– На кровать, – Хемсворт обнимает музыканта за талию и прижимает совсем близко. – Там будет удобней.

– Подожди, – Том как-то странно облизывает губы. – Я кое-что сделаю для тебя.

И опускается вдруг на колени, одновременно скользя ладонями по бокам Криса. Тонкие ловкие пальцы дергают молнию джинсов, тянут их вниз, спуская до колен вместе с бельем. Том бросает на буквально онемевшего Криса короткий взгляд и осторожно прикасается кончиками пальцев к почти болезненно возбужденному члену. Хемсворт вздрагивает, неосознанно опуская ладонь на затылок музыканта. А тот чуть подается вперед и обнимает губами головку с уже выступившей капелькой смазки. Именно обнимает. Нежно, мягко... И Крис глухо стонет, зажмуриваясь. То, что делает Том...

– Боже... – его хватает только на задушенный всхлип, когда Хиддлстон берет глубже, чуть сильнее сжимая губы. И эта несколько неумелая ласка лишает возможности связно мыслить. А Том как-то ласково поглаживает по бедру, словно успокаивающе. Словно уговаривая.

Перед глазами марево. Комната плывет, предметы – будто отражения в кривом зеркале. Внизу живота словно сворачивается в жгут болезненное возбуждение.

Грешно? Неправильно?

Крис глухо усмехается, аккуратно перебирая мягкие прядки волос Тома. И хрипло стонет, потому что язык музыканта с невероятно пошлым влажным звуком скользнул по головке, проходясь по спирали.

– Идем в постель, – Крис чувствует, что еще немного и...

Подхватывает Тома под мышки, поднимает на ноги. Прижимает к себе, целует в припухшие блестящие губы. Забирается ладонью за пояс его нелепых домашних штанов на резинке, оглаживает ягодицы, в который раз поражаясь гладкости кожи. Она словно шелковая. Словно ласкает пальцы...

Хиддлстон тихо выдыхает, сжимает пальцы на плечах Криса. Сминает ткань рубашки. И шепчет:

– Теперь я согласен на кровать.

– Да, – Крис почти задыхается, водя ладонями по бедрам музыканта, – кровать. Сейчас...

– Я буду с тобой там, – Том тихо смеется, – отвлекись на секунду.

И тянет за собой.

Хемсворт, не желая отстраняться, обхватывает за талию, прижимает. Несколько шагов, наполненных отяжелевшим дыханием. Неудобных, неловких... И мягко опустить на постель. Прижать всем телом, впиться губами. Так, чтобы застонал, забился, поцеловал в ответ.

Да, вот так. Ловить губами дыхание, делить его на двоих.

Горячие губы скользят по шее. Крис зализывает чуть жгущие болью отметины, зарывается пальцами в волосы. Ткань рубашки неприятно трется о голую кожу. Снять.

Том резко переворачивается, подминая Хемсворта под себя, сжимает его бедра своими, садясь верхом. Настолько развратная поза, что щеки заливает румянцем. Но он только склоняется, дрожащими пальцами расстегивая пуговицы.

И вдруг Крис хрипло шепчет:

– Подвигайся... Том. Том... – его голос срывается.

И Хиддлстон, дурея от пошлости происходящего, упирается ладонями в уже обнаженную грудь Криса и двигает тазом, создавая эффект трения. Крутит бедрами, чувствуя через ткань тонких штанов возбуждение Хемсворта.

– Боже... – выстанывает Крис, больно вцепляясь в бока, – Боже...

– Можно просто Том, – голос хрипит. Звучит как-то... пошло.

– Том... – согласно повторяет Хемсворт.

И Хиддлстон, не выдерживая, сам впивается в его губы жадным поцелуем. Выходит как-то истерично. Но хочется... Именно так. Чтобы чуть больно. Чтобы ярко...

И сильные руки, вдруг опрокидывающие обратно, прижимающие к кровати, оглаживающие все тело, заставляющие кожу гореть.

– Рубашку... – выдыхает Том. – Крис, сними.

Содрать с себя ненавистный кусок ткани. Отбросить в сторону, сдернуть штаны с Тома. Так резко, что тот едва успевает приподнять бедра, невозможно выгнувшись.

Крис подхватывает это идеальное тело под спину, прижимает Тома к себе, садясь на колени. Теперь они сплетены будто узел. Худые руки музыканта обвивают шею, голова запрокинута, открытая шея, едва заметные веснушки... А в бедро упирается напряженный почти до боли, как кажется Крису, член музыканта.

Том чуть слышно хрипло постанывает от каждого движения. Выгибается, трется, но рук не расцепляет.

И Крис обхватывает ладонью, проходится по всей длине, заставляя Тома почти закричать. Мягко отстраняет музыканта от себя, толкает, роняя на спину, и склоняется, намереваясь взять в рот. Но едва губы касаются потемневшей влажной головки, Хиддлстон вдруг вскидывается, прихватывает за плечи, мотает головой и шепчет:

– Я кончу... Сейчас кончу, если ты сделаешь...

И Крис улыбается, отмечая заминку. Даже сейчас Том не может расстаться со своей воспитанностью.

– Ты боишься кончить, если я отсосу тебе? – Хемсворт проговаривает это, глядя музыканту в глаза.

– Я... – Том закусывает губу, – да. Я слишком...

– Ты стесняешься озвучить то, что только что сам делал, – Крис шепчет это в самые губы, почти касаясь, – кого, Том? Меня? Или себя? Мы и так нарушили все правила.

– Все правила? – в голосе Тома появляются странные нотки. – Ты хочешь... до конца? Чтобы я...

И вдруг снова опрокидывает Криса на кровать. Садится верхом, трется возбужденным членом и выдыхает, чуть улыбаясь:

– Все правила, Крис. К черту.

И ведет ладонью по лицу Хемсворта, гладит пальцами губы, нажимает, словно... И Крис приоткрывает рот, принимая игру. Старательно облизывает тонкие пальцы, смачивает слюной. А потом Хиддлстон мягко отнимает руку и заводит за спину. И всхлипывает, выгибаясь. А Крис хрипло стонет, подаваясь вперед.

– Том, Боже... я хочу видеть! – слова вырываются против воли. И Крис испуганно замирает. Но музыкант только непристойно как-то улыбается и разворачивается, опускается в коленно-локтевую, раздвигает бедра шире и легко гладит влажными пальцами вход. Кружит, словно дразня.

В глазах темнеет, тело будто чужое. То, что творит Том, не поддается анализу. Это словно... сон.

А тонкие пальцы мягко надавливают... Том проталкивает в себя сразу два. Стонет глухо, прогибаясь в спине. Двигает рукой, тяжело дыша.

Хемсворт вздрагивает, перехватывает тонкое запястье. Целует светлую кожу, поднимает музыканта на колени, разворачивая к себе лицом.

– Что? – шепчет Том. – Тебе ведь нравится.

– Прекрасный... – Крис осторожно опускает Хиддлстона на спину, – я люблю тебя, знаешь?