Тварь ринулась на него с ржавым мечом. Феликс замер на мгновение, но потом, почти бессознательно, поставил боковую защиту. Меч мертвеца скользнул по ребрам Феликса, и его пронзила резкая боль. Под тонкой, как бумага, кожей он заметил движение ветхого сухожилия на руке, державшей меч. Он ответил сильным ударом в шею — его тело сохранило все навыки, хотя мозг парализовал страх.

Клинок разрубил шею, сухо хрустнули ломающиеся позвонки. Возвратный удар скользнул по грудной клетке твари, как секач мясника по кости. Воин-скелет упал, как марионетка с перерезанными веревками.

Удар Феликса словно послужил знаком, и ночь внезапно ожила, зашевелившись тенями. Он услышал звук ломающегося дерева и рев перепуганных животных, словно какое-то заклинание избавило ночь от немоты. Где-то вдали Готрек Гурнисон затянул свою боевую песнь.

Феликс бросился в туман и чуть не налетел на Дитера, выскочившего из своей повозки. Командир был полностью одет и размахивал булавой.

— Что происходит? — выкрикнул он, перекрывая нестройный шум.

— Нас атаковали… это мертвяки из недр холмов, — сказал Феликс. Его слова прорывались сквозь прерывистое дыхание.

— Враги!!! — закричал Дитер. — Все ко мне! Бегом! — он издал боевой клич, похожий на волчий рев. В ответ кое-где раздался тихий вой. Феликс рванул вперед, ища жилище Кирстен. Из тени между двумя фургонами на него бросились фигуры, размахивавшие длинными грязными мечами с кривым лезвием. Он уклонился от одного и отбил удар другого. Еще два скелета возникли перед ним. Он ударил по ноге одного из них. Тот упал с разрубленным коленом. Преисполненный страха, Феликс сражался почти механически, отбивая удары противника, свалив его на землю, а затем ударом каблука перебив ему хребет. С другим они обменивались ударами, пока и тот не был разрублен на куски.

Ягер заметил, что две твари прорываются в повозку госпожи Винтер — этого он и опасался. Изнутри слышалось пение, похожее на молитву. Он приготовился напасть, когда внезапно ослеп от ярких летящих искр. Вспыхнула цепочка огней, и воздух наполнился запахом озона, превосходящим даже запах разложения. Когда взор Феликса прояснился, он увидел жалкие остатки скелетов, лежавших у ступенек повозки.

В дверном проеме невозмутимо и бесстрашно замерла госпожа Винтер, от ее руки исходило сияние. Она посмотрела на Феликса и ободряюще кивнула.

Позади нее стояла Кирстен, молча указывая ему назад. Обернувшись, он увидел дюжину мертвых воинов, бежавших к нему. Он услышал, как Дитер и его люди спешат им наперехват. Тогда и он присоединился к сече.

Для Феликса ночь превратилась в ревущий хаос; он бегал вокруг лагеря в поисках Готрека. В одном месте туман прояснился, и он затолкал нескольких дрожащих детей под повозку, вытащив их из-под мертвых тел родителей. Мужчина был в ночной рубашке, рядом с ним лежала женщина, в ее руке был веник, торчавший, как копье. Феликс услышал шум и обернулся лицом к огромному скелету, навалившемуся на него. Каким-то чудом он уцелел.

Потом Феликс сражался спиной к спине с Дитером, пока они не остались одни возле кучи разлагающихся тел. Битва откатилась от него, когда сгустился туман, и в течение долгого времени он оставался один, прислушиваясь к крикам умирающих.

Кто-то набросился на него, и они обменялись ударами. Феликс узнал Ларса, на его лице застыл оскал, обнажавший недостающие зубы, угрозы, проклятья и пена вырывались из его рта. С яростью берсерка он бросился на Феликса. Малый сошел с ума от страха.

— Уплюток! — выплюнул он, обрушив на Феликса удар, который мог бы свалить дерево. Феликс наклонился к земле, увернувшись от удара, и бросился вперед, стараясь овладеть собой. Ларс взревел, как перед смертью. Ягеру дивился, насколько тот обезумел: ведь если бы охотник убил Феликса, его бы могли осудить за нападение. Но горец все лез в драку.

Затем Феликс заглянул за угол, где огромное число мертвяков встретилось с яростной секирой Готрека. Пролетела цепь голубых огней, и вокруг него все стало чисто. Он поискал глазами госпожу Винтер, чтобы поблагодарить, но она исчезла, растворившись в тумане. Обернувшись, Феликс увидел гнома, широко раскрывшего рот от изумления.

Где-то внизу их враги спешно бежали обратно в холмы, оставив воинов барона фон Диела среди разбитых фургонов и павших спутников.

В свете раннего утра Феликс с опаской наблюдал, как Готрек исследует камни старого свода пещеры. Тяжелый запах спертого воздуха и распавшихся костей, исходящий оттуда, заставлял Феликса помалкивать. Он отвернулся и стал смотреть на подножия холмов, где выжившие переселенцы сооружали для погибших погребальные костры из остатков разгромленных повозок. Никто не хотел хоронить их так близко к этим холмам.

Феликс услышал удовлетворенный возглас Готрека и повернулся, чтобы посмотреть на него. Гном со знанием дела водил рукой по разрушенным камням с тонкой паутиной старых рун. Готрек взглянул на Феликса и яростно оскалился.

— Нет сомнения, человечий отпрыск: руны, защищавшие выход, были разрушены снаружи.

Феликс посмотрел на него. В нем расцвело подозрение. Он очень испугался.

— Похоже, что кто-то помогает проклятью барона фон Диела воплотиться в жизнь, — прошептал он.

С серого неба на землю лился дождь. Позади каравана волны Гремящей реки неслись к своему устью. Разбухшая от дождей река так и грозилась выйти из своих берегов. Феликс ожесточенно дергал поводья: волы спотыкались и прикладывали двойные усилия, с натугой продвигаясь по раскисшей земле.

Позади него чихнула Кирстен. Так же как и все остальные, она была бледной и выглядела больной. Тяжесть дальнего пути и ухудшающаяся погода делала всех их легкой добычей для недуга.

Ни один город не принимал их. Вооруженные воины грозили сражением, если караван не будет прокладывать путь по непригодной для жилья земле. Дорога становилась нескончаемой. Казалось, они будут ехать вечно и никогда не найдут покоя. Даже осознание того, что кто-то из свиты освободил мертвяков из курганов, понижало бдительность, перерастая в холодное подозрение, что виновный никогда не будет найден.

Феликс виновато посмотрел на Готрека, ожидая, что чихание Кирстен вызовет его обычные комментарии по доводу человеческой слабости, однако Победитель троллей был тих и смотрел на Горы Предела Миров с твердой решимостью, необычной даже для него.

Феликс все думал, когда же он наберется смелости и скажет Готреку, что он больше не пойдет с ним, а останется и поселится с Кирстен. У него были сомнения в том, как поведет себя гном. Сочтет ли Готрек это очередным примером человеческой неверности или придет в ярость?

Феликс был расстроен. Он любил Победителя троллей, несмотря на всю его угрюмость и злословие. Его терзала мысль о том, что Готрек в одиночку отправится навстречу своей судьбе. Но он любил Кирстен, и даже подумать о том, чтобы покинуть ее, было слишком мучительно. Возможно, Готрек чувствовал это, и это было причиной его отрешенного состояния. Феликс повернулся и нащупал руку девушки.

— Куда вы смотрите, господин Гурнисон? — спросила Кирстен гнома. Готрек даже не обернулся, чтобы взглянуть на нее, по-прежнему уставившись на далекие горы. Поначалу казалось, что Победитель троллей не ответит, но постепенно он отвернулся от покрытых облаками вершин.

— Караз-а-Карак, — сказал он. — Вечная Вершина. Мой дом. — Его голос был мягче, чем когда-либо слышал Феликс, и содержал всю глубину страсти разбитого сердца. Готрек обернулся, чтобы посмотреть на них, и на его лице проглядывала такая немая и острая печаль, что Феликс даже потупился. Высокий хохол гнома обвис под дождем, а его лицо было бледным и унылым. Кирстен наклонилась, чтобы накинуть плащ Готрека ему на плечи, как она бы поступила с потерявшимся ребенком.

Готрек попытался бросить на нее свой яростный и независимый взгляд, но не смог и только печально улыбнулся, обнажив потерянные зубы. Феликс подумал, неужели гном совершил весь этот путь только ради этого мимолетного появления родных гор. Он увидел, как упала капля воды с носа Победителя троллей. Это могла быть слеза — или просто дождь.