Подбежал Дэн:

– Успокойтесь, господа. Отойдите за ленту, правила вы знаете.

– Из-за чего перепалка? – спросил репортер и поднес Дэну микрофон.

– Обычное недоразумение на почве эмоций. Человек обезумел от горя, вот и набросился на детектива Слейтера. Состояние аффекта. Сами понимаете, как это бывает.

Умница Дэн. Под прицелом телекамер он обернулся к Слейтеру и сказал:

– Думаю, если мистер О’Брайен добровольно покинет место преступления, мы не станем выдвигать против него обвинений. Вы согласны, детектив Слейтер?

Слейтер совершенно растерялся. Он тупо раскрыл рот и наконец сподобился выдавить из себя:

– Да… я тоже думаю, что мистер О’Брайен… слишком бурно отреагировал на смерть подруги. Это лишний раз подтверждает, что нельзя пускать посторонних на охраняемую территорию.

– Как погибла жертва? – спросил другой репортер.

Взяв себя в руки, Слейтер подошел ближе к камере:

– Ночь выдалась тяжелая, мы потеряли одного из самых ценных сотрудников…

Тем временем Дэн жестом позвал меня. Мы отошли в сторонку, в тень высокого дерева, и там он сказал:

– Какого лешего?! Что вы пытались этим доказать? Вы же видели: камеры все пишут, так зачем полезли с обвинениями к нашему шефу?

– Да, я видел, что камеры пишут, и надеюсь, нужные детали засняли.

– О чем вы? Знаете, поначалу Лесли сомневалась в вас: думала, с уликами вам просто везет, потом изменила свое мнение. Она вами восхищалась. Так зачем теперь ведете себя так неадекватно? Слейтер может упрятать вас в психушку. Прямо сегодня ему выпишут ордер – и ау. Вы у себя в полиции Майями тоже так с ума сходили?

Я взглянул на часы.

– Позвоните в участок, пусть запишут одиннадцатичасовые новости. У вас двадцать минут.

– Что? Зачем?

– Нужно проверить: попала ли в кадр ладонь Слейтера.

– Какой в этом смысл?

– Он рассадили себе руку, когда упал. Улепетывал с места убийства как бейсболист, совершающий хоум-ран.

– Вы точно видели ссадину?

– Да, и если камера все засняла, у вас будет визуальное доказательство.

– Ссадина на ладони приговора не обеспечит.

– Обеспечит, если соберете с тротуара образцы кожи. Вода из распылителя туда не достает, так что крохотные частики кожи еще могли сохраниться на месте падения таинственного бегуна. Прямо там, где показал Бун.

– Может, вы и правы.

– Соберите все возможные образцы на клейкую ленту. Подсветите тротуар софитами, ищите все: волокна, травинки, кровь… Отыщите толстовку с капюшоном, загоните ее на экспертизу. Сделайте химический анализ травы. У Лесли на газоне очень характерный сорт травы, оставляет яркий след, сильно пачкает одежду. Артезианская вода так и вовсе похожа на природный отпечаток пальца, в ней много железа и серы. Возьмите для образца местную воду и сравните с той, что пропитала толстовку Слейтера. Если есть совпадение, берите гада.

Закончив, я направился к джипу.

– Шон, – окликнул меня Дэн. – Погодите минутку. Лесли не ошибалась на ваш счет.

– Слейтер еще не за решеткой и действует не один. Ищите толстовку. Выбейте ордер, придите с ним к Слейтеру домой, пока сам он здесь, и делайте свою работу. Завтра может быть поздно.

– А вы куда?

– Побыть с другом.

В предрассветной темноте над берегом носились светлячки. В небе плясали зарницы. Я устроился в кресле-качалке, положив ноги на кипарисовый столик, а на колени себе – Макс. Цикады и сверчки сегодня как будто пели иначе. Над рекой разносилось кваканье лягушки-быка.

Я потягивал виски со льдом и думал о Лесли, вспоминал ее последние слова: «Отправимся туда, где тропические цветы, бирюзовое море и милые люди, которые искренне всем улыбаются». Грудь мне будто сдавило тисками.

Температура резко упала, задул ветер. Повеяло дождем. Я почесал Макс за ухом, но она даже не подумала просыпаться.

– Макс, давай в постель.

Допив виски, я сгреб таксу в охапку и побрел в спальню. Проходя мимо фотографии жены, взглянул на нее.

– Спокойно ночи, – сказал я.

Макс сонно лизнула мне подбородок, и мы с ней легли спать.

Я больше часа прокручивал в голове события дня: вспоминал все как в замедленном кадре, запоздало думая, кому и что можно было сказать, чтобы спасти Лесли.

Макс чуяла мое беспокойство и подползла ближе, положила мне голову на грудь. Я поскреб ей шею. Веки налились тяжестью, разум унесся далеко-далеко. Потом меня накрыло, как приливной волной, и все исчезло в темноте.

Лиц пришельцев я не вижу, только пытаюсь дотянуться до них, хоть до одного, схватить за горло. У изножья кровати стоят темные силуэты, безликие призраки. Смотрят на меня, зависнув где-то на пороге между сном и безумием.

Сверкнула молния, и я резко сел, откинул одеяло. С меня градом катил холодный пот. Где-то вдалеке над рекой прогремел гром. Ветер раскачивал кроны дубов.

Макс вскинула голову, точно выглянувший из норки суслик. Сонно, виляя хвостом, огляделась. Лежа у меня на коленях, она лизнула мне руку и зевнула. Порой зевала она так, что казалось, будто она смеется.

– Свежего воздуха не хватает? – спросил я.

Через черный ход мы вышли на веранду. Был четвертый час ночи. Я вспомнил о Джо Билли, об индейцах, что некогда населяли долину реки. Может, это кто-то из них является мне в кошмарах? Злится, что я живу здесь? Винить почивших аборигенов не в чем. Мы истребили их расу, они заслужили право на гнев.

Ветер принес запах дождя и цветущего никтантеса. Не прошло и минуты, как по крытой жестью крыше застучали первые крупные капли. Тихий плач неба вскоре обернулся безудержным ревом.

Гром прогремел во всю мощь, словно рванула пороховая бочка. Молния рассекла черное небо и ударила в дуб на берегу. Время будто замерло, как на картине: дождь, ветер, ослепительно яркая вспышка белого света… Дуб лишился одной из ветвей.

В воздухе пахло серой, горелым деревом и мокрым мхом. Я опустился в кресло-качалку и положил себе на колени Макс. Такса очень скоро уснула, а я все слушал, как барабанит по крыше дождь да скребутся в москитку листья пальм. Тысячи лягушек квакали в унисон. Долгие раскаты грома звучали уже далеко отсюда.

Буря закончилась, и ночные тени серыми призраками растворились в деревьях на рассвете. Над рекой повисла утренняя дымка, и вскоре на небе появился раскаленный уголек солнца. На фоне подсвеченного зарей тумана четко вырисовывались прибрежные деревья. Будто художник, солнце пометило реку мазками красного. Пар, поднимаясь над водой, медленно вился, напоминая танцующих над зыбкой сценой алых призраков.

Сон вновь настиг меня.

Я маленьким мальчиком иду по апельсиновой роще у нас на ферме. Встаю на носочки, пытаясь сорвать спелый плод. Подпрыгиваю и хватаю один, как мячик в бейсболе. Перочинным ножиком разрезаю апельсин надвое; по рукам течет сладкий сок. Солнце нежно греет мне кожу. Я зубами впиваюсь в мякоть, стремясь утолить жажду.

Утром я ушел из дома пораньше. Меня уже мучили угрызения совести из-за того, что Макс часто и надолго оставалась с соседями. По-моему, я злоупотреблял их щедростью (хотя они утверждали обратное), да и собаку печалило мое отсутствие.

Думая об этом по пути к «Сан-Стейт фармз», я глянул в зеркало заднего вида: кто-то сел мне на хвост.

Водитель попался хороший: я секунд на пять сбросил скорость, и преследователь отстал, почти пропав из виду. Тогда я ускорился, и он показался снова, а после резко свернул вправо на проселок. Догадался, что его «срисовали».

Я сбавил скорость миль до двадцати в час, ехал, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида. Больше никто за мной не следил.

Тогда я сам свернул на проселок: кругом были луга, дубы и озера. Выехав из-за поворота, я ударил по тормозам – навстречу мне плелся трактор, старенький драндулет. Изрыгая клубы вонючего дыма, он почти преградил путь. Мы с ним вряд ли разъехались бы.