Ещё ближе раздался яростный вопль Готрека. За ним последовал звук, как при разделке туши мясником, когда топор угодил в цель. В силу привычки Феликс двинулся в сторону источника звука, понимая, что в подобной дикой рукопашной самое безопасное место — подле Истребителя.

Теклис проклинал туман и странное течение магии сквозь горы Альбиона. Его защитные заклинания лишь за секунду предупредили его о нападении. Он мгновенно создал вокруг себя заклинание щита.

— Оставайся рядом со мной, — сказал он Сиобхейн и обнажил меч.

С его стороны это не был чисто рыцарский поступок. Ему был нужен кто — то, кто защищал бы его спину, и эльф был уверен, что женщина не пронзит её копьём.

— Я с тобой, — отозвалась Сиобхейн.

Потоки магии здесь были медленными. Если только он не ошибся в своём предположении, то сейчас все они притягиваются к Камням Огама, которые, скорее всего, являлись источником этой мерзкой погоды. Он было раздумывал над тем, чтобы попытаться направить ветры в свою сторону, но решил не связываться. Слишком велики шансы вызвать какой — нибудь неожиданный побочный эффект. Камни значительно искажали магию. Этот факт является причиной того, что ему потребуется использовать личную энергию и энергию посоха Лилеат. Следует надеяться, что этого окажется достаточно.

Теклис поспешно свил паутину предчувствия, сетью раскинув вокруг себя магические щупы. Они резко дёрнутся в присутствии орков и других зеленокожих и предупредят его за тридцать шагов. Затем он направил в свою сторону обыкновенный ветер, расчищая туман. Тот моментально раздвинул облачность, позволив эльфу беспрепятственно видеть тропу. В их направлении бежало полдюжины орков. Эльф заворчал и направил в них разряд разрушительной энергии. Те взвыли от ярости и боли, когда разряд пронёсся сквозь них, и плоть слезала с костей, словно переваренное мясо. Один из орков, оказавшийся почти вне действия заклинания, был лишь слегка ошпарен. Он прыгнул вперёд с едва уловимой глазом скоростью, сжимая обеими руками поднятый ятаган, готовый поразить чародея.

Теклис сделал шаг в сторону и нижним взмахом посоха подсёк ноги орка. Когда тот растянулся мордой вниз, эльф с хирургической точностью воткнул свой клинок ниже назатыльника орочьего шлема, разрубив шейные позвонки и повредив спинной мозг. Умирающее существо забилось в характерных конвульсиях, утратив контроль над двигательными функциями. Теклис не видел причин избавлять его от страданий и осматривался в поисках новой цели. Сиобхейн пронзила спину орка копьём.

Орда мелких зеленокожих суетливо неслась вперёд. В сторону эльфа полетела волна коротких копий. Не было времени на что — нибудь более утончённое. Эльф произнёс заклинание, и волна пламени спалила большинство запущенных в него предметов. Он отпрыгнул в сторону с места, куда нацеливались копья как раз вовремя, чтобы услышать, как те ударяются о камни.

Раздражённый тем, что его застали врасплох столь примитивные существа, он направился прямиком в их гущу. Его клинок мелькал, пронзая, то глаз тут, то горло там. Гоблины отвечали собственным оружием, но их удары частично отражал энергетический щит, который эльф заблаговременно создал вокруг себя. Это было тонкое заклинание его собственного изобретения, которое использовало силу вражеских ударов против них же. Чем сильнее гоблины наносили удары, тем ожесточённее отбрасывались их клинки. Опасность крылась в том, что они могли нанести удар с силой, достаточной для перегрузки заклинания. По этой причине лучше продолжать перемещаться, меняя направление движения, подсаживаться и уклоняться.

Сейчас Теклис улыбался. В каждом эльфе, как он подозревал, скрыты зачатки кровожадности и то, что некоторые могли бы назвать жестокостью. В бою это выходило на поверхность. Он часто видел, как маска цивилизованности спадала с лиц многих его собратьев — воинов, чтобы не суметь распознать подобное в себе. Он не испытывал к этому отвращения, которое мог бы испытать человек, для него сие было лишь очередной занятной эмоцией, которую стоило изучить и, если быть честным, получить от неё удовольствие. «Может всё дело в порченной крови Аэнариона?» — подумал Теклис.

Он рассмеялся и был удивлён, заметив, что его смех вызвал ответные, полные страха взгляды у Сиобхейн и находящихся поблизости людей. Разумеется, они, по всей видимости, не чувствуют, как радость битвы растекается по венам. В конце концов, они не эльфы. Им не дано понять, что это значит лично для него. Он уклонился от очередного удара и опустил конец посоха на хрустнувшую обутую ногу гоблина. Мелкое существо взвыло от боли и схватилось за пальцы рукой, несколько секунд комично подпрыгивая, пока эльф не проткнул его мечом.

«Нет, — подумал он, — им не понять». В юности его дразнили Теклисом — слабаком, Теклисом — калекой, Теклисом жалким. Так продолжалось, пока он не научился придавать себе сил заклинаниями и зельями. Теперь ему дышится столь же легко, как любому иному эльфу, а единственным признаком его прежней слабости является незначительная хромота левой ноги, из — за которой он чуть менее стремителен и изящен, чем любой иной эльф. Некогда его могли одолеть такие существа. Некогда для защиты от них Теклису был нужен брат. «Больше необходимости нет, — подумал он, извлекая свой клинок из гоблина в брызгах зелёной крови, а затем делая длинный выпад, чтобы поразить следующего. — Теперь я сам могу о себе позаботиться и наслаждаюсь боем, как и должно быть».

Смех Теклиса сделался громче, и люди отвернулись. Лишь Сиобхейн сражалась рядом с ним, но даже на её лице был написан страх. Подобно вспышкам молнии, проносились в его мозгу мысли. Ему казалось, что он двигается настолько стремительно, что между ударами у него остаётся время на осмысление вечности. Это было необычно: его брат, вполне возможно наиболее смертоносный из когда — либо существовавших эльфов, был единственным из всех встреченным Теклисом эльфов, кто, казалось бы, не испытывал удовольствия от этой дикой радости боя. «Почему так получается?» — недоумевал Теклис.

— Почему так получается? — спросил Теклис у гоблина, который изрыгнул на себя последнюю трапезу, когда в брюхо ему вонзился клинок эльфа.

Тот, разумеется, по эльфийски не разумел, и глядел на Теклиса, как на сумасшедшего. В этой мысли было нечто настолько неотразимо комичное, что эльф захохотал ещё сильнее. Теклис всё ещё продолжал смеяться, когда огромная вспышка магической энергии разорвала ночь и повергла Теклиса в пучину боли.

Феликс слышал раздающийся в тумане жестокий пугающий смех. Что же это: какой — то орк хохочет над смертельной агонией своего врага или демон, призванный одним из их шаманов? Нет. Было в этом смехе что — то знакомое.

— Это эльф, человечий отпрыск, — послышался рядом голос Готрека.

Возвратным движением он рубанул атакующего орка и рассёк его пополам. Феликс прикрылся рукой, чтобы его не ослепили брызги крови, и заметил, что на него нападает другой огромный орк. От силы нанесённого существом удара у Феликса онемела рука. Он, защищаясь, отступил, проклиная тусклый свет, из — за которого было вдвойне сложно сосредоточиться на мелькающем клинке противника. Он почувствовал, как что — то продавилось под его пяткой. Он наступил на тело. Он постарался удержать равновесие и ответить орку ударом на удар, чтобы не быть оттеснённым назад и не опрокинуться на ненадёжной опоре. Он услышал удаляющиеся в тумане боевые кличи гнома.

Это была ошибка. Феликс был сильным человеком, но орк был сильнее. Его удары едва не выбили клинок из его руки. Феликс понимал, что не сможет долго выдерживать подобный стиль боя. Ему нужно воспользоваться шансом и поскорее его завершить. Феликс присел, позволив клинку орка пролететь над головой, а затем сделал прямой выпад мечом, проткнув орочье брюхо. Тварь оглушающе взревела и врезала Феликсу массивным кулаком. От силы удара перед глазами Феликса поплыли звёздочки. Боль была тошнотворной. Он откатился в одну сторону, а орк откатился в другую и исчез в тумане. Отовсюду доносились звуки боя и ужасный пронизывающий хохот.