— Кветцалли.

— Что? Что это за имя такое? Кетц… Кеца… Проклятье, мой старый язык не произнесет этого, — он поглядел на Кветцалли сверху вниз. — Я буду называть тебя Алли. Этого должно быть довольно.

— Мы остаемся. Правила! — ответила Кветцалли, не обращая внимания на то, как исковеркал ее имя его отец. — Один. Мы спать под отдельной крышей. Два. Я не есть служанка. Три. Ты уважать Володи. Если не годится, мы уходить.

— Ни одна баба не указывала мне под моей же крышей, как мне себя вести! — зарычал отец.

— Значит, сегодня начать! — решительно произнесла она и вышла из зала.

Володи тяжело оперся на цеп и с трудом перевел дух. Он весь выкупался в поту, тело покрылось золотой пшеничной пылью. Они собрали последнее зерно с полей, и уже целое утро он стоял на току, сильными ударами выколачивая зерно из колосьев. Он участвовал в обмолоте и раньше, но не припоминал, чтобы когда-либо чувствовал себя настолько усталым. Да и рана от стрелы в груди теперь разболелась сильнее. Разумно было бы дать себе отдохнуть, но зима в лесах приходила быстро, и в Трех Дубах нужны были любые способные помочь руки.

— Ну что, великий воин, уже отвык от повседневного труда, — Гриша тоже решил сделать перерыв. Старый щитоносец отца сделал глубокий глоток из своего кожаного бурдюка, брызнул немного воды на покрытую седыми волосами грудь, на которой блестели золотистые усики и обломки ножек.

— Тяжелая работа, — несколько запыхавшись, ответил Володи.

Гриша бросил ему кожаный бурдюк.

— Попей немного, помогает. Ты же знаешь, как говорят: будешь валяться после гумна на спине, не будет радости ни тебе, ни жене, — старик широко усмехнулся. — А завтра будет еще хуже. Проснешься — будет казаться, что ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой.

Володи вытер пот рукавом со лба. Несколько дней назад он был в роще духов, слушал голоса предков и оставлял за спиной души убитых. Слишком давно он не очищался. Слишком многих убитых нужно было забыть. Священнослужители убеждали его, что ему придется приходить ни один раз, чтобы полностью искупить свою вину перед убитыми. А путь к роще духов был тяжел сам по себе. Два дня он спорил по этому поводу с отцом. Старик боялся, что с ним произойдет то же самое, что с Бозидаром. Демоница напала на брата на обратном пути из рощи духов и украла у него жизнь.

«Илья просто не может осознать, что я не Бозидар, — с легким раздражением подумал Володи. — У меня иная судьба, нежели у брата. Приходится сталкиваться с совсем другими искушениями».

Он оглядел небольшую хижину, в которой поселился с Кветцалли. Она, закутавшись в шерстяное платье и одеяло, сидела на солнце. Несмотря на то что на ней была простая одежда, расставаться с украшениями она не хотела. Она поняла, что большинство друснийцев считают ее рабыней из кочевого народа ишкуцайя. О Цапоте здесь никто раньше не слышал. Их империя находилась просто слишком далеко.

Возможно, Кветцалли своими браслетами просто хотела показать, что она не рабыня. Ни одна рабыня не носит золото. Казалось, она почувствовала его взгляд. Она вдруг подняла голову, улыбнулась и помахала ему рукой. Один ее вид придал новых сил. К жизни здесь можно привыкнуть.

— Ты не оставишь нас наедине ненадолго, Гриша? — прозвучал за спиной голос отца.

Старый щитоносец поглядел на Володи умоляюще, прося не начинать новую ссору с отцом. А затем удалился в тень длинного дома.

— Мне нужно с тобой поговорить, мальчик.

Володи со вздохом повернулся. Под глазами у отца были темные круги. Его тоже иссушали их ссоры.

— Твоя жена… она пугает людей.

Володи насмешливо скривился.

— Значит, она похожа на тебя.

— Не переводи все в шутку. Одно дело если я на кого-нибудь накричу или заставлю плясать под дубинками, если нужно. А твоя жена — дело другое…

— Я прекрасно помню, как ты приказал повесить на воротах молодого Степана. Лишь за то, что он украл кувшин пшеницы для своей старой матери.

— Этот ублюдок не оставил мне выбора, — взвился отец. — Одно дело украсть четверик зерна во время уборки урожая, а другое — в начале весны, когда все голодают. Вот сядешь в мое кресло, станешь хозяином Трех Дубов, лучше станешь понимать, что я имею в виду.

— Переходи к делу. Что тебе не нравится в Кветцалли?

— Мне не нравится, что она нездешняя. Но это к делу не относится, — он снизил голос до шепота, чего обычно не делал, осенил себя знаком защитного рога. — Сегодня утром Мила видела ее. Как она зарезала этого проклятого черного петуха. Это было жутко.

— Зарезать петуха? Только потому, что он черный? — Володи громко расхохотался. — С каких пор тебя пугает суеверная болтовня баб? Что такого в том, чтобы отрубить петуху голову на рассвете?

— Если бы она так и сделала, то ничего такого. Но по рассказу Милы, она присела на корточки перед петухом и стала ждать, пока он не пришел к ней, потом вырвала сердце у него из груди и сожгла в маленькой медной жаровне за вашим домом. Мила сочла ее ведьмой и уже разнесла везде эту историю. Тяжело вам будет здесь обосноваться. Почему эта шл… твоя жена так поступает?

Володи не был уверен.

— Возможно, это для Пернатого змея…

— Змей с перьями? Это еще что такое?

— Ее девантар, — ему вспомнилось, как он лежал на алтаре, а из кровавого озера вылезло ужасное существо. — Я поговорю с ней. Пусть тщательно следит за тем, чтобы никто не видел ее ритуала, — внезапно Володи улыбнулся. Решение было гораздо проще. — Кроме того, у нас ведь был всего один черный петух. Так что больше такого не повторится.

— Великому медведю не нравится, когда в его лесах поклоняются каким-то змеям, — холодно заметил Илья. — Пусть твоя жена уразумеет это и… — На опушке леса показался отряд всадников. Отец выругался.

— Кто это такие? — Всадники направлялись прямо к хутору.

— Воины по поручению бессмертного Ивара, нашего возлюбленного правителя. И с ними Альба, сын подзаборной суки. Он советник сборщика податей нашего бессмертного. Он вносит предложения, что нужно, в какой форме собирать подати, насколько они должны быть высоки. Конечно, это лишь предложения. Он не крадет коров, не сует рук в сундуки. Это делают люди бессмертного Ивара. Они делают вид, что наш правитель собирает подати, которые мы должны платить Валесии после последнего поражения. Так соблюдается видимость.

А на самом деле все решения принимает Альба. И, несмотря на то, что он рядится в белые одежды, душа у него черная. Ему доставляет удовольствие мучить нас. Оба его сына погибли в боях за Друсну. Он не упускает ни единой возможности заставить нас расплачиваться за это. Я поговорю с ним. А ты держись от него подальше, Володи. Он мерзкий парень.

Володи даже не думал об этом.

— Есть куча людей, которые и про меня говорят, будто я — мерзкий парень. Встретиться с Альбой будет интересно.

— Говорить буду я! — решительно произнес Илья. — А ты будешь стоять рядом и держать рот на замке. Попытайся быть хоть немного похожим на своего брата, Бозидара.

«Я должен быть похожим на пускающего слюни старика», — подумал Володи и тут же устыдился. Бозидар ведь не виноват в том, что их старый отец все равно видит в нем любимчика.

Илья пошел к воротам палисада впереди него. Всадники уже въехали на территорию хутора до того, как он успел преградить им путь. Альбу сопровождали трое воинов, каждый из них вел в поводу вьючную лошадь.

«Мародеры», — была первая мысль Володи.

Таких людей он посылал, чтобы обеспечить своих людей провиантом во время налета на тайные кузни Лувии. В стене щитов они не постоят за соседа. Они хитры, сражаются только тогда, когда чувствуют себя сильнее или могут застать противника врасплох, а если натыкаются на серьезное сопротивление, очень быстро уходят. Эти трое были одеты в пластинчатые бронзовые доспехи. Ухаживали за доспехами плохо. Между отдельными бронзовыми пластинками виднелась патина и грязь. Пугать детей и стариков — самое то. На него они впечатления не произвели.