Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Полюбовавшись на красивую этикетку с золотистым узором, Лагутин спрятал обе бутылки под матрас и объяснил:

— Выпьем попозже. Мне хочется сначала поговорить… Слушай, Боря, я очень и очень виноват перед тобой. Помнишь, как я нехорошо относился к тебе в школе?..

— Не надо, Николай, — остановил его Борис. — Скажу тебе прямо: в то время я другого отношения к себе и не заслуживал.

— Нет, Боря, это не так…

Минут двадцать они разбирали свои отношения в школе, стараясь извинить друг друга и взять вину прошлых промахов на себя. Потом Лагутин задал Борису вопрос, который, видимо, его особенно волновал:

— Боря, ты был с Шумовым в близких отношениях, скажи…

Борис горячо перебил его:

— Даю тебе честное слово, Николай, что между ними ничего серьезного не было. Они просто дураки… Прости, что я так про твою супругу, но…

— Просто дураки! — с удовольствием повторил Николай.

— Не дураки, так романтики, — попробовал смягчить свои слова Борис.

— Глупые романтики, — согласился Лагутин. — Ну, давай закурим.

Закурили.

— А теперь я тебе покажу последнюю фотографию Клавочки. На днях получил. Вот, погляди…

Клавочка попала в кадр фотопулемета. Ее смазливое личико с любопытством выглядывало через перекрестие тонких полосок и черточек упреждения.

— Это ее Бережко сфотографировал, — пояснил Лагутин. — Она была на стоянке, а тот сидел в кабине и посоветовал ей заглянуть в объектив. Она стала разглядывать, что это за стеклышко, а он нажал на кнопку, и вот, пожалуйста…

— Оригинально! — сказал Борис, возвращая фотографию.

— Ну что ж, начнем, пожалуй, — торжественно пропел Лагутин. — Сейчас я позову еще одного… гм, нашего общего знакомого. Ты не против?

— О ком ты говоришь?

— Минутку терпения! — Лагутин исчез за дверью и вскоре вернулся в сопровождении… Дятлова.

— Товарищ бригадный комиссар! — воскликнул Борис и бросился ему навстречу. Они обнялись.

— Здравствуй, Борис, здравствуй, только теперь, дорогой, это звание устарело: я уже не бригадный комиссар, а генерал… Ну, а в этой сугубо не боевой обстановке — просто Димитрий Васильевич…

Борис охнул.

— Товарищ генерал…

Дятлов дружески похлопал его по плечу.

— Сиди, сиди, Боря. Тут я такой же больной, как и ты. Распечатывай, что там у тебя на тумбочке. Попируем.

— Товарищ генерал, а вы тут… — Борис поискал слово. — Вы ранены?

Дятлов присел на кровать Лагутина.

— Эшелон под бомбежку попал, ну, а осколки ни с возрастом, ни с чинами не считаются. Но сейчас, как видишь, я уже на ногах. Скоро надеюсь вернуться в строй.

Выпили. Разговор стал более оживленным и непринужденным. Лагутин спросил, как поживает Усач, и Борис рассказал:

— Недавно наш Юсупыч за все подначки Усачу отомстил. Вот послушайте, какую историю он про него рассказал. «Вышел, — говорит, — наш Усач в один из первых боевых полетов. В строю держался еще плохо и разминулся с ведущим. Патрулирует над объектом в единственном числе, носится метеором и вокруг себя ничего не видит. А противник зашел ему в хвост. Усач понял это только тогда, когда по его крыльям пули забарабанили. И тут он совершил такой маневр, которого и сам потом объяснить не мог. Из-под обстрела ушел, высунулся из-за бронеспинки и видит: какой-то санитарный самолет к нему прибивается. Все как надо: на фюзеляже большой крест, а что крест черный, нашему Усачу невдомек. Он доворачивает на него, а «санитарный» как «чихнет» из всех точек и чуть Усача к земле не послал. Оказывается, это самый настоящий «мессер».

— Где же Юсупов эту историю раскопал? — спросил Лагутин. — Два-ноль в его пользу! Ну, а как Усач на это?

— Полчаса гонялся за рассказчиком вокруг капонира, и если бы не случилась команда «в бой», наверняка намял бы ему бока. А бой их помирил. Вдвоем они завалили «юнкерса».

— А что, Борис, — спросил Дятлов, — пишут тебе твои школьные друзья?

— Пишут. Причем новости, надо сказать, очень серьезные.

— Что же там?

Борис пересказал содержание письма, которое он получил недавно от Саньки. Санька подробно передавал рассказ Нины Соколовой о вспышке аварийности в школе. Вскользь упомянул и о знакомстве Баринского с домом Янковских.

Дятлов заметил, что Борис при этом сильно смутился, и подумал: «В чем тут дело?» А когда они, распрощавшись с Лагутиным, вышли в коридор, спросил:

— Скажи, Борис, а что ты сам думаешь об этих авариях?

Борис долго молчал. Прошли в сад, сели на скамейку.

— Ну? — уже строго спросил Дятлов.

И Борис рассказал о странном совпадении своего разговора с Фаиной Янковской с нападением на пост, который случайно охранял не он, а Высоков. По мере того как он говорил, лицо Дятлова все более суровело. Да и сам Борис с каждым своим словом все яснее осознавал серьезность этого совпадения. Прежде ему казалось это глупой случайностью, а теперь, рассказывая, он вдруг понял, что тут прямая цепочка к авариям, о которых сообщал в письме Санька.

Когда он кончил, Дятлов поднял на него тяжелый взгляд с укором, и Борису стало не по себе.

— Какой же ты был в то время… — начал генерал и остановился, подыскивая нужное слово. Слово, видимо, не нашлось, и он, скользнув взглядом по планкам боевых наград на груди молодого летчика, крякнул.

Помолчали, и генерал уже другим тоном заговорил снова:

— Но ты, брат, нос не вешай. Тебе еще долго воевать придется. Все, что ты мне рассказал, может быть и простым совпадением, однако… Чует мое сердце, что это не так. Ну, не волнуйся. Я напишу куда надо. А ты воюй как можно лучше.

— Да я, товарищ бригадный… я, товарищ генерал, так буду драться, так… Если где не хватит умения — душой возьму!

2

Наконец-то капитану Джаниеву попала в руки ниточка, которую он так долго искал! Письмо генерал-майора Дятлова с подробным изложением рассказа бывшего курсанта школы пилотов Капустина подтверждало давние подозрения капитана. Обстановка на фронте позволяла теперь навести более точные и подробные справки о Фаине. Между партизанскими отрядами Белоруссии и Большой землей ныне действовала надежная авиасвязь…

Зину Коваленко — ту самую, которая заходила к Фаине в день эвакуации, вызвал командир партизанского отряда.

— Опять твоей подружкой Большая земля интересуется, — начал командир и подтолкнул Зину к незнакомому молодому человеку в полувоенном костюме. — Вот поговори с ним. Видно, твоя Фаина стала какой-то знаменитостью…

— Я уже знаю, товарищ Коваленко, что вы хорошо знакомы с Фаиной Янковской, — начал приезжий, когда они остались одни, — поэтому попрошу вас рассказать о ней как можно подробней.

Зина рассказала, что когда ей удалось пробраться в занятый немцами город, она искала Фаину и не нашла ее.

— Мне очень хотелось найти ее и втянуть в наше дело, — пояснила Зина. — У ней было одно золотое качество: она умела молчать. А такие люди нам вот как нужны! Стала я выяснять, куда же девалась Фаина, и узнала, что ее вызвал к себе дядя, на которого она не надеялась. Он, видать, большая шишка в Средней Азии, так как в день эвакуации по его телеграмме за Фаиной приезжали на легковой машине.

— Вы говорите, — спросил молодой человек, — что Фаина имела замкнутый характер? Ну, а как она с парнями?

Зина фыркнула:

— Какие там парни! Она и с виду-то была так себе, да и молчунья. Одним словом, скучища смертная.

— Ну, а эту девушку вы когда-нибудь знали? — молодой человек подал Зине хорошо отпечатанную фотографию.

Зина увидела красивое лицо молодой женщины с прищуренными глазами и с иронической улыбкой на крашеных губах.

— Ой, какая красивая! — невольно вырвалось у Зины. — Нет, такую не знаю, — разочарованно сказала она, возвращая фотографию.

— А посмотрите как можно внимательнее, — настаивал молодой человек.

Зина снова взяла фотографию.

— Не знаю. Не было у нас такой. Не видела.

— Ни на кого она не похожа из ваших знакомых?

52
{"b":"543833","o":1}