Настоятель меня к мудрецу нашему, монастырскому послал. Тот так объяснил: "Ветхий завет - для того, что бы люди знали, как тяжело и горестно было всем до Спасителя. Что жили люди, только заповедям повинуясь, от того и не были низвергнуты в небытие. Спаситель же, спас всех, и завещал своими чувствами управлять. Любить всех. Как только станешь всех любить, так глаза твои и откроются. Заповеди - для не способных понять этого".

- Как же чувствами управлять? Как можно заставить себя полюбить кого-то? Ведь это свыше. - Сергею Сергеевичу было интересно, говорить с выгнанным из монастыря монахом. Солнце уже светило во всю. Акыны выползали из своих ночных пристанищ, и что бы им не мешать, новые знакомые отошли подальше от шумного собрания. Сидя на крутом Волжском берегу, они вели не торопливую беседу.

- Старец наш так объяснил: "Рождается дитя, и много страданий матери приносит. Но она, не смотря на принесенную ей боль, любит свое дитя с самого его рождения. От него толка ни какого. Одни не удобства. А она рада и бросает все радости былые ради этого создания. Мучается, к примеру тот животиком. Она положит его на колени, гладит его. То возьмет да и обгадит ее. А ей радость - у ребеночка боль прошла".

- Это как раз из области - любовь свыше. Да и ребенок, все же родное существо.

- И я так же ответил. На это старец другой пример привел. Заводят некоторые собак. Возьмут кутенка. Он им и мебель грызет, обувь, одежду портит, спать не дает, гадит везде. А они его на прогулки водят, вкусности разные покупают, себе в развлечения иной раз отказывают. Любят это бессловесное создание.

- Это тоже предрасположенность должна быть. Я животных не люблю, заводить их не буду.

- В каждом есть к кому-то предрасположенность. Ее надо только развить и через понимание этого возлюбить все на земле - и людей, и животных, и букашку последнюю, и сам воздух.

- Ты это понял. За что же тебя выгнали?

- Начал я в других своих сомнениях теребить старца. За что дети страдают? Старец мне: " Боль матери доставил - значит грешен". Я ему - то по воле божьей. Бог так велел: "Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей".

- А он что?

- Плюнул на землю.

- Наверное правильно. Все с болью рожают. Зря ты ему задвинул про роды.

- Не все. Кенгуру без боли родит.

- Да?

- Да.

- Ну, что дальше.

- Дальше... В монастыре жизнь не сахар, а многие не по вере туда пошли, особенно молодежь. От армии скрывались. Берут всех, только с начало послушники. Послушание - труд не легкий. Вставать рано, ложиться поздно. Монахи, те больше молятся, а послушники больше работают. Я и спрашиваю: "Почему так? Получается одни и на себя и на других работают, а другие только душу спасают, за чужой счет?"

- Как за чужой счет?

- Когда молитву творишь, то как бы к Богу ближе становишься. Чем больше - тем ближе. Вот и выходит, что в то время, пока один другому рясу стирает, этот другой грехи замаливает.

- Старец как отреагировал?

- Пошел к настоятелю. Меня и выгнали.

- Как же ты с такими мыслями в монастырь попал?

- Матушка была богомольная. Когда умирала, завещала идти в монастырь. Я и пошел. "Почитай отца твоего и мать твою".

Сергей Сергеевич представил детство Тихона. Скорее всего, тот был изгоем детского общества. Мать, подвязанная платком, с опущенными глазами. Тихон, стоящий рядом с ней в церкви. Клички: "Попенок" или "Исусик". Разбирательства на классных занятиях. Сейчас почти все в церковь ходят. Вроде бы нормально. А тогда... Верить в Бога - быть чуть ли не дурачком. Хотя, Тихон был наверняка умнее многих материалистов, которые не искали изъянов в теории Дарвина, заучивая наизусть преподносимые им как истины теории.

- Ну а вообще, как жизнь монастырская?

Тихон пожал плечами.

- Обыкновенно. Там то же люди живут, а не святые угодники. И не равенства, и греховности и там хватает. Те, что от службы отлынивали, про монахов вообще были не высокого мнения. Я сам не замечал, а они такие гадости про них рассказывали.

- Какие?

- Что в пост - колбасу едят; о настоятеле плохо отзываются, на его место некоторые метят и всякие письма митрополиту пишут; один прихожанку молодую совратил. А про двоих говорили, будто в содомском грехе живут.

- А на самом деле?...

- Точно не скажу, только одного, особенно богомольного и больше всех настоятелем не довольного, в другой монастырь перевели. До меня были случаи, когда монахов выгоняли, за что не знаю. Несколько послушников сами ушли. Человек он и в монастыре человек. Я так понял, сколько не молись - лучше не станешь. Одной молитвой душу не очистишь. Нужно еще что-то делать. Как в писании сказано: "по делам их узнаете...".

- Теперь куда идешь? - Спросил Сергей Тихона.

- Где-нибудь в деревне найду фермера. Буду жить у него. Еда и крыша над головой будут.

- А ты акын? - поинтересовался Тихон.

- Да нет. - Под воздействием сиюминутного чувства сородства, отринутых обществом, людей, Сергей рассказал своему новому знакомому: и о приходе вестника из далекой Тувы; о миссии которую он должен выполнить; о разводе с женой; об убийстве в поезде, о побеге из комфортабельной тюрьмы. Рассказал и о спасителе, которого послал выходец из горного края, утаив только, что тот работает в ФСБ.

- Пошли с нами?

- Куда?

- В Туву.

- Пошли.

Объединенные одной целью, они присоединились к обществу.

На следующий день Табуреткин, в сопровождении Тихона, отправился на встречу с майором.

- Кто такой? - спросил Владимир Петрович, Сергея, указывая на стоявшего поодаль Тихона.

- Попутчик наш.

- Зачем? Откуда он взялся?

- Здесь познакомились. Это бывший монах. Его из монастыря выгнали. Ему идти не куда.

- Про меня не рассказывал?

- Сказал.

-?

- Только, что Вас послал Кужугет.

- Это хорошо. Как звать не говорил?

- Нет.

- Не правиться он мне, что-то...

- Нас двоих ищут, а здесь трое. Для конспирации хорошо.

Владимир Петрович не нашел, что возразить. Оценив бывшего монаха, решил, что может пригодиться: вдруг минное поле - можно первым послать, пойдет...

- Ладно.

Майор подошел к Тихону.

- Владимир Петрович.

- Тихон.

- Ну что друзья. Сегодня эта бадяга закрывается. Здесь будет пусто. Завтра в путь. - Он обратился к попутчикам, взяв на себя обязанности руководителя экспедиции.

Табуреткин и Тихон не возражали. Они были согласны не думать о проблемах быта, и потому рады, что административные проблемы взял на себя господин Андреев.

Проведя день в обществе акынов, к ночи они уединились в лесу, в ожидании утра и новых свершений.

У костра сидели трое мужчин: бывший майор Владимир Петрович Андреев, а ныне путешественник; бывший мирянин Павел Викторович Меньшиков, а ныне отрок Тихон; бывший офисный работник Сергей Сергеевич Табуреткин, а ныне Пророк и Учитель Табу Ре Ткин. Огонь горел, высоко в небе мерцали звезды. Вокруг ни кого не было. Теплая ночь умиротворяла. Было хорошо и спокойно. Молчали, глядя на догорающие угли.

Послышались чьи-то шаги, легкие и уверенные. Они становились все ближе и ближе. Вскоре, в свете огня возникла женщина.

- Привет акыны.

- И Вам доброй ночи,- ответил вежливый отрок Тихон, - присаживайтесь.

- Спасибо. У Вас поесть есть чего?

Бывший майор достал из сумки хлеба и колбасы. Протянул незнакомке.

- А попить не нальете?

- Только чаю.

- Я о нем и спрашивала.

Женщина ела. Все молчали. Своим появлением, она не разрушила таинство момента, даже стала как бы недостающем звеном их мирка. Трое мужчин почувствовали это одновременно.

Пришедшая была дамой. Это чувствовалось в ее слегка хрипловатом голосе и какой-то энергетике. Определить возраст не представлялось возможным из-за темноты вокруг, хотя все отметили стройности фигуры.