IV Форма должна быть достойна в ней сказанной мысли. Может только художник представить нам мысль тако<во>ю. Чтобы доступное гению сделалось тоже доступно Темной толпе, не унизив значение мысли великой. 21 января 1894 Феодосия «Не знаю, право, где я видел…» Не знаю, право, где я видел Этот печальный взгляд очей – Глубокий, вдумчивый, прекрасный, Как даль безбрежная морей. Не знаю, право, где я видел Эту улыбку на устах – Как будто бледный луч заката На солнцем выжженных горах. Лица ее совсем не помню, А всё улыбка, грустный взгляд Меня повсюду провожают, За мной внимательно следят. И кто она – не знаю тоже, Но если только встречусь с ней, Я средь толпы ее узнаю По взгляду вдумчивых очей. 30 января 1894 Феодосия Фантазия Утомленный жизненной борьбою, Потерявший веру в идеал, Без любви, без счастья, без надежды, Ничего я в жизни не искал. Жизнь катилася, пуста, однообразна, Сер и вял вставал пройденный мною путь, На душе и в сердце было пусто И хотелось только лечь и отдохнуть. И печальный, грустный, тихо я влачился. Без борьбы смиряясь пред своей судьбой, Но как Божий вестник, ты ко мне явилась, Встала укоризной ты передо мной. И в груди разбитой вновь воскресли силы, Вспомнились надежды, первая любовь, Верой в идеалы, верой новой светлой Взволновалась вспыхнувшая кровь. И я вновь пошел дорогою своею, Полный новой силы, с гордой головой, С новою надеждой, с новою любовью, Не склоняясь больше робко пред судьбой. 30 января 1894 Феодосия «Далеко за полночь длился спор горячий…» Далеко за полночь длился спор горячий, И лились потоки пламенных речей; Верой и восторгом, светлым упованьем Озарялись лица споривших гостей. Спорили так страстно, с верой беззаветной, С верой в идеалы, в правду и любовь, Смело и свободно, с силой убежденья Их слова лилися, возбуждая кровь. Утомленный спором, жаркими речами, С воспаленной жаром головой, На балкон из комнаты я вышел; Чудною прохладой, влажной и немой, На меня пахнула тихо ночь, лаская. Зашелестел ветвями темный старый сад, Весь облитый светлым месяца сияньем. И повеял фиалки тонкий аромат. Ветерком тихонько мне в лицо пахнуло, Всюду нега ночи, всюду тишина… <Февраль 1894>
К К. П<онса>р I Средь толпы предо мной Промелькнула она, Как осенней порой Луч блестящего дня. Я успел разглядеть Только облик лица, Но хотел бы смотреть Без конца, без конца! И хотел бы прижать Ее страстно к груди, Целовать, целовать В беззаветной любви. Ей хотел бы сказать, Пока стало бы сил, И любить и любить, Как никто не любил! 4 апреля <1894> Феодосия II Средь широкого залива В тихом трепете волны Чудно блещут переливы, Блещут отблески луны. И мерещится невольно Всё любовь, любовь везде, И так сладко и так больно В этой чудной тишине. Спит земля кругом и море, Спят долины, горы спят. Только там, вдали в просторе Что-то волны говорят. И чрез горы и долины Так и хочется всё мне Крикнуть имя Клементины В этой мертвой тишине. 8 апреля <1894> Феодосия «Бело небо. Бело море…» Бело небо. Бело море. Очертанья сизых гор Тонут медленно в просторе, И напрасно ищет взор Между небом и водою Чуть заметную черту; Надо мной и подо мною Всё слилося лишь в одну, Без границ и очертанья Массу белую воды, А кругом царит молчанье Непробудной тишины. 16 апреля 1894 Коктебель Света! Света! «Lichl! Licht! Mehr Licht!» Goethe Беззащитный, безответный, О народ несчастный мой! Неприглядный, безотрадный Мрак нависнул над тобой! Света! Света! Больше света! Где найти в тумане свет? Нужно знанья – знанья нету; Нужно силы – силы нет! Нужно выбраться скорее Из сгущающейся тьмы. Всё страшнее, всё темнее Этот сумрак. Гибнем мы! Кто найдется, отзовется, Кто нам силы в грудь вольет, Кто укажет свет и скажет: «Вот он виден». Русь, вперед! Света! Света! Больше света! Братья! Двинемся вперед. Наше слово в жизни снова Свет и знанье принесет! 5 мая 1894 |
