реки донесся утробный рык аллигатора. Дубы, обросшие мхом, в лунном свете походили на бородатых великанов. Ночь стояла теплая, влажная и безветренная; со стороны национального заповедника доносился запах костра. Луна скрылась за черной вуалью облака. Москиты кружили у меня над головой кровожадным нимбом.

Я молча прошел к крыльцу, ведущему к задней двери на веранду… и замер. Дверь была чуть приоткрыта. Спустившись обратно, я обошел дом кругом.

Отпер парадную дверь и услышал прерывистый гудок сигнализации с отсрочкой в двадцать секунд. Через коридор ко мне с лаем летела Макс, бешено виляя хвостом так, что он превратился в размытое пятно.

– Привет, девочка моя! – сказал я. – Иди сюда, проверим, осталось ли в тебе хоть капля.

Стоило открыть дверь, как Макс молнией промчалась у меня между ног на улицу. Я включил прожектора и засмеялся бы, если бы не чувство вины. Макс присела ногу и мочилась, наверное, целую минуту, глядя на меня укоризненным взглядом. Мол, где тебя черти носили?!

– Пора есть, Макс.

Все, больше ничего делать не пришлось. Макс устремилась в дом через порог и дальше на кухню. Я насыпал ей в миску любимого корма, а себе разогрел остатки чили. Достал из холодильника бутылку «Короны», кое-как засунул ее себе в задний карман и, прихватив чили и миску Макс, вышел на заднюю веранду. Там мы с таксой устроились ужинать.

Макс живо принялась за еду, а я, отставив тарелку на столик у кресла, сделал большой глоток пива и посмотрел на отражение луны в реке. Когда я потянулся за тарелкой, то заметил на противоположном конце стола некий предмет.

Я не сразу узнал его. Черный кремниевый наконечник стрелы, найденный в реке Джо Билли. Он лежал на столике, точно черный бриллиант. Зазубренный и прикрепленный к древку с орлиным оперением.

На следующее утро Сент-Джонс спала долго: ни малейшей ряби на поверхности, течение как будто иссякло. Время было почти восемь, и влажность усиливалась. Бороды мха на дубах темнели от пятен росы, словно потели на солнце.

Лучик света выглянул из-за дерева, прошел через ширму на окне веранды и упал прямо на стрелу. На жутко острый наконечник. Я посмотрел на Макс, она – на меня.

– Как думаешь, – спросил я у таксы, – откуда здесь наконечник? Кто им владел? Джо Билли достал его со дна реки, но как он попал туда? – Макс издала звук, напоминающий смесь лая и скулежа. Пора было выпустить ее на улицу, совершить утренний ритуал. – Погоди минутку, надо кое-что проверить, и вот потом уже последуем зову природы.

Я принес полиэтиленовый пакет для мусора и щипцы для барбекю.

– Ну, Макс, отправим эту штуку в лабораторию. Посмотрим, вдруг Джо Билли оставил на ней отпечатки. Что? В какую лабораторию?

Я думал обратиться к Рону и отправить стрелу ему, однако в тот момент не был настроен объясняться перед таксой.

В окна кухни я заметил, как по реке плывет лодка, изрыгая клубы сизого дыма.

Налив себе кофе, я выпустил Макс на улицу и направился к пирсу. Хозяина лодки я видел чуть не каждое утро – должно быть, рыбачит на продажу. Я махнул рукой, привлекая его внимание, и сделал знак причалить. Развернув лодку, он подплыл к пирсу.

– Доброе утро, – поздоровался я.

– Доброе, – ответил лодочник, заглушив моторчик.

Ему было хорошо за шестьдесят. Лицо и руки у него за годы работы на реке загорели и обветрились. Слева в седой бороде у него темнели полоски цвета баклажана. Перегнувшись через борт, рыбак сплюнул в воду коричневую от табака слюну.

– Бросайте швартовый, – сказал я. – Кофе не желаете?

– Нет, спасибо, – ответил рыбак, кидая мне трос. – У меня с собой, в термосе.

– Меня зовут Шон О’Брайен, я сюда пару месяцев назад перебрался. Подумал, надо бы наконец представиться. Я вас тут частенько на рассвете вижу.

– Я Флойд Пауэлл. Хотел между берегов крючки протянуть, но река здесь глубока. Все больше сомы да скаты попадаются.

– На продажу ловите?

– Ага. – Он снова сплюнул. – Хорошая собачка у вас. Держите ее подальше от воды. Даже на краю причала для нее слишком опасно. Маловата добыча, но аллигатор и на такую позарится. – Флойд веслом приподнял крышку холодильника в середине лодки. Внутри лежали крупные сомики – десятки сомиков – и один окунь. Рыба дергалась в солнечном свете. – Вот, пока что весь улов за утро.

Он откусил еще жевательного табака и, пристально глядя на реку, прислушался.

В рыбацком лагере неподалеку я видел фотографию на стене: мужчина лет на двадцать моложе Флойда, босиком и голый по пояс, стоял перед хижиной, а на плечах у него сидела девчушка лет пяти-шести. Рядом на цепи, подвешенный за шею к ковшу бульдозера, болтался чудовищный аллигатор.

– Не вы ли тот самый Флойд Пауэлл, фотография которого висит в поселке Рейвен-Мун? Это вы там возле аллигатора?

Вздернув седую бровь, Флойд сплюнул.

– Вы узнали меня по старой фотке? Надо же! Вы что, коп?

– Уже нет.

– Моей дочке на том снимке пять лет, теперь ей уже двадцать. Аллигатор – еще малявка по сравнению с теми, что водятся в этой реке. На них я охочусь только в сезон, есть государственная лицензия на убийство борзых особей. У меня была кожевенная мастерская милях в десяти вниз по реке, там еще линия электропередачи через реку протянули, к северу от моста Хонтун. Я сам разделывал туши, продавал шкуры, мясо… Недавно мастерскую у меня купили. Какие-то ребята из рыбацкого клуба. Правда, на рыбаков не похожи. Я ведь проводником подрабатывал, своих сразу вижу. – Он снова посмотрел на Макс. – Как вы меня узнали? Снимок-то совсем старый.

– Я и не узнал, просто вспомнил подпись под ним: ваше имя, а заодно вес и длина аллигатора. К тому же меня учили запоминать имена и лица на фото.

– Еще бы!..

– Можно вопрос? – сказал я таким тоном, чтобы Флойд взглянул мне в глаза. – Про вчерашнее убийство слышали?

Флойд взгляда не отвел. Его глаза были темны, как вода в реке. Он чуть заметно кивнул, и я добавил:

– Примерно в полумиле отсюда нашли девушку: ее жестоко избили и ранили ножом.

Флойд некоторое время задумчиво жевал табак. В холодильнике дергался сом, где-то в небе клекотал ястреб.

– В газетах про это не особо писали. Фоток не было. Никого еще не схватили.

– Может, вы или еще кто что-то видели?

– Например?

– Что-нибудь необычное.

– К чему это вы клоните?

– Вы знаете некоего Джо Билли?

– Слышал про него, а так – не общался.

– Где он живет?

– Вы и правда коп. Уж я-то вашего брата знаю, в свое время приворовывал. – Флойд набил табаку за щеку. – Билли можно встретить в Хэнгин-Мосс.

– Спасибо. Это вроде недалеко отсюда?

Флойд взглянул на меня так, будто я собирался переплыть реку посреди ночи.

– Думаете расспросить Билли об убийстве?

– А что?

– Я, знаете ли, не против, что вы коп, хоть и бывший, просто…

– Что?

– Говорят, Билли – потомок Оцеолы. Того самого, что задал жару правительству белых во время войны с местными. Его так и не победили. Пару лет назад тут объявился разоритель могил, кинул глаз на одно из семинольских захоронений. Индиана Джонс, так его перетак, вообразил себя антропологом, а на деле продавал черепа сатанистам. Такой слушок о нем ходил. Ему велели держаться подальше от заповедника и священных холмов. Один биолог, из государственных, сказал, дескать, этот придурок пошел да выкопал череп шамана. Так с могилами семинолов не поступают, знаете ли. Племя ведь не зря прозвали «непокоренным». Ходит молва, будто Джо Билли выследил недоумка, застал за разорением очередной могилы, спеленал по рукам и ногам и снес к болоту. Больше гробокопателя не видели.