Он снова открыл глаза. Должно быть, он потерял сознание, но не знал, как надолго. Большая луна была выше, чем прежде. Моррслиб, ее малый спутник, уже появился в небе. Их мерцающий свет хорошо освещал улицу. Начал подниматься туман. Вдали фонарь ночного сторожа бросал желтые блики. Феликс услышал медленные болезненные шаги старика.

Кто-то поднял его на ноги. Локон длинных курчавых волос коснулся лица. Запах дешевых духов донесся до его ноздрей. Медленно сознание Феликса прояснилось, и он понял, что его спаситель — женщина. Глаза его снова помутились, но она постаралась привести его в чувство.

— Господин Вольфганг очень плохой человек.

«У нее крестьянский выговор», — решил Феликс. Слова приятно звучали, и в них был простой земной смысл. Он поглядел в скуластое, освещенное луной лицо. Большие голубые глаза смотрели на него.

— Я не буду с этим спорить, — произнес он. Боль пронзила его, когда он нащупал в куче мусора ножны, а яблоко меча ткнулось в плоть под ребрами. — Меня зовут… эээ… Феликс. Спасибо за помощь.

— Грета. Я работаю в «Спящем драконе». Я не могла оставить вас лежать на улице.

— Я думаю, вам стоит найти место получше, Грета.

— Я тоже так думаю. — По ее чуть крупноватым губам скользнула нервная улыбка. Набеленное лицо в лунном свете казалось бледным и изможденным. Если бы не эта штукатурка, она была бы красивой, решил Феликс.

— Я просто не могла поверить, что никто не вышел посмотреть, что с вами, — продолжала она.

Дверь постоялого двора открылась. Невольно Феликс схватился за меч. Это движение заставило его застонать от боли. Он знал, что окажется беспомощен, если наемники снова набросятся на него.

В дверях стоял Готрек с пустыми руками. Его одежда была залита пивом. Мокрый хохол поник, как будто кто-то окунул его в бочку с элем. Феликс оглядел его:

— Спасибо за помощь, Готрек.

— Кто такой Готрек? — ответил Победитель. — Ты разговариваешь со мной?

— Пойдем, — сказала Грета. — Я отведу вас обоих к знакомому лекарю. Он немного странный, но хорошо ко мне относится.

Жилище алхимика Лотаря Криптмана пропахло формальдегидом, куреньями и какими-то странными кореньями, которые он постоянно жевал. Все стены были увешаны полками, на которых стояли склянки со снадобьями: порошком из рога единорога, ртутью, негашеной известью и сушеными травами. В углу комнаты оскалилась огромная, с блестящими глазами хищная птица. Местами она облысела, перьев на крыльях почти не осталось. Феликс не сразу понял, что это чучело. На тяжелом дубовом столе посреди груды бумаг, свернутых торопливой и небрежной рукой, стояла массивная бутыль, в которой хранилась голова козлорогого зверолюда. Ступка и пестик прижимали бумаги, готовые разлететься при порыве ветра из слегка приоткрытых окон.

Факелы дымили в нишах стен, отбрасывая танцующие тени в холодные углы комнаты. Книги, переплетенные в кожу с потускневшим золотым тиснением, принадлежали перу великих философов. Многие были небрежно разложены на полках, которые грозили обрушиться под их весом. Воск из тоненькой свечки, помещенной в фарфоровый светильник, капал прямо на верхний фолиант. У каминной решетки лежала небольшая кучка угля. Феликс увидел несколько листков исписанной бумаги, торчащих прямо из ее центра. Он подумал, что в случае пожара все это место может оказаться крайне опасным.

Криптман взял еще одну порцию травы, понюхал ее и вытер нос рукавом своего богатого голубого одеяния, добавив еще одну метку к пришитым на ней рунам. Он подкинул медной лопаткой немного угля в камин и повернулся к посетителям.

Сам алхимик сильно напомнил Феликсу чучело хищника в углу. Его лысая голова была обрамлена похожими на крылья остатками совсем седых волос. Большой горбатый нос нависал над тонкими, крепко сжатыми губами. Светлые серые глаза ярко блестели за маленькими очками без дужек. Феликс заметил, что его зрачки расширены — верный признак того, что алхимик находился под воздействием дурманящих кореньев. Когда он двигался, то складки его одеяния развевались вокруг тонкого стана. Он был похож на бескрылую птицу, пытающуюся взлететь.

Криптман подошел, оперся на край стола и указал на Феликса длинным тонким пальцем. Феликс заметил, что его ноготь обкусан и грязен. Голос Криптмана был высоким и скрипучим, он раздражал, как если бы учитель начал постукивать пальцами по парте.

— Чувствуете себя лучше, мой друг?

Феликсу пришлось признаться в этом. Независимо от того, какие бы предубеждения ни возбуждала его внешность, Лотарь Криптман был мастером своего дела. Те мази, которые он предложил ему, уже заставили синяки побледнеть, а жуткий на вкус настой, который лекарь влил в него, вынудил боль улетучиться, словно туман.

— Ты сказала, что это сделали охранники Вольфганга Лэммела, да, Грета?

Девушка кивнула. Алхимик поцокал языком.

— Юный Вольфганг еще не совсем законченный негодяй. Однако, malum se delet, как сказано в «De Re Munde».

— Может быть, в случае с Вольфгангом зло действительно уничтожит само себя, но я собираюсь протянуть этому злу руку помощи, — сердито проговорил Феликс.

— Вы понимаете классическую латынь!!! О, это замечательно. Я-то думал, что уже пропало всякое уважение к образованию в нашем мрачном веке, — обрадовался Криптман. — Очень хорошо. Я так счастлив помочь образованному человеку. Если бы было так же просто помочь и вашему другу. Но боюсь, что это невозможно. — Он грустно улыбнулся. Из угла Готрек бросил на говорившего пустой бессмысленный взгляд.

— Но что же с ним такое? — спросила Грета.

— Похоже, его сознание помутилось после удара в голову. Мнемонические доли сильно пострадали, и часть памяти стерлась. Он уже не знает, кто он такой, а его способность понимать окружающее нарушилась.

«Он и в страшном сне не мог предположить подобное», — подумал Феликс.

— Более того, те черты личности, которые были характерны для него, претерпели ряд изменений и приняли новую форму. Я предполагаю, что его нынешнее поведение сильно отличается от того, что было раньше, не так ли, мой юный друг? По его внешности можно понять, что он один из последователей культа Победителей троллей, а они не отличаются терпимостью и миролюбием.

— Это верно, — признал Феликс. — Раньше бы он открутил головы тем людям, которые оскорбили его.

Он заметил, как прояснилось прекрасное лицо Греты, когда он упомянул о возмездии по отношению к напавшим на него людям, и подумал, что же за оскорбление они нанесли ей? Феликс признался самому себе, что у него есть личный, вполне эгоистичный повод желать скорейшего выздоровления гнома: он мечтал отомстить мерзавцам, избившим его. Однако он понимал, что сейчас вынужден будет сделать это один.

— Неужели с ним ничего нельзя сделать? — спросил Феликс, вытаскивая кошелек и готовясь заплатить. Криптман печально помотал головой.

— Хотя… возможно, поможет другой удар в голову.

— Вы хотите предложить мне ударить его?

— Нет! Это должен быть очень сильный удар, нанесенный в правильное место. Иногда это срабатывает, хотя конечно шансов один на тысячу. Но есть вероятность, что подобное «лечение» только ухудшит его состояние, возможно даже убьет пациента.

Феликс покачал головой. Он не хотел рисковать жизнью Победителя. Его сердце учащенно забилось от переполнявших его чувств. Он был многократно обязан жизнью Победителю троллей, и ему было жаль своего друга теперь, когда тот оказался не в себе и не мог ничего вспомнить, даже собственное имя. Было бы нечестно оставлять гнома в таком состоянии. Феликс чувствовал, что обязан что-то предпринять.

Но с другой стороны, с той самой пьяной вечеринки, когда он принес клятву Готреку следовать за ним в его странствиях и написать поэму о его деяниях, у Феликса не было ничего в жизни, кроме неприятностей. Болезнь Готрека предоставляла возможность избежать данного ему обещания. В своем теперешнем состоянии Готрек, казалось, забыл обо всем, даже о роковой цели — найти свою смерть. Феликс мог бы получить свободу, вернуться домой и зажить нормальной жизнью. И возможно, было бы куда милосерднее оставить гнома в таком состоянии, когда он не мог вспомнить о своих преступлениях и больше не искал смерти, чтобы искупить их.