Рим, после завоевания Македонии, сумел в полной мере добавить в их лица и жизни новые черты — черты трагизма. Разделенная на части Македония полностью зависела от великой империи. Вечная борьба с варварскими племенами из-за Дуная, выгодная империи, истощила македонцев и привела к вырождению народа. Император Тиберий[31], ныне правивший в Риме, довел черное дело народной гибели до логического конца.
Когда римлянам в Германии не осталось кого и побеждать, кроме народа маркоманнов под предводительством Марабода, империя сжалась перед последним броском, готовясь нанести решающий, смертельный удар. Стянутые из Паннонии[32] и Далмации[33] войска были сосредоточены в городе Карнунте[34]. Построенные из бревен и земли крепости германцев не выдержали бы ударов римских осадных орудий. Не спасла бы ни прославленная храбрость варваров, ни их готовность умереть. И даже прекрасная подготовка сил Марабода, которые он довел постоянными учениями до уровня римского войска.
Спасение германцам пришло свыше. Когда до владений Марабода оставалось пять суточных переходов, Тиберий вынужден был остановить войска и срочно повернуть обратно. В Паннонии и Далмации началось восстание, вскоре охватившее весь полуостров. Римлянам стало не до завоеваний. Их истребили в Паннонии, выбили из Далмации — и всего за несколько дней. Вскоре мятежники вторглись и в Македонию. К восстанию присоединилась часть местной знати, мечтавшая о былом величии и блеске македонской державы.
Завязалась война, и это была война самая тяжелая из всех, что вел Рим со времен противостояния Ганнибалу. Восставшим удалось собрать до двухсот тысяч пехотинцев и до девяти тысяч всадников.
Октавиан Август в очередной раз напряг силы империи. И дал Тиберию огромную армию — пятнадцать легионов, и большое число вспомогательных войск. Три года шла война. Медленно, но последовательно, проливая немало римской, а ещё больше не римской крови, Тиберий привел к покорности мятежные провинции.
Увы, бедствия не обошли стороной художника, что теперь выполнял свою работу в доме Ливии. Напротив, они ворвались в его когда-то счастливую жизнь неумолимо и жестоко, разрушив всё, чем он жил.
Филипп — так звали художника — не мог простить себе того, что случилось. Вот уже более пятнадцати лет прошли с того дня, когда он уехал, оставив дома молодую жену и годовалого сына на ее руках. Она волновалась о нем. Лишь о своем муже, которого любила безумно, со всей пылкостью первой, разделенной и счастливой любви, увенчавшейся так недавно рождением сына.
— Ты далёк от жестокостей, Филипп, — говорила она ему. — Ты живешь в своем мире, где камень и резец — самое главное. Твой мир прекрасен, не спорю. А вокруг столько зла. С началом мятежа мы оказались в чудовищном мире страстей, где проливают людскую кровь. Так, словно это вода из нашего озера. Мы не относимся ни к одной из воюющих сторон, но не принадлежим и к той части знати, которой, как всегда, ничего не сделается в этом водовороте. Не уезжай. Всякое может быть в пути, тогда как в доме мы в безопасности. Мне кажется, когда мы вдвоем, тебе ничто не угрожает. Я боюсь за тебя…
— Ты рассуждаешь, как истинная женщина, — отвечал ей Филипп. Я, хоть и живу в своем мире, все-таки не потерял рассудка. Чем ты сможешь помочь мне? В недобрый час я оставил сардоникс в доме отца. Он послужил бы нам настоящей защитой от легионеров, когда они станут распинать невинных вдоль дорог. Сколько раз говорил мне отец — держи талисман в доме, при себе, при ребенке. Он спас немало жизней в нашем роду, да и работа в отдалении от него не ладится, я ведь чувствую…
— Не камень, не этот холодный осколок бело-красного цвета — главное в нашей жизни, милый. Главное — наша любовь, верь в неё. Останься, — упрашивала его жена.
Не упросила. Он уехал в столицу, будучи уверен в необходимости привезти сардоникс. А когда вернулся — трое суток лежал на пороге своего дома без чувств и без мыслей. Талисман отвел беду лишь от него. Римляне поверили в полную непричастность Филиппа к восстанию. Несмотря на наветы недругов, несмотря на его отсутствие в городе, которое само по себе могло послужить обвинением в принадлежности к одной из тех группировок сражающихся, что были разбиты легионерами.
Но жена и сын были увезены в Рим в качестве пленников. Позже он узнал об их судьбе. Уже тогда Филипп был известен своей тонкой работой по камню и почитаем знатоками. В том числе и в римском высшем обществе. Для него было сделано всё, что возможно. Несмотря на мятеж, продолжавшуюся войну, расстояния. Только он всё равно опоздал, и черная весть обрушилась на него, похоронив все надежды. Всё, чем он жил до сих пор. Он выл, и бился головой об стену, и кусал запястья, и даже рычал волком. Всё было легче… Слишком уж мучительна была для него мысль об их смерти. Все закончилось быстро. Мальчик не вынес тягот пути. Жена не вынесла его гибели. Она выбрала нож — как только сумела! Филипп всегда считал ее такой слабой, такой нежной и пугливой. Она боялась крови и теряла сознание, порезав палец на руке… Их нет больше. Они ушли за месяц до того, как он сумел протянуть им руку помощи. Но самого Филиппа талисман хранил, и он выжил.
Впрочем, дело не в сардониксе. Он выжил потому, что был одержим местью.
Филипп, не глядя, потрогал камень, ощутил кожей пальцев рисунок. Что смотреть, он и так знает каждую щербинку, каждый уступ. Белый сардоникс с вкраплением багровых пятен. Как ее кровь багровых!
Первый ряд фигур он уже выточил. Самый нижний. Пленные, умоляющие императора о пощаде. Он ласково провел рукой по её лицу. Да, это хорошо знакомый ему овал. Волосы, скреплённые повязкой. Лучше не вспоминать, как он любил их гладкий шёлк. А ещё, в минуту страсти, властно держать её за эту шелковистую копну, закидывая голову жены назад… Нет, лучше не надо об этом! Он сделал её центральной фигурой своей композиции. Те, что будут вверху, только кажутся важными. Они — на её крови и слезах…
Малыша она держит на коленях. Последний её взгляд, всё лучшее в ней устремлены к мальчику. Что же, он, Филипп, не в обиде, он ведь потерял её, дал обоим уйти…
Тиберий, с его властным лицом, император Тиберий будет возвышаться над ней! Неприветливый в обращении император, внушающий страх всем соприкасающимся с ним. Не делающий различия между посторонними и близкими, между тем, что случилось недавно и тем, что стёрлось в памяти за давностью лет, падкий на скорую расправу Тиберий… Будь проклят, император!
А ещё выше, над всеми, Август Октавиан. Прямо под ним — эти бесстыжие, развратные женщины, патрицианки, кичащиеся своей знатной кровью и прославленные жестокостью. С их любовью к цирковым зрелищам, кровавым оргиям и прочим низменным забавам. Все они цветут на крови своих жертв. Мерзкие твари, будьте и вы прокляты!
Он долго ждал своего часа. Он работал. И ждал, ждал. Вызов в Рим пришел несколько месяцев назад. Заказ на камею, которой не будет равных! Заказ — подарок императору Тиберию, а значит, он получит сардоникс себе на беду, всё-таки получит. Выбор материала заказчик — а это сам могущественный сотоварищ Тиберия-убийцы, Элий Сеян, — предоставляет художнику, и готов оплатить его, если сочтёт выбор достойным. Боги не отвернулись от Филиппа окончательно, они дают надежду. Да сбудется предсказание учителя-индийца!
5. Камень сардоникс
Старая восточная легенда рассказывает, что благородные камни — творение сатаны. Заметив, как радостно любуется Ева пестрыми цветами в райских садах, искуситель придумал камни, дав им чудесные краски. Дабы пробуждать в людских сердцах соблазн и алчность.
С благородными камнями связано много других верований. Говорят, сапфир защищает от клеветы, бирюза помогает влюбленным, янтарь предохраняет от дурного глаза, рубин дарит взаимность в чувствах, сардоникс уберегает от неверности и лжи… Да мало ли ещё свойств приписали люди этим источникам чарующего света и цвета!
