Медвежья лапа коснулся губами виска жены, — волосы защекотали кожу на носу, — и глубоко вдохнул запах ее волос, сладко пахнущий свежим хлебом.

Ему не хотелось расставаться с женой, сыном и тем покоем, что царил в доме. Он подумал, что только на старости лет человек начинает ценить то, что в молодости казалось ему глупым и пустым: домом, женой, детьми. Но пришло время, и все, что ценил юноша, оказалось пустым и глупым, а то, что он презирал в молодости, оказалось смыслом жизни.

Утренняя трапеза проходила в горнице

Конунг Готлиб, расслабленно откинувшись на спинку кресла, лениво рассматривал в руке золотую, похожую на небольшую ладью, чарку с хмельным медом. После вчерашнего вечернего застолья у него гудела, точно пустая бочка на свежем морском ветре, голова.

Рядом Харальд жадно обгладывал жареную свиную ножку. Старому морскому волку все было нипочем, — он был проспиртован так, что, казалось, поднеси к нему огонь, и он вспыхнет ярким костром.

За столом, по обычаю, также сидели лучшие воины.

Обычно во время обеда стоял шум, но на этот раз, как ни странно, они молчали. В горнице слышалось лишь громкое чавканье.

Готлиб догадывался, что они чувствовали себя не лучше своего предводителя.

Доглодав и обсосав кости, Харальд уронил их под стол, вытер руки о лысину и насмешливым взглядом обвел данов.

— Ну что, братья, невеселы — носы повесили? — умышленно приподнятым голосом спросил он.

Ответа не было, и Харальд сообщил:

— А сейчас мы повеселимся!

Готлиб сделал очередной глоток, поморщился и проговорил:

— Слишком сладкая эта медовуха и воняет цветами — это питье для женщин. Наш эль будет получше. Эль — питье для настоящих мужчин. А посуда хороша. За такую посуду корабль купить можно.

Харальд повернулся к конунгу и сказал:

— Местные мастера золотых дел далеко славятся.

Готлиб презрительно усмехнулся.

— Плевать! — сказал он. — Самая большая драгоценность для воина — это хороший меч.

— Говорят, местные мастера делают и хорошие мечи, получше будут даже дамасских клинков, — вмешался в разговор Олав.

— Не может быть! — не поверил Харальд.

Олав поднял руку и щелкнул пальцами, и за его спиной встали двое слуг.

— Принесите меч из моей комнаты! И там еще платок из шелка, его тоже принесите! — приказал Харальд, и слуги исчезли.

Харальд рассмеялся.

— Олав, да ты никак, решил украситься, как женщина? Ой и плохо же на тебя действует общение с дикарями.

— Увидишь! — с загадочным видом проговорил Олав.

— Пустое все это дело, — небрежно проговорил Харальд и обратился к Готлибу: — Конунг, не изволишь ли с утра устроить суд?

Готлиб отставил чарку и спросил:

— Кого судить?

— Сторожей, — сказал Харальд.

— Это рабы. Я же приказал их просто высечь! Для этого мой суд не нужен. Слишком велика честь будет для рабов, — раздраженно сказал Готлиб.

— Да, — сказал Харальд. — Они не заслуживают королевского суда. Хотя неплохо бы было сделать так, чтобы и другим была наука.

— Порки им достаточно, — сказал Готлиб и обратился к Ола-ву. — Олав, ну, так, где твой сюрприз?

— Сейчас принесут, — сказал Олав.

— Впрочем, рабы не заслуживают разговора о них, — проговорил Харальд.

— Да, вот еще! ~~ сказал Готлиб. — После того как высекут сторожей, назначь над ними старшего, кого-либо из воинов. Пусть они возьмут струг и ищут убийц. Убийцы украли рыбацкую лодку, на такой маленькой лодке по морю не пройти. Значит, они пошли вниз по реке. И вряд ли они ушли далеко, вдвоем далеко не уйдешь даже по течению. Не найдут...

— Повесить? — спросил Харальд.

— Нет, снова высечь, — сказал Готлиб.

— Сейчас же отправлю погоню, — сказал Харальд.

— Заодно и дорогу пусть разведают; купцы говорят, что там есть еще одно море и множество больших богатых городов, — сказал Готлиб.

— Это хорошо, — мечтательно проговорил Харальд, и в его глазах отразилось зарево пожара и крови. — Только для разведки надо в струги посадить еще воинов.

— Двух, не больше, — сказал Готлиб. — Нам и здесь воины нужны.

— Будет сделано, — кивнул головой Харальд. Он опустошил полную чарку медовухи, вытер мокрые губы и заметил: — Кстати, у нас в заложниках городские старшины. Чего их зря кормить, пора с ними что-то делать?

— Их кормят?

— Нет, конечно.

— И что ты предлагаешь? — спросил Готлиб.

— Надо избавиться от них.

— Отпустить заложников?

— Но один из сторожей убит. Убийц не поймали, — напомнил Харальд. — Убийство не должно остаться безнаказанным.

— Тогда собирай дикарей, — надо дать им жесткий урок, чтобы знали, как мы наказываем виновных, — сказал Готлиб.

— Уже распорядился, — кивнул Харальд.

К Олаву подошел слуга. В одной руке он держал меч, в другой платок. Олав взял меч и положил его перед Готлибом.

— Вот посмотри, конунг, меч, — сказал он.

Готлиб взял меч в руки.

Ножны были, украшенны золотом, серебром и драгоценными камнями. Готлиб осторожно провел пальцем по камням, и на его лице появилось восторженное выражение.

— Однако хорош меч, — сказал Готлиб.

— Что блестит снаружи, не всегда хорошо изнутри, — презрительно пробормотал Харальд.

— А мы посмотрим и изнутри, — сказал Готлиб, обнажил меч наполовину и попробовал ногтем лезвие.

Лезвие легко разрезало ноготь, и Олав поспешил предостеречь Готлиба:

— Осторожно конунг, этот меч очень острый. Дай покажу.

Готлиб вернул меч Олаву.

Выйдя из-за стола на середину зала, тот вынул меч, и приказал слуге, — дайте мне шелковый платок.

Происходящее заинтересовало всех присутствующих. Догадавшись, что собирается сделать Олав, они начали шумно заключать пари.

Слуга подал Олаву шелковый платок.

Выставив меч лезвием вверх, Олав поднял над ним платок. Все замерли.

Олав отпустил платок. Платок, медленно, осенним листом порхнул вниз. Покрыв лезвие, он не задерживаясь ни на мгновение, продолжил свой путь и мягко упал на пол.

Олав вставил меч в ножны, поднял платок и показал его — платок был разрезан на две части.

— О! Это сокровище! — послышались восторженные возгласы.

Олав подошел к Готлибу и подал ему меч.

— Мой любимый конунг, дарю тебе это сокровище. Этот меч может разрубить любые доспехи, так же, как и этот платок.

Готлиб взял меч, покрутил его, примеряясь в руке. Затем стал внимательно рассматривать клинок. В ухо ему дышал удивленный Харальд.

— Нет, я знаю толк в оружии и видел много мечей, но это не дамасский клинок, — сказал Харальд.

— Я тоже таких мечей в жизни не видел, — сказал Готлиб.

Харальд удивленно проговорил:

— Неужели местные мастера такие умельцы?!

— Они неохотно говорят об этом. Но, я уверен, что этот меч ими сделан, — сказал Олав.

— Я тоже добуду себе такой меч, — сказал Харальд.

— К сожалению, мы нашли только один такой меч, — проговорил Олав. — Я спрашивал старшину кузнечного ряда. Уверяет, что такие мечи делают только для конунгов. Они очень редки и дороги. Один меч стоит стада коров.

— Я конунг, значит, этот меч может быть только моим, — сказал Готлиб.

Он спрятал меч в ножны, встал с кресла и с помощью слуг прикрепил меч к поясу.

— Это хороший подарок, — сказал Харальд.

Готлиб заговорил торжественно:

— Один шепчет мне на ухо, что этот удивительный меч принесет мне корону датских королей. И потому я дам этому необычному мечу имя. Он так и будет зваться — «Меч Одина». А потому под страхом смерти никто не имеет права к нему прикасаться... Только настоящий конунг может владеть им.

Готлиб и Харальд, а вслед за ними и остальные даны, вышли на высокое крыльцо.

Здесь уже было приготовлено кресло. Готлиб сел в кресло, а старшие воины выстроились рядом с ним.

Посредине княжеского двора, там, где еще недавно стояли пиршественные столы, слуги ставили козлы, на козлы укладывали толстое бревно. В стороне горел костер, в нем калились железные орудия пыток.