Смерть Робин Гуда Случилось, что Робин и Маленький Джон Зеленым брели перевалом, И Джону сказал отважный стрелок: – Стреляли с тобой мы немало. Но больше не сделать ни выстрела мне, Стрела с тетивы не помчится. Спущусь я в долину. В обители той Пусть кровь отворит мне сестрица. И Робин к Кирклейскому скиту идет, Слабеют сильные ноги. Кирклей далек, и смелый стрелок Совсем занемог по дороге. Когда он добрался до скита Кирклей И стукнул в дверное кольцо, Сестра открывает тяжелую дверь, Приветливо смотрит в лицо. Монахиня пива ему налила, Сказала: – Садись у огня, – – Ни есть я не буду, ни пить ничего, Пока не полечишь меня. – В обители тихой найдется покой, Тебя я туда провожу. И, если ты просишь кровь отворить, Услугу тебе окажу. За белую руку пришельца берет, Уводит в далекую келью И Робину кровь отворяет она, Кровь каплет горячей капелью. Жилу открыла ему на руке, Ушла, ключами звеня, И долго точилась горячая кровь – До полудня другого дня. Сперва густая бежала кровь, Потом совсем поредела, И понял тогда отважный стрелок, Что сделано злое дело. Тут Робин с надеждой взглянул на окно, Подумал – спасет прыжок, Но слаб он был, и не было сил, И прыгнуть Робин не смог. Тогда он подумал: – Уж верно, меня Спасет мой рог боевой. Подносит он рог к ослабевшим устам И тихо дует в него. И Маленький Джон в зеленом лесу Услышал – зовет стрелок. – Не в смертный ли час он вспомнил о нас, Если тихо так трубит в рог? К Кирклейской обители бросился Джон, Бежит, сколько хватит сил. Плечом вышибает тяжелую дверь, Замки разметал и разбил. – О милости, Робин, о милости я Прошу, на колени упав! – Горестно крикнул Маленький Джон, Стрелка своего отыскав. – Что тебе нужно? – спросил Робин Гуд. – Какой тебе милости, Джон? – Позволь, чтоб этот проклятый Кирклей Со всем вороньем был сожжен! Но Робин в ответ ему тихо шепнул: – Милости этой не жди: Женщины я не обижу вовек, И ты монастырь пощади. Дай мне, товарищ, мой лук боевой, И в небо выстрелю я. И где упадет и воткнется стрела, Там будет могила моя. Зеленого дерна под голову мне И в ноги ты положи, И лук положи мой бок о бок со мной, Чтоб музыкой мне служил. И дуб посади на могильном холме, Чтоб он мой покой сторожил. Могилу просторную вширь и в длину Мне вырой – и люди пройдут И скажут: – Под деревом этим лежит Храбрый стрелок Робин Гуд. Подлинная история Робин Гуда
И те, кто хлещут до зари, И те, кто спину гнут, И записные бунтари, И те, кто любит кнут, И те, что лгут, в три горла жрут И служат подлецам – Все слушайте! Жил Робин Гуд. Он был не ровня вам. Он был другой, не гнут дугой, Не чтил тупой закон. Ходил всегда с прямой спиной Граф Роберт Хантингтон. Он класть поклоны не умел, Протекций не искал И делал то, что сам хотел – И брал, и отдавал. В те годы воля короля Ломала враз хребет. А он указ читал, шаля, Плевал на монумент. Ему сказали: «Берегись! Так люди не живут!» Ответил: «Разве это жизнь, Когда дрожат и врут?» Обидно было наблюдать, Как он на все плюет: На то, что слугам – благодать, А челяди – почет. Обидно было сознавать, Что презирает он Все, во что верит наша знать, Во что народ влюблен: Знамена, гимны, ордена, Корону, наконец, – Все, чем славна твоя страна, Чем горд любой подлец, Чем сыт до горла патриот, Чем хвастается тать, Чем утешать хотят сирот: Мол, есть за что страдать! Все это Роберт презирал, И было невтерпеж – Знать, что живет такой нахал – Острей, чем острый нож. В те времена духовных скреп Колодок и тисков Хватало, чтоб изъять весь хлеб У нищих дураков. В те времена, как и сейчас, Всех гнали на войну, И власть господствовала всласть, Сгребала все в казну. Налог, за ним другой налог, А сверху третий сбор – Плашмя на пашню пахарь лег. Жизнь человека – cор. А Роберт подавал пример: Рвать пополам указ. И если не принять тут мер – Один он сломит вас. Решили парня приструнить: Пусть знает, что почем. Прижать, судить и разорить – Раз спорит с королем. Нашелся верткий, как всегда, Примерный патриот – И доказал как дважды два, Что граф давно банкрот. Ведь он законы нарушал! Вот почему таков! Он ссуду в срок не отдавал! Не чтил святых отцов! Возможно, даже англофоб? Уж Альбион не мил? Поверить даже трудно, чтоб Такой преступник был. Он потому не патриот И Тауэра враг, Что деньги в срок не отдает, А сам – и нищ, и наг. Так было решено изъять И земли, и добро. За бедноту? Изволь страдать Ты с ними заодно. И Робин Гуд – а с этих пор Он звался только так – Стал жить в лесу, как беглый вор, Как проклятый бедняк. На лоб надвинул капюшон – Теперь узнать нельзя – Не обернувшись, в лес ушел, И с ним его друзья. Легко сказать: порви что есть, Будь против большинства. Легко сказать: страдает честь, И не сомкну уста. Но если станет против рать, И надо против всех, То будет страшно помирать Без веры в свой успех. И если только злость в горсти, В гортани крик зажат – Против течения грести Ты сможешь наугад. Их было сорок молодцов, Как он, сорвиголов, Решили жить без городов, Без власти, без попов. Был среди них Малютка Джон – Верзила в драке лих, И, если сильно разозлен, Один валил троих. Среди ветвей не до мечей – В ходу был длинный лук. Играли чище скрипачей – Навскидку и на звук. В недобрый для короны час В лесу собрался люд, И Север задрожал, узнав, Что вольным стал Шервуд. Вот раз из Сент-Мэри аббат Пошел лесной тропой, С ним двести человек отряд И сундуки с казной. А Робину все нипочем И стража – не препон: Двенадцать тысяч марок взял И поболтал с попом: – Не торопись, постой, аббат, – И к дубу прикрутил: – Ты, отче, помолись за нас, За шервудских громил! Потом на лошадь водрузил, Удобно сел аббат: Спиною к конской голове, А носом – в конский зад. |
