Трепещущее сердце

В руке, в кровавых пальцах -

Для страшного причастья!

Фрэнк валялся на диване, завернутый в одеяло, в одном носке, ел конфеты и смотрел детективный сериал по телевизору. Он был очень счастлив, потому что родителей не было дома, и он мог делать, что ему хочется, целый день, не слушая ругани и криков, и еще он немного грустил, потому что это был последний день осенних каникул. В следующий понедельник, после их ночевки с Джерардом, они отучились три урока, им выдали табели с предварительными оценками и отправили домой отдыхать до семнадцатого ноября. Но вот отведенные ученикам четырнадцать дней свободы от школы прошли, но Фрэнка это не так уж и сильно расстраивало. Ну, может совсем чуть-чуть.

Раньше бы он упирался руками и ногами, молился бы Зевсу и Перуну, делал бы что угодно, только бы не возвращаться туда, но на этот раз ему уже не терпелось прийти в школу, на урок химии, сесть на заднюю парту и локтем чувствовать присутствие лохматого мальчика в большом свитере рядом с собой.

Фрэнк был рад, что у него появился друг. Такой друг, к которому можно прийти в свой день рождения, потому что дома, как и в жизни, все катится к ебеням, и он накормит тебя мороженым, познакомит со своей собакой со смешной кличкой и споет колыбельную на ночь. Фрэнк был рад, что у него появился Джерард. Всегда такой веселый, жизнерадостный и забавный Джерард.

Они не виделись ни разу на протяжении каникул, потому что Джерард уезжал куда-то с семьей, и все, что оставалось Фрэнку – это разлагаться в одном носке на диване под горой конфетных пышек и скучать по другу. Что он делал, кстати, с огромным удовольствием, потому что после двух месяцев школьного кошмара две недели ничегонеделания – просто счастье.

Поэтому он наслаждался шоколадными конфетами, щелкал по пульту и был абсолютно счастлив до восьми часов вечера. Потом пришли родители, сначала отец, потом мать, и ему пришлось быстренько свалить в свою комнату, потому что букет в руках у матери не предвещал ничего хорошего. И больше ничего в этот вечер он не слышал, потому что даже если родители и ругались внизу, даже если произошел зомби апокалипсис, он ничего не слышал из-под теплого одеяла из-за громкой музыки в наушниках. Он спокойно уснул под тихую «Dreamer», и до самого утра ничто не тревожило его сон.

И даже когда утром крики родителей внизу подняли его на десять минут раньше, Фрэнк ни капли не расстроился. Он быстро соскочил с кровати, уронив при этом наушники и телефон, с которыми уснул в обнимку, и так же быстро побежал в душ, чуть не впилившись в дверной косяк по дороге.

Когда он уже чистый и одетый спускался вниз по лестнице, чтобы проверить, свободен ли сегодня путь к завтраку, он услышал на кухне родителей. Они уже не кричали, не били посуду, не били друг друга. Они просто тихо переговаривались, оскорбляли друг друга совсем вяло, и было слышно, что мама готовит кофе.

Фрэнку вдруг стало их невыносимо жаль. Он понял, что они просто устали. Устали орать каждый день, бросаться тарелками в стену и с пеной у рта доказывать что-то друг другу. Между ними больше не было прежней ненависти, злобного отчаянья и всепоглощающего страха потерять друг друга. Осталось только холодное безразличие. Мама готовила папе кофе не потому, что хотела позаботиться о нем, а просто так. Из вежливости. Будто они просто соседи по квартире.

И в эту минуту Фрэнк понял, что их семье действительно конец. Родители больше не любили друг друга. Родители больше не ненавидели друг друга. Родители стали просто людьми, по странному стечению обстоятельств, проживающими в одной квартире.

Оказавшись на кухне, Фрэнк поежился. Там было холодно. Родители ничего не сказали. Он просто сделал себе кофе, взял глазированную булочку из холодильника и вышел, так же тихо и молча, как и вошел. И ничего не произошло.

Когда Фрэнк ехал в школу, он подумал, что они, скорее всего, скоро разведутся. Их больше ничто не держало вместе. От этих мыслей стало больно. То есть, они же постоянно ругались и все такое, и это просто дико бесило и доводило до отчаянья, но это было все равно в миллиарды раз лучше, чем то, что они сделали сегодня. Ведь ненависть – это такое же чувство, как и любовь, и даже она гораздо лучше, чем безразличие.

Первым уроком была алгебра. Дела становились все хуже и хуже. Фрэнк путался в знаках и цифрах, забывал дописывать буквы, потому что эти гребаные котангенсы и арккотангенсы были, мать их, почти одинаковыми! В последнем примере он вообще сделал самую глупую ошибку в вычислениях: корнем из девяти у него оказалось пять, и вот тогда он понял, что это уже клиника.

В перерывах между уроками он хотел поискать Джерарда, но из-за огромного числа учеников в школе и очень маленького количества времени, отведенного на первую и вторую перемену, пришлось отложить все свои дела на целых три часа. Только после неимоверно скучной литературы, когда вся школа дружно кинулась пожрать, он смог отправиться на поиски своего друга.

Первым делом он решил поискать его в столовой. Он кое-как протиснулся в дверь сквозь давящий поток людей, но понял, что зря. В отстойном углу сидела только стриженая под мальчика девочка, ей пришлось так подстричься, потому что у нее вроде нашли вши, и еще три мальчика; все в очках и с книгами в руках. И даже намека на Джерарда там не было.

«Неужели опять где-то спит?» – подумал про себя Фрэнк, продолжая озираться по сторонам.

Он хотел было выйти обратно в коридор, чтобы подождать Джерарда прямо у столовой, но его остановил нехилый пинок под зад.

-Алекса! – завопил он, оборачиваясь, чтобы посмотреть, что вообще за херня.

Она громко засмеялась и встала напротив возмущенного Фрэнка, потирающего свою задницу.

-А чего встал прямо посреди прохода? – весело сказал она, оттаскивая его в сторонку. – Народ голодный, жалеть не будет.

-Ой да ну тебя, – буркнул он, все же улыбнувшись в ответ.

-Фрэнк, почему ты не пришел на вечеринку? – вдруг серьезно сказала она, сложив руки на груди. – Тебя, вообще-то, правда ждали. А ты не пришел. И теперь все думают, что ты дружишь с Пьеро.

-Бред, – быстро выпалил Фрэнк.

-Хлеб – это не футбольный мяч!!! –заорала мужиковатая буфетчица так громко, что, несмотря на нескончаемый шум голосов, ее услышал в столовой даже последний таракан.

-Да ну? – Алекса подозрительно сощурила свои накрашенные глазки и внимательно посмотрела на Айеро. – А не его ли ты сейчас тут выглядывал?

-Ну… – Фрэнк почесал затылок, виновато глядя на Алексу. – Вообще-то… Слушай, ты не видела его?

Она криво улыбнулась.

-Не видела, – сказала она безразличным тоном, – но после урока в него харкнул Кормак, так что он, скорее всего, сейчас в туалете, отмывается.