— Это ты, Валя?

— Нина! — вскрикнул он. — Ниночка… Что же с тобой сделали?!

— Ничего… Мне не больно… Валя, Вася ни в чем не виноват. Он скоро придет. Он очень хороший инструктор…

Валентин понял, что Нина бредит, и ему стало страшно. Он почувствовал себя таким беспомощным, что чуть не расплакался. Дрожащей рукой гладил ее волосы, целовал ее в глаза… Потом его увели. Словно сквозь сон он видел врачей и медицинских сестер в белых халатах. Лица у всех строгие, торжественные. В садике перед госпиталем его познакомили с черной нерусской девушкой, и Бережко что-то объяснял: Нина, Джамиле, Дремов… Еще он говорил о Клавочке Лагутиной, которая тоже почему-то лежала в госпитале; мелькнула фамилия Янковских. Но смысла слов Валентин не улавливал. Все было как во сне. Он не знает, сколько времени пробыл в садике перед госпиталем. Запомнилось только, что когда его снова позвали, солнце было красным, тревожным.

К нему вышел весь белый старик хирург. Он взглянул на Валентина темными ввалившимися глазами из-под нависших седых бровей и, молча пропустив его вперед, проводил до палаты. Палата была розовой от закатных лучей. Ветер качал за окном ветви с пожелтевшей листвой, и на стены падали зловещие тени. Нина лежала в палате одна. Валентин упал на колени у ее изголовья, и она посмотрела ему в глаза.

— Вот видишь. Валя, — сказала она глухим голосом, — как все получилось… К чему я теперь? Ты лучше не думай обо мне…

— Нина, Ниночка, — горячо заговорил он. — Ты поправишься! Ты снова будешь летать! А я… я все время буду думать о тебе. Слышишь, Нина?!

Но она уже не слышала. Сознание ее помутилось, взор потускнел, веки медленно опустились…

После отъезда Валентина к командиру с просьбой об отпуске пришел Санька Шумов. Ему очень хотелось поехать вместе с Валентином, но он боялся, что двоих командир не отпустит. В нем было очень сильно чувство товарищества, и он в любую минуту готов был поступиться личным интересом в пользу друга. «Пусть сначала Валяш отпросится, — думал он, — а уж потом я… Если меня не отпустят, беда невелика, а у него невеста».

На этот раз его опасения оказались напрасными. Командир, выслушав его, спросил:

— Что же вместе с Высоковым не приходил? Вам ведь по пути. Вдвоем было бы веселее.

— Сказать откровенно, товарищ майор, я боялся, вдруг двоих сразу не отпустите…

— Ишь ты! Мне говорили, у вас там очень хорошая девушка?

— Так точно, — подтвердил Санька. — Очень хорошая.

— И говорят, такая рассудительная, что вы не смогли убедить ее в серьезности своих чувств?

Санька сбычился и ничего не сказал.

— Ну, ну, не сердитесь, — утешил его командир. — Желаю вам счастливой встречи.

Вернувшись к себе, Санька вынул из чемодана парадную шерстяную гимнастерку и задумался: какие прицепить погоны, парчовые или фронтовые? Парчовые, конечно, красивее, зато фронтовые… Уж одно слово — фронтовые! Подумав, Санька вздохнул и с явным сожалением спрятал парчовые в чемодан. Зое, конечно, больше понравятся фронтовые.

Санька уже окончательно собрался уходить, как дневальный объявил:

— Выпускники, срочно к командиру!

В первый момент Санька хотел побыстрее удрать из казармы. Ведь, в сущности, он уже отпущен. Не размышляй он тут над погонами, и был бы уже на вокзале и не слышал бы этой команды. Полтора года назад он, разумеется, поспешил бы в таких обстоятельствах покинуть казарму, но сейчас он смотрел на вещи уже по-другому. Преодолев искушение, он отправился в штаб эскадрильи вместе со всеми выпускниками.

— Прошу садиться, товарищи офицеры, — пригласил их командир.

У многих зарделись щеки: они еще не освоились с офицерским званием.

— Мной получена телеграмма, — начал командир. — Капитан госбезопасности Джаниев просит выделить из числа личного состава подчиненных мне людей группу товарищей ему в помощь. С минуты на минуту Джаниев должен прибыть к нам на самолете. Коротко поясню положение. Не исключена возможность, что через наш район будут проходить нарушители. Я уверен, что вы приложите все силы и с честью выполните задание. Почему я потревожил именно выпускников? У курсантов завтра полеты, а вы знаете цену каждому летному дню…

— Да что там говорить, товарищ командир! — раздалось с мест. — Все ясно!

Командир поднял руку.

— Сейчас, товарищи, — в казарму. Взять оружие, получить патроны и ждать дальнейших распоряжений. — Сказав все это, он повернулся к Саньке и добавил: — Вас, товарищ Шумов, я не задерживаю.

— Слушаюсь, товарищ майор, — обрадовался Санька и направился к воротам гарнизона.

Он был уверен в несерьезности предстоящего дела. «Опять, наверно, спекулянтов ловить, — успокаивал он себя. — Не велика важность, и без меня справятся».

Уже выходя за ворота, он услыхал шум мотора — над крышами городка пронесся на посадку двухместный самолет. Санька постоял немного, потом махнул рукой и решительно зашагал обратно в гарнизон.

Через несколько минут капитан Джаниев собрал выпускников в отдельной комнате и объяснил задачу:

— Товарищи офицеры! Разоблачена группа шпионов и диверсантов. Часть из них бежала. Причем бежали самые матерые. Есть предположение, что они будут переходить границу в районе вашего базирования. Вы должны оказать нам помощь в задержании преступников. Одновременно с вами эту задачу будут выполнять пограничники.

— Товарищ капитан, разрешите вопрос? — это Санька. — Вы сказали: «шпионы и диверсанты». Это настоящие или так себе, вроде спекулянтов, как в прошлый раз?

Капитан серьезно взглянул на Саньку и сказал:

— К сожалению, товарищ младший лейтенант, это не спекулянты, а самые опытные шпионы и диверсанты. Они погубили одного из лучших инструкторов летной школы, лейтенанта Соколову…

Выпускники зашумели. Среди них было много бывших воспитанников этой школы, а остальные знали Нину по рассказам товарищей и по ее последнему посещению их гарнизона.

Санька больше не сомневался и молча пошел за карабином. Прихромал Кузьмич. Он теперь работал писарем в штабе и был в курсе событий.

— Товарищ майор, — попросил он командира, — разрешите мне отправиться вместе с товарищами?

— Куда вам! — возразил командир.

— Я диверсанта не догоню, так пуля догонит. Я ведь охотник, товарищ майор!

Кузьмич был включен в команду.

Капитан разделил команду на ряд небольших групп. Санька попал на одну машину со Всеволодом, Валико и Кузьмичом. На грузовике было еще человек двенадцать. Всех разбили по тройкам, в каждой назначили старшего. Разумеется, наши друзья оказались в одной тройке. Старшим был назначен Валико. Машина долго шла у подножья гор. Временами она останавливалась, и очередные три человека уходили в горы. Пришел черед и тройки Валико. Санька было заспешил, но Валико попридержал его:

— Не спеши, коза, в лес, все волки твои будут.

— О! Не успели его старшим назначить, а он уже власть показывает! — рассердился Санька.

— Не шуми, — успокоил его Кузьмич. — Валико горный человек и знает, что надо делать.

— Ясно, ты за него! Хромой, вот и заступаешься. Сидел бы дома!

— Да я, Саня, и хромой дальше тебя уйду, — уверенно сказал Кузьмич.

Преодолели предгорья и вышли в тень узкого глубокого ущелья с бурным, пенистым потоком. Здесь было велено ждать. Выбрали место, откуда лучше просматривались подходы к ущелью: у самой тропы небольшая возвышенность, поросшая кустарником. Из-за кустов прекрасно все видно, а их заметить очень трудно. Кузьмич определил на глаз расстояния до отдельных поворотов тропинки и, передвигая прицельный хомутик на рамке прицела, брал на мушку воображаемые цели. Ногу он все-таки натрудил и с досадой признался:

— Бегать мне, однако, не придется, ноет мое «копыто».

Оставив Кузьмича и Саньку на выбранном наблюдательном пункте, Валико прошел больше чем на километр в глубь ущелья. Тропа сначала шла у самой речки, бегущей по дну ущелья, потом уходила вверх и шла по узкому карнизу скалы на высоте пятидесяти-шестидесяти метров. Отсюда было страшно смотреть на летящую пену и черные обломки скал, торчащие из потока, как зубы какого-то чудовища.