А музыкант словно застывает на секунду и подносит флейту к губам. Так нежно, что Крис ловит себя на совершенно неуместном в этот момент чувстве ревности.

Но когда тишину разбивает первый звук – Хемсворт забывает обо всем. Он жадно впивается взглядом в одухотворенное бледное лицо. А сквозь тело словно раз за разом пропускают ток. И с каждым звуком разряд все сильней.

Музыка заливается в уши раскаленным металлом. Это почти больно. Но есть еще одно чувство, которое не дает здравому смыслу возобладать, не дает прервать музыканта.

Что-то яркое, щемящее. Царапающее, заставляющее с болезненным удовольствием ловить каждый звук. Вслушиваться в каждую ноту. Потому что, возможно, минута – и придет какое-то понимание. Словно откроется иной уровень. И та тонкая занавеска, что приоткрыл Том, исчезнет вовсе.

Еще совсем немного!

Крис даже привстает в предвкушении. Подается вперед, чтобы не пропустить ничего.

Но звук вдруг обрывается. Сетка, сплетенная нотами, истончается, исчезает...

– Я не успел! – обиженно выдыхает Хемсворт, откидываясь на спинку дивана.

– И слава богу, – Том трясущейся рукой стирает со лба испарину. – Я едва сознание не потерял.

– Черт, Томас! – Крис поднимается на ноги и отходит к окну, прижимается к холодному стеклу лбом. – Как ты делаешь это? Я ведь... Я поверил в происходящее. Действительно поверил.

– Я тоже хотел бы узнать, как я это делаю, – судя по звуку, Хиддлстон снова опускается на пол. Причем явно с трудом.

– Тебе плохо? – испуганно спрашивает Крис, подбежав к музыканту.

– Устал, – криво улыбается Том. – Поздно уже. Нужно ложиться.

Когда он засыпает, Крис еще долго сидит на краю постели в какой-то прострации. Поглаживает через одеяло худое плечо музыканта. А потом, наплевав на все свои убеждения, встает на колени и шепчет:

– Господи... Пусть он не забудет. Пожалуйста!

_____________________________________________________________________

Прошу прощения за такой большой перерыв, товарищи. Возникли некоторые проблемы.

Песня: Sopor Aeternus & The Ensemble Of Shadows – The Urine Song

Глава 19. «Конверт».

– Я не знаю, Крис, – Хиддлстон сидит на полу, безвольно привалившись к стене, влажные после душа волосы неопрятно торчат в разные стороны. – Я не помню ничего из того, о чем ты сейчас говоришь.

Хемсворт прикрывает глаза, пытаясь унять нервную дрожь. Просто успокоиться. Том здесь не при чем. Разве виноват он в том, что ничего не помнит?

– Скажи, – Крис садится рядом, точно так же облокачиваясь о стену, – что последнее ты помнишь?

– Я уже говорил, – музыкант опускает голову. – Как ты просишь вспомнить... Что-то о моих ощущениях. Мне было больно. Я помню плохо. Может, обратиться к врачу? Они могли бы провести обследование...

– Мы не можем, – Хемсворт осторожно гладит худое плечо Тома. – Я уверен, что за тобой следят. Непонятно, почему с их стороны пока ничего не предпринимается.

– Такая ситуация, а я почти невменяем, – Том улыбается веселой открытой улыбкой, пугающей Криса еще больше, чем его безвольно опущенные руки и периодически меняющие цвет волосы, становящиеся то рыжими, то черными. – Скоро мне придется делать себе татуировки, как в том фильме. Только их содержание будет гораздо прозаичней.

– В фильме? – перевести тему сейчас было бы очень кстати.

– Да, – едва заметный кивок. – Я давно смотрел, но запомнил хорошо. Главный герой страдал потерей кратковременной памяти. Совсем как у меня. И чтобы не забывать делал на теле татуировки, – Том снова улыбается. На этот раз грустно.

Хемсворт ждет с минуту, надеясь, что он продолжит пересказ содержания. Но тот только тихонько барабанит пальцами по полу и молчит.

– Нам надо решить что делать, – Крис вынужденно возвращается к насущной теме. – Есть один человек, он, надеюсь, сможет помочь нам...

– Ты должен сначала помочь себе, Крис, – Том медленно поднимается. И Хемсворт думает, что у него точно затекли ноги. А музыкант продолжает:

– Поспи. Хотя бы несколько часов. Ты очень плохо выглядишь.

– Все хорошо, – Хемсворт тоже встает на ноги. – Тебе не о чем волноваться. Я выспался.

– Как хочешь, – Том равнодушно пожимает плечами.

– А тебе нужно поесть. Пошли, – Крис удивленно смаргивает, слыша в своем голосе командные нотки.

Том, видимо, тоже замечает новую интонацию, дергает уголком губы, некрасиво усмехаясь. И преувеличено вежливо кивает:

– Ты здесь главный.

– Прости, – Крис мягко касается губами лба музыканта. – Но ты и правда должен поесть.

Простреливает абсолютно неуместное в данный момент возбуждение. Он сжимает дрожащие пальцы в кулак и пытается мягко разорвать контакт, так, чтобы Том ничего не заподозрил.

А тот вдруг опускает ладонь на плечо Хемсворта, удерживает, не давая отстраниться. И шепчет:

– Чего ты боишься? Что я забуду?

– Том, я... – Хемсворт тяжело сглатывает, – если ты...

– Так сделай так, чтобы я не забыл, – последние слова Том проговаривает в самое ухо, обжигая дыханием.

Криса перетряхивает. Он вцепляется в плечи музыканта и несколько долгих мгновений смотрит в прозрачные глаза. А потом перехватывает его губы в жесткий, почти болезненный поцелуй.

Тома хочется. Хочется так, что темнеет в глазах только от одной мысли об этом. Целовать гладкую кожу, касаться пальцами...

Крис непослушными пальцами подцепляет майку Тома и тянет наверх. Стаскивает такую ненужную сейчас вещь и с хриплым выдохом прижимается губами к худой груди музыканта. Целует, лаская кожу. Хочется оставить свои метки везде. И на шее, и плече... Яркие следы, которые будут напоминанием. И Хемсворт озвучивает свое желание. Шепчет бессвязно, перемежая слова легкими поцелуями.

А Том подается вперед, запускает пальцы в волосы на затылке и выдыхает:

– Оставь... Крис, если хочешь, оставь...

И Хемсворт буквально впивается губами в светлую мягкую кожу. Плечо, шея... Снова плечо, грудь, живот... Боже, да!

Том выгибается у него в руках, стонет задушено.

Прикоснуться к острой вершинке соска, чуть втянуть губами – и Том, всхлипывая, подается вперед, льнет, явно пытаясь увеличить площадь соприкосновения.