— Ага, скоро сам солдат станет необязательным.

— Боюсь, ты можешь оказаться прав, Курт, — грустно признал Каспар. — Да оградит нас Сигмар от таких времен. Какие же войны начнутся тогда, когда мы не сможем больше встречаться с неприятелем лицом к лицу? Насколько легче будет убивать, когда мы сумеем делать это, находясь в лигах от противника, когда перестанем ощущать кровь врага на своих руках и не сможем заглянуть в глаза умирающего?

— Подозреваю, это будет слишком легко, — отозвался Бремен.

Грустные мысли отравили Каспару наслаждение спектаклем прибытия в Кислев его земляков, и настроение его только ухудшилось, когда он увидел знамя приближающегося генерала: стоящий на задних лапах алый грифон на золотом поле, окруженный лавровым венком. Штандарт украшали многочисленные свитки и молитвенные подвески.

— Проклятие, вот и он сам, — вздохнул Каспар.

— Ты знаешь генерала? — спросил Бремен.

Каспар кивнул.

— Он был офицером в моем штабе, и я никак не мог от него избавиться. К несчастью, у его семьи имелись денежки, и я был обязан держать его при себе. Довольно сведущий солдат, но без всякой жалости к человеку. Он не понимает, что должен беречь своих солдат и вывести из боя как можно больше живых. Покажи ему сражение, и он будет швырять в него людей, пока не победит, невзирая на потери.

— Значит, вы недолюбливаете друг дружку?

— Точно так, — хмыкнул Каспар. — Когда я ушел из армии, Спицзанер предполагал, что, как старший офицер, он примет на себя мою должность, но я не собирался ему это позволить. Вместо него я порекомендовал офицера по фамилии Хоффман, доброго и храброго человека со сверхъестественным чутьем обстановки.

— Да, не так-то легко вынести, когда вместо тебя продвигают младшего офицера.

— Нет, но будь я проклят, если бы отдал Убийце Клеменцу свой полк. Спасибо Сигмару, отец графини-выборщицы, бывший тогда графом Нулна, согласился со мной, и Спицзанер с повышением перешел в подразделение Талабекланда.

— Где он, очевидно, процветал, если теперь стал генералом, — заметил Бремен.

— О, вероятнее всего, это его деньги купили ему продвижение по служебной лестнице.

Продолжения дискуссии не последовало из-за прибытия самого Спицзанера и его ближнего круга: его офицеров, его жрецов, его счетоводов, его летописцев, его личных камердинеров, пары мужчин в длинных плащах-рясах с имперскими печатями Карла-Франца, пришпиленными к лацканам, и отряда дородных бойцов с раздвоенными бородами и длинными мечами, которыми они, похоже, умели пользоваться. А также его знаменосца, а также собственного герольда генерала Клеменца Спицзанера, без которого он не путешествовал, выдувающего из латунного горна звонкие ноты. Группа всадников приблизилась к Каспару с Бременом.

Спицзанеру было немного за сорок, но казался он гораздо моложе благодаря вольной и буйной жизни, полной пороков, — жизни, обычной для знати Империи. Худое, болезненно-землистое лицо с неправильными чертами выглядело так, словно кости черепа слишком плотно прижались к коже. Портрет дополняли мутные глаза неопределенного бледно-зеленого оттенка. Командующий носил алый сюртук с золотым галуном, перекинутым через одно плечо, и изумрудно-зеленый ментик с золотистой бахромой, наброшенный на другое. Его кремовые лосины для верховой езды были девственно чисты, а высокие черные сапоги сияли глянцем.

Спицзанер, въезжая в Кислев в пышном генеральском облачении, вероятно, знал, с кем ему предстоит встретиться. Любой другой скакал бы в практичных мехах и стеганом камзоле, но только не Спицзанер; ему было что доказывать. Каспар задумался, долго ли пришлось ждать армии вне пределов видимости Кислева, пока их командующий переодевался в этот смехотворный наряд.

Группа генерала остановилась со звоном постромок и уздечек, и Каспар натянул на лицо свою самую любезную улыбку.

— Мое восхищение, генерал Спицзанер. Как посол в Империи я приветствую вас на севере, — сказал Каспар и повернулся, показав на стоящего рядом с ним рыцаря. — Позвольте представить Курта Бремена, командира моего полка Рыцарей Пантеры.

Спицзанер поклонился Бремену, затем коротко кивнул Каспару и произнес:

— Много воды утекло, фон Велтен.

— Да, немало, — ответил Каспар. — Полагаю, в последний раз мы виделись на балу графини-выборщицы в две тысячи пятьсот двенадцатом.

Он заметил, как Спицзанер стиснул челюсти, и не смог устоять перед соблазном всадить нож чуть глубже.

— А как там маршал Хоффман? Вы поддерживаете связь? — поинтересовался он.

— Нет, — отрезал Спицзанер. — Мы с маршалом Хоффманом не общаемся.

— Ах, как часто это случается, когда одного из братьев-офицеров повышают в звании. С другой стороны, я вот до сих пор время от времени получаю от него письма. Я всегда считал его одним из моих самых одаренных протеже. Тебе, без сомнения, будет приятно узнать, что он преуспевает.

— Конечно, но не будем отвлекаться, — сказал Спицзанер чуть громче, чем требовалось. — Его тут нет, а я здесь. Я генерал, командующий этого подразделения, и было бы неплохо, если бы ты оказывал мне уважение, соответствующее моему званию.

— Конечно, генерал, я не хотел показаться непочтительным, — отозвался Каспар.

Ответ явно не убедил Спицзанера, но настаивать он не стал. Генерал окинул взглядом неряшливые лагеря солдат, разбитые под городскими стенами, и видневшиеся там и тут на скалистой земле штандарты Империи.

— Что, имперские войска уже здесь?

— Да, — ответил Каспар. — Остатки полков, рассеянных после бойни у Ждевки. Около трех тысяч человек.

— Они на что-то годятся?

Каспар проглотил яростную реплику и сказал:

— Они люди Империи, генерал.

— А кто ими командует?

— Капитан по имени Гошик, хороший человек. Он собрал солдат и держит их в готовности к военному сезону.

— Капитан командует тремя тысячами? — возмутился Спицзанер.

— Он самый старший и наиболее компетентный офицер из тех, кто выжил в сражении.

— Немыслимо! Я немедленно назначу на его место кого-нибудь из офицеров моего штаба, как только мы разместимся в этой чудовищной стране. Буду благодарен, если ты побыстрее покажешь, где нам расквартироваться. Путешествие из Империи было долгим и трудным.

— Вижу, — заметил Каспар, разглядывая сверкающую великолепием форму Спицзанера.

Генерал проигнорировал шпильку Каспара и, повернувшись в седле, махнул рукой, подзывая пару с печатями императора на лацканах.

— Это Йохан Мишленштадт и Клаус Ботнер, эмиссары императора, — представил подошедших Спицзанер. — Их безопасность в походе в Кислев мне доверил сам рейхсмаршал.

Каспар кивнул, приветствуя двух мужчин и размышляя, в каком же отчаянии должен был быть Курт Хелборг, чтобы доверить Спицзанеру жизни этих людей.

— Рад знакомству, джентльмены.

— Аналогично, посол фон Велтен, — ответил Мишленштадт.

— Да, генерал Спицзанер много о вас рассказывал, хотя, полагаю, он кое-что преувеличил, — сказал Ботнер.

Каспар уловил иронию в тоне эмиссара и немедленно почувствовал расположение к Ботнеру. Он вполне представлял себе, сколько яду мог вылить Спицзанер на бывшего командующего, и был рад встретить человека, способного видеть истину сквозь эту слизкую пелену злых слов.

— Я уверен, генерал польстил мне своими рассказами, — вежливо проговорил Каспар, — но я заинтригован: с какой же миссией вы прибыли, если сам рейхсмаршал проявил к ней такой интерес?

— Вопрос чрезвычайной важности, — сказал Мишленштадт. — Нам необходимо увидеться с Ледяной Королевой как можно скорее.

— Да, — подхватил Ботнер. — Мы привезли письма от самого императора и должны передать их царице в собственные руки.

— Это может оказаться не так-то просто, — заметил Каспар, слегка удивленный привычкой эмиссаров заканчивать друг за друга фразы. — Царица не та женщина, с которой легко повидаться.

— Это жизненно важно, — заявил Мишленштадт.

— Да, — кивнул Ботнер. — От этого зависит судьба всего мира.