Едва кончалась разгрузка повозок, их тут же нагружали зерном, мехами и другими товарами, которых не было в царстве гномов. Король Бьёрн обменивался посланиями с королем Курганом Железнобородым: правители делились новостями.

Зигмар много времени уделял тренировкам воинов, оттачивая их и без того грозное мастерство.

Конечно, вовсе без боев дело не обходилось и зимой. Несколько раз попеременно то Зигмар, то его отец вели воинов в лес, чтобы сразиться со звероподобными тварями, нападавшими на отдаленные поселения. И каждый раз всадники возвращались в Рейкдорф с насаженными на копья головами.

Звери были не единственными врагами. Тевтогены нагло вторгались на территорию унберогенов и угоняли крупный рогатый скот и овец. Однако не всегда они успевали добраться до своих земель, обычно их ловили и убивали. Настал черед Герреона поучаствовать в такой стычке, и он заслужил уважение своим мастерским обращением с мечом. Хотя, как он и предполагал, его с ровесниками разделяла пропасть, ведь он не участвовал в сражении при Астофене.

Дни становились длиннее, и воины унберогенов уезжали все дальше от дома, присматривали за границами. С приходом весны там участились стычки, вновь и вновь приходилось обращать в бегство разбойников, которые вторгались на земли племени унберогенов.

Шли дни. Жители Рейкдорфа пережили зиму. Потеплело, и на сердце у людей полегчало. Солнце дольше гуляло по небу, снег начал таять, и с каждым новым днем в лесу прибывало золотистых и зеленоватых тонов.

Крестьяне потянулись на поля, готовясь к севу с помощью сеялок, изготовленных мастером Пендрагом. Старейшины Рейкдорфа объявили, что столь благополучная зима выдалась на их памяти впервые.

Когда появились первые подснежники, на северном берегу Рейка был замечен отряд, движущийся к городу. Вооруженные воины бросились к стенам, но вскоре признали развевавшееся над всадниками знамя и распахнули ворота. В Рейкдорф вернулся Вольфгарт, который провел своих воинов под мрачным изваянием Ульрика и был встречен приветственными криками жителей города.

Радостно оказаться дома. Чтобы отпраздновать благополучное возвращение воинов, было решено закатить великий пир. Все желали услышать новости с запада, и Вольфгарт упивался ролью рассказчика.

— Марбад, — объявил он, — сам скоро пожалует в Рейкдорф.

В кузнице было душно, дышалось тяжело, под потолок взлетали искры и горячий дым, кузнечные мехи неистово нагнетали в горн воздух. Докрасна раскалились кирпичи горна, ревел древесный уголь, через который нагнетался воздух.

— Эй, человече, нужно больше воздуха! — кричал Аларик. — Чтобы удалить примеси, температура в горне должна быть выше!

— Аларик, никак невозможно быстрее гнать воздух, — отвечал Пендраг. — Напор воды ослаб.

— Эй, а утром все было в порядке.

— Так то утром, — жалобно отозвался Пендраг, выпуская из рук изогнутую рукоятку кузнечных мехов. — Придется подождать, пока вода не поднимется.

Вода из Рейка крутила большую лопасть, которая, в свою очередь, приводила в действие кузнечные мехи, раздувавшие горн до температуры, необходимой для выплавки железа.

Прежде воины унберогенов сражались бронзовыми копьями и мечами. И лишь прошлой весной, когда Аларик впервые появился в Рейкдорфе, Пендраг с его помощью первым из людей выковал железный меч.

Вскоре у каждого воина появился железный клинок. Кузнецы Рейкдорфа обучились технике обработки металла, известной гномам, и каждый день занимались изготовлением кольчуг.

— Прилив, — покачал головой Аларик. — Нам в Караз-а-Караке до приливов нет дела. День и ночь в самое сердце наших владений льют великие водопады с вершины горы. Ах, человече, тебе нужно взглянуть на громадные горны гор! От жара самое сердце царства пылает красным цветом, от ударов молотов трясутся горы!

— Что поделать — тут у нас нет водопадов, — напомнил Пендраг. — Придется обходиться приливами.

— А какие машины! — не унимался Аларик, не обращая внимания на слова Пендрага. — Огромные железные поршни с шипением вращают колеса, ревут мехи. О горные боги! Да разве я мог предположить, что пожалею о том, что нет со мною рядом инженера!

— Инженера? А кто это? Кто-то вроде кузнеца?

— Нет, — рассмеялся Аларик. — Инженер — это такой гном, который придумывает машины наподобие вот этих вот кузнечных мехов, только намного больше и гораздо лучше.

Пендраг взглянул на шипящие и пыхтящие мехи, складывающиеся в гармошку и надувающиеся по мере того, как вертится в канале лопастный насос. С помощью гнома лучшие мастера города целый месяц трудились над мехами, которые приводит в действие вода, и они казались Пендрагу верхом изобретательности.

— Мне казалось, что мы здорово сработали эти мехи, — защищался он.

— Вы, человечки, обладаете кое-какими способностями, это верно, — буркнул Аларик, тем не менее Пендрагу стало ясно, что даже такую сомнительную похвалу гном выдавил скрепя сердце. — Но нет никого искуснее гномов, а потому нам придется обходиться этим вот хитроумным, так сказать, изобретением, пока я не уговорю кого-нибудь из инженеров спуститься с гор.

— Ты же сам помогал соорудить мехи, — заметил Пендраг. — Разве ты не инженер?

— Нет, парень, — хмыкнул гном. — Я кое-кто другой. Я могу выковать такое оружие, которое ты и вообразить не можешь, нечто наподобие боевого молота сына короля.

— Ты о Гхал-маразе?

— Да, Череполом — могущественное оружие, что верно, то верно, — кивнул Аларик. — Король Курган благословил ваш народ, когда подарил Зигмару этот молот. Скажи-ка, парень, известно ли тебе значение слова «уникальный»?

— Думаю, да. Так говорят про что-то особенное. Единственное в своем роде.

— Верно, — кивнул Аларик, — это то, что не имеет себе равных, нечто неповторимое. Таков Гхал-мараз, уникальное оружие, выкованное в древние времена с таким мастерством, что ни один гном не смог сделать такое же.

— Значит, и ты не можешь?

Аларик раздраженно зыркнул на Пендрага, словно тот подвергал сомнению искусство гномов вообще, и сказал:

— Парень, умение мое велико, но даже мне не изготовить такого оружия, как Гхал-мараз.

— Даже если бы в твоем распоряжении был инженер?

Гном захохотал, бородатое лицо просветлело.

— Точно, даже с инженером не смог бы. Таким, как я, не нравится жить без каменной крыши над головой, так что вряд ли мне удастся убедить кого-нибудь спуститься с гор и остаться.

— Но ты-то сам ведь остался, — заметил Пендраг, глядя, как блекнет пылающий горн, меняя цвет с золотисто-оранжевого на гневный тускло-красный.

— Верно, но знаешь, как за это меня прозвали в Караз-а-Караке?

Пендраг покачал головой:

— Нет. Так как же?

— Аларик Безумный, — отвечал гном. — Вот так-то. Все считают, что я тронулся умом, раз поселился с людишками.

Сказано было беспечно, только за словами явно стояло что-то серьезное.

— Тогда почему ты остался с нами? — спросил Пендраг. — Отчего не вернулся домой, в горы? Только не подумай, что я хочу, чтобы ты уехал.

Гном отошел от горна и взял клинок с низкой деревянной скамьи, протянувшейся во всю длину стены. Железо было темным, рукоять и гарда еще нуждались в отделке.

— Вы, людишки, раса молодая, к тому же жизнь ваша так коротка, что гномы считают обучение человека пустой тратой времени. Гнома назовут опытным кузнецом лишь тогда, когда он будет упражняться в этом ремесле на протяжении нескольких ваших жизней. По сравнению с искусством гнома, работа человека примитивна и груба.

— Так почему же ты?.. — донесся голос от двери. — Я хочу спросить, отчего ты возишься с нами?

В дверном проеме темным силуэтом вырисовывался Зигмар, плотно закутанный в плащ из медвежьей шкуры. В кузницу влетел поток холодного воздуха, сын короля шагнул внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.

Аларик положил клинок на место и опустился на толстоногий стул подле скамьи. Кивнув Зигмару в знак приветствия, он отвечал: