Харальд собирал воинов за полчаса. Наконец он собрал двадцать воинов и построил их рядом с воротами.

Готлиб подошел к шеренге воинов, прошелся вдоль шеренги, затем медленно прошелся опять, вглядываясь каждому воину в лицо.

Осмотром Готлиб остался вполне доволен: воины хотя и были слегка пьяны, но это не могло помешать предстоящему делу, и даже наоборот, могло помочь.

Это подняло ему настроение, и в хорошем расположении духа он объявил:

— Сейчас дикари должны привезти выкуп; предупреждаю — никому к добру не прикасаться, и никого близко не подпускать. Сначала все осмотрю я и Харальд. Потом Харальд все поделит по правилам — одна треть мне, вторая треть — воеводам, остальное — дружине.

— Что с дикарями делать будем? — спросил один из воинов.

— Целоваться, — с сарказмом сказал Готлиб.

Харальд добавил:

— Пока никого из дикарей не трогать.

Со стороны воинов послышалось недовольное ворчание.

— Тихо! Пока выкуп не привезли, даже пальцем никого не трогать. Кто не выполнит мой приказ — сам голову снесу, —- сказал Готлиб и для утешения добавил: — Время развлечься с дикарями придет скоро. Но начнется оно только по моей команде.

Их разговор прервал деревянный стук колес, и даны увидели, как в ворота въезжают нагруженные возы.

Каждый воз был запряжен двумя лошадями, лошадей вели под узды горожане. Поверх груза были натянуты рогожи.

Рядом с возами шли городские старшины.

В тишине обоз въехал на площадь и остановился. Тут же из всех щелей начали вылезать датские вояки; протирая заспанные глаза, они окружали возы.

— Они могут напасть на возы и растащить все. Прими меры! — сказал вполголоса Готлиб Харальду.

Харальду слова не нужны были. Он отдал команду, и дружинники с копьями наизготовку стали на страже около возов. Вид у них был суровый, и те из данов, кто проявил любопытство к происходящему, остерегся подходить поближе.

Тем временем Доброжир и старшины подошли к конунгу. Шагов за пять перед ними опустились копья, и старшины остановились.

— Доброжир, скажи конунгу, что мы выкуп привезли, — сказал, с опаской поглядывая на острия наконечников, Крив.

— Не к добру это, — пробормотал Громыхало.

Доброжир оглянулся и обнаружил, что с выкупом пришли не все старшины.

— А где Лисий хвост? — спросил он. Впрочем, ответ ему был известен, Лисий хвост не первый раз исчезал, когда появлялась хоть малейшая опасность.

— Тишилы тоже нет, — сказал Громыхало.

— Понятно. У Лисьего хвоста — свой хвост, — многозначительно проговорил Доброжир, тяжело вздохнул и отметил, что мрачное настроение стало для него обычным состоянием.

— Конунг ждет, — напомнил Крив.

Доброжир поклонился конунгу и с достоинством доложил:

— Господин конунг, как и договаривались, я привез выкуп от города.

— Я с тобой ни о чем не договаривался, варвар! — холодно отрезал Готлиб.

— Но...

— Никаких «но», — сказал Готлиб.

Доброжир замолчал.

Сердце его упало куда-то в пятки, потому что он уже догадался, что даны обманули его, и когда заберут выкуп, начнут грабеж.

Готлиб обратился к Харальду:

— Харальд, возьми их под стражу!

За спинами старшин тут же встало несколько воинов с обнаженными мечами в руках.

«О боги, пусть все берут, лишь бы оставили в живых!» — мелькнула в голове Доброжира мысль, и он пообещал богам. — «Останусь живым, принесу вам невиданную жертву».

— В возах меха, мед, воск, — сказал Доброжир дрожащим голосом.

— Где золото и серебро?! — спросил Готлиб.

Доброжир подошел к одной из телег, положил на рогожу руку и сказал:

— Здесь золото.

Готлиб подошел к телеге.

— Показывай!

Доброжир потянул рогожи с воза.

— С других возов тоже пусть снимают рогожи, — распорядился Готлиб. — Буду смотреть.

Сопровождавшие обоз горожане начали открывать возы. Через минуту весь товар в телегах был налицо.

Готлиб осмотрел бочки с золотом и серебром и убедился, что бочки были исправны и обычного размера. Тогда он приказал вскрыть бочки.

Горожане осторожно сбили обручи с бочонков с золотом, подняли крышки, и перед глазам данов засияло золото.

Золота было так много, что Готлиб почувствовал, как его сердце учащенно забилось, задрожали руки.

«Ах, было бы столько золота у меня, когда я боролся за власть с братом Годофридом! — едва не воскликнул вслух Готлиб и прикинул в уме: — На это золото я смог бы набрать большое войско и отобрать у брата королевскую корону».

Однако, завершая осмотр, Готлиб недовольно скривил лицо и сказал:

— Маловаты бочонки.

— Так, обычные бочонки, — осмелился возразить Доброжир.

— Молчи, раб, — сказал Олав.

— Теперь откройте бочонки с серебром, — приказал Готлиб, пропустивший замечание Доброжира мимо ушей.

Вновь застучали топорики. Крышки открылись, и лицо Готлиба стало еще кислее.

С недовольной гримасой он молча осмотрел содержимое бочек. Затем перешел к телеге с мехами и начал их перебирать.

— Хорошие меха, — не удержался он от похвалы и осекся: неосторожной похвалой он связывал себе руки, а этого допустить было нельзя.

«Похвала только портит дикарей, им нужен кнут!» — подумал Готлиб, и ему пришла в голову мысль, надо бы найти повод развязать себе руки и отказаться от всех обязательств.

Размышляя над тем, к чему бы ему придраться, Готлиб задумчиво перебирал шкурки, и тут ему в руки попала побитая молью шкурка. Готлиб обрадовался. Напустив на лицо гнев, Готлиб бросил угрожающий взгляд на Доброжира. Тот невинно закатил глаза к небу.

Готлиб медленно поднес испорченную шкурку к носу Доброжира.

— И что это?

Лицо Доброжира покраснело.

— Ах, проклятые, надо же испортили мех, — запричитал он и набросился на старшин, которые стояли неподалеку, затаив дыхание: — Чьи это меха?

Старшины молчали, и Доброжир пригрозил:

— Глупые! Я же предупреждал вас. Вот что, — будете молчать, даны рассердятся и тогда жди беды. Лучше пусть один пострадает. Так чей это мех?

Крив, глядя в землю, неохотно сознался:

— Моей слободы это мех. Я его сейчас заменю.

— Дурак! Скажи слугам, чтобы скорее несли меха на замену, — сказал Доброжир и обратился к Готлибу: — Господин конунг, прости за недогляд, сейчас принесут новый мех.

Готлиб зло мазнул испорченной шкуркой по лицу старшины, бросил шкурку на землю и кивнул Харальду:

— Харальд, каждую шкуру проверь!

— Проверю, — сказал Харальд.

Затем обратился к Олаву, который помогал в общении с Доброжиром.

— А дикарю скажи, что за обман взыскаем вдесятеро.

Лицо Харальда расплылось в довольной улыбке.

Услышав слова дана, Доброжир похолодел, — его дурные

предчувствия сбывались, конунг искал предлога, чтобы нарушить свое обещание не грабить город.

Доброжир попытался успокоить Готлиба:

— Господин конунг, мы все исправим...

Но Готлиб не стал слушать и перешел к возам с продовольствием. Здесь он сразу придрался к муке.

Он схватил горсть муки и начал совать ее в лицо Доброжиру и орать, брызгая слюной.

Доброжир не шевелился и вскоре стал похож на гипсовую статую.

Этой картиной забавлялись собравшиеся вокруг даны: тыча пальцами в словенских старшин, они хохотали, держась за животы.

Наконец Готлибу надоело это развлечение, и он перешел к делу.

— Вот что! Боги мне свидетели, что с дикарями я старался вести себя честно: я даже дал им слово, что не трону их города, если они заплатят небольшой выкуп. Хотя рабам я никаких обещаний не даю. Но, как знаете, я всегда был честным и мягким человеком. И я дал обещание рабам, хотя они и не заслуживали моего снисхождения! — громко сказал он с нескрываемой иронией, обращаясь к данам.

Из толпы данов послышались крики, перемешанные с хохотом.

— Да, наш конунг добрый и честный человек!

Готлиб поднял руку, призывая к тишине. Как только хохот стих, продолжил:

— Но пусть боги будут свидетелями того, что дикари нас обманывают, — они подсовывают нам худые меха и дают маленькие бочонки золота и серебра.